Хранитель ключа
Шрифт:
Молодцеватый майор в кителе из английского сукна, заложив руки за спину, оглядывает окружающих. Особенно дамочек без сопровождающих лиц… Но что у него за душой, кроме мундира? Кроме взгляда победителя без победы?
Кем он будет на чужбине? Таксистом? Наездником в цирке? Ах, какая блестящая карьера…
Вот два монаха — один, молодой, в богатом стихаре, другой, постарше, в клобуке, в рясе чуть ли не нищенской. Может, на чужбине им будет немного
Странно, обычно во снах не чувствуется запахов. Но на корабле явно пахнет "Любимым букетом императрицы". От кого? Ах, вот от той дамы в боа и с томиком «Четок» в руках.
Вот на коленях стоит солдат с георгиевским крестом для иноверцев — вместо святого патрона на нем изображен герб всероссийский. Ему неизвестно где сейчас кибла — направление на Мекку. Потому, с легкой совестью, правоверный мусульманин кланяется в совершенно в другую сторону. Туда, откуда шел корабль. Туда, куда нет возврата…
А там, впереди… Там будут мечети и муэдзины, кибла, наверное и хадж в Мекку… Но уже не будет родины.
И над этим всем разносится песня. Но не стон, не реквием. Не то с юта, не то из кают под палубой, не то вовсе с другого корабля красивым тенором кто-то поет песню веселую, кафешантанную, но совершенно неуместную на этом корабле:
"…
Это Стамбул. Не Кон-стан-ти-но-поль!
Это Стамбул. Не Кон-стан-ти-но-поль!
…"
Словно издевается…
…Рихард искал во сне знакомые лица, пусть нашивки, литеры, номера знакомых полков. Их не было. Что-то шептало: те, кого он знал, сгинули. Ушли в могилы до последнего человека. Кого-то срубило пулеметом в атаке, кто-то нарвался в драке на нож, умер от столбняка, тифа или гангрены… И здесь шепот становился громче, срывался на фальцет: Теперь твоя очередь, Геллер. Пора!
Нет, не пора! Что он делает на этом пароходе? Ведь не место же ему здесь!?
Голос отступает: пока для него Рихард слишком жив…
Пока…
И вот наступает час, когда среди тумана появится земля. Сначала нечеткий контур, затем силуэты скал… После уже слышно пронизывающий туман голос муэдзина.
Путь подходит к концу…
Но увидевший землю первым не кричит "Земля!". Ему хочется еще немного продлить вневременье. Он уже не на родине, но и не на чужбине.
Но все ближе берег, теперь его не видит только
И вот, отстояв на рейде, корабли швартуются.
На осколке родины размером с палубу ты уже чужой. И без того, сколько на ней ты пребывал без билета…
Концы приняты, под ногами дрожат сходни — все ближе земля.
Сотни лет русские бредили Царьградом. Стремились туда прибивать щиты, затем мечтали об освобождении Второго Рима от власти Османов.
И вот русские уже близко от заповедного города. Но уже не как бойцы, а как ищущие покоя и защиты.
И твердую землю под ногами готов дать не Царьград, не Константинополь, но великий Стамбул…
Только будет ли им покойно здесь? Этот город жестокий боец: он бьет наотмашь, не дает подняться. В его сточных канавах крови по локоть… Кому хочется добавить туда свою?
Геллер проснулся где-то часов в пять вечера. В комнате по случаю высокого гостя было жарко натоплено. Но самого хозяина не имелось.
И Рихард некоторое время просто грелся под стеганым одеялом.
Он разглядывал потолок, беленный, вероятно последний раз в прошлом веке, кусочек неба, который можно было рассмотреть с койки.
Конечно, для него было большой удачей, что Протекторат Великой Ложи добрался и до этого места. Еще больше повезло, что за это время завербованного никуда не перевели, что он не умер.
Впрочем, станционный смотритель выглядел человеком, который бы помог и без всяких паролей.
Рихард поворочался в постели, затем переложив подушку полусел.
За окном шел снежок. Он совсем не походил на тот снег, который Рихард встретил этой ночью. Снежинки падали нечасто и задумчиво, и, наверное, можно было выйти на улицу и разминуться со снегопадом…
Но зачем выходить? Ведь так интересно следить за непогодой из-за окна.
А действительно, может остаться здесь, — подумалось Рихарду. — назваться смотрителю каким-нибудь членом Учредительного собрании в изгнании. Отпустить бороду, спать сколько хочется. Ходить на охоту, бить белок в глаз или куда придется…
…И десять поколений Геллеров дружно перевернутся в фамильных склепах. — подсказало вредное alter ego.
Но к его голосу Рихард привычно не прислушался, и фантазировал дальше.
…А что, за пару лет мир, наверное, изменится, отстоится. Какими бы не были потрясения, в этот крысиный угол они не докатятся.
Впрочем, наверное, здесь даже крысы не водятся.
Как раз в это время в дверь, неся перед собой охапку дров, вошел начальник станции.
— Эй? — спросил Геллер. — А крысы тут есть?