Хранитель Мечей. Странствия мага. Том 1
Шрифт:
Это было почти как во время Арвестской битвы, только ещё хуже, гораздо хуже.
«Ну вот видишь, – сказала Тьма, глядя на заметавшуюся перед Её величественным бесконечным троном жалкую крупинку сознания, – видишь, как оно всё обернулось? Ты сам пришёл ко мне, потому что я изначально права. Из меня всё вышло и в меня же и возвратится. Вечен круговорот, о дерзкий дух, вечен круговорот силы и памяти, и никому, даже богам, о которых любят рассуждать смертные, не разорвать этой великой, не ими скованной цепи. Я никого не принуждаю, это только в сказках мне приписывают
Кажется, он – или то, что оказалось в тот миг перед очами вечной владычицы, тем не менее сумело ответить чем-то вроде: «А как ты будешь судить о всеобщем благе? И нужно ли это твоё благо тем, кто живёт на тварной земле? И почему ты стала судить о таких вещах? И зачем тебе сдался именно я?..»
«Сколько вопросов, – ответила Тьма. Она не усмехалась – она не умеет ни смеяться, ни злиться, она просто есть, и этим всё сказано. – Хорошо же, слушай. Я могу вернуть тебе память, и тогда тебе многое станет ясно. Во мне – океаны сознаний. Все они стали мной, я стала ими. Они есть я, и я есть они. Не понимаешь? Не беда, в своё время поймёшь. Эвиал – мир, где я не могу оставаться сама собой. Мне приходится действовать. Но у Тьмы нет ни рук, ни ног, и вся моя мощь обречена до поры оставаться скованной. Ты – мои руки и мой меч. Конечно, если б ты оказался во мне, это сильно облегчило бы дело, но… я никого не неволю и не принуждаю. Ты должен принять это решение сам!»
«Ты не ответила!»
«Я не сужу. Этим занимается то, что живущие часто называют Светом. Просто моё бытие требует действия. Этот мир – моё вместилище. И я не могу допустить его разрушения».
«Разрушения? О чём ты говоришь?»
«О том, что в громадной совокупности миров и пространств, которое владеющие силой называют Упорядоченным, множество сил и множество воль. Я, Тьма, всего лишь одна из них. Большинство из этих сил не имеет ничего общего с привычными людям Тьмой и Светом. У этих сил вообще нет цвета, если ты понимаешь, о чём я говорю. Ты сам можешь судить об этом – по тому, что вырывается сейчас в мир и с чем тебе приходится сражаться. А потому…»
Трудно сказать, о чём ещё бы поведала Тьма, но в этот миг словно чья-то исполинская рука грубо рванула сущность Фесса обратно, к косному миру, где лежало его тело, бессильно рухнув на руки друзей.
– Получилось! – ворвался в уши срывающийся голос. Кажется, Джайлз?..
– Получилось, господин гном! Получилось! Он сейчас очнётся!.. Не были бы вы так любезны убрать… э-э-э… ваш достославный топор от моей шеи?..
Фесс открыл глаза. Он не чувствовал своего тела, не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, пока что ему повиновались только веки.
Над ним склонялись встревоженные лица орка и гнома. Рядом на коленях стоял Эбенезер, болезненно потирая ладонь – обломок посоха Ангеррана Эгестского аж дымился от брошенной в бой мощи. Да, не так прост ты, парень, как, наверное, сам думаешь…
Он знал, что сейчас придёт разрушительная боль, оставшаяся от безоглядно сотворённого заклинания. Тело было полно этой боли.
Но сейчас его взор, ещё не полностью очистившийся от магии, неудержимо скользил дальше, вдоль по склону, вверх, туда, где столкнулись две волны волшебства – его собственного и того, что враг успел выплеснуть ему навстречу.
Там, где столкнулись противоборствующие силы, на первый взгляд не произошло ничего особенного, но деревья обратились в чёрные невесомые пепельные тени, точно их пожрал какой-то невидимый огонь. Трава на склонах, даже камни у кромки болота – всё стало тенями, всё ушло в Серые Пределы, оставив здесь, на земле, лишь бледные отражения не плоти даже – навсегда погибших духов…
Два незримых меча столкнулись и разлетелись облаком осколков, каждый не больше пылинки, отравляя и умерщвляя всё вокруг себя.
Фесс ясно видел теперь и покосившуюся часовню, и вспученную землю на древнем погосте, и следы врага – оголодавшего и страшного и в самом деле выпущенного на волю ведьмой, а теперь – тем же ударом вбитого, вмятого обратно, закупоренного и запечатанного, но при этом отнюдь не уничтоженного. Отзвуки нечеловеческих проклятий слабо доносились до Фесса, и он поспешно отклонил слух – нельзя прислушиваться к такому, давать плоть чужому чародейству…
Ох, надолго же будет проклято это место! Ох, недобрые дела станут твориться здесь лунными ночами, когда будут на время слабеть оковы невидимой темницы! Страшна была судьба погребённого, пока он ещё ходил по земле, но троекратно страшнее – та мука, что он испытывает сейчас.
Впрочем, поделом. Фесс не ощущал раскаяния.
Так, понятно, с этим справились, от одного отбились. А ведьма-то у нас где?!
Немой вопрос повис в воздухе. Казалось, считанные мгновения занял безмолвный поединок – но чародейка успела-таки скрыться.
Интерлюдия 2
Гончая Архимага
– Садитесь, мадемуазель, – устало сказал Игнациус Коппер, Архимаг Долины. – Можете называть меня «мессир». От титула «Великий», коим вы так стремитесь меня наградить, если честно, мутит.
Этим обращением – «мессир» – Архимаг Игнациус пользовался крайне редко. Будь сейчас тут Клара Хюммель, она не позавидовала бы «мадемуазель», как церемонно именовал старик переминавшуюся перед ним с ноги на ногу Сильвию. Потому что если уж Игнациус велел кому-то величать себя «мессиром», то ничего хорошего собеседнику знаменитого волшебника это не сулило.
Но, разумеется, девчонка об этом ничего не знала.
– Я пригласил вас, мадемуазель, – говоря, Игнациус как-то неприятно-брезгливо оттопыривал губу, отчего лицо его приобретало определённое сходство с мордой старого, умученного жизнью верблюда, – для того, чтобы предложить одну вполне небезвыгодную для вас сделку. Садитесь, не стойте столбом, у меня глаза болят, – раздражённо закончил он.
Сильвия послушно села. Дом Архимага был пуст, давно скрылась Клара Хюммель, ушли, повесив головы, Эвис, Эгмонт и Мелвилл, отправленные Архимагом под домашний арест. Улицы Долины магов жили своей жизнью, сновали озабоченные гоблины и гномы, рысью пробегали разносчики, осторожно двигались тележки торговцев зеленью, старательно объезжая важно дефилировавших магов, тех, кому взбрело в голову оставить дома карету или отослать портшез.