Хранитель Мечей. Странствия мага. Том 2
Шрифт:
Закончив произносить приговор, отец Марк вплотную подошёл к приговорённому.
– Желаешь ли отречься от Тьмы злобной, покаяться в делах своих перед Спасителем? Желаешь ли принять из рук Его предстоятелей последнее…
«Ну, скажи же, скажи! Плюнь им в наглые хари! Пусть не думают, что так легко можно сломать мага Академии Высокого Волшебства!»
– Желаю… отречься, – вдруг услыхал Фесс. – Каюсь… во всем… Молю… о снисхождении… боюсь… я… – раздался всхлип. Кто-то в толпе загоготал, однако тотчас осёкся, стоило отцу Марку метнуть туда грозный взгляд.
Фесс закрыл лицо руками. Не сдюжил ты,
Не ведомо, ожидали того инквизиторы или нет. Во всяком случае, внешне всё происходило более чем буднично. Вышел из рядов святых братьев какой-то попик, что-то пошептал над приговорённым, чем-то помахал в разные стороны…
Потом было долгое отречение. Голос Эбенезера срывался, дрожал, то и дело перемежался всхлипами. Он каялся во всём. Что поддался на вражьи посулы, что отверг пути Добра и Света, что вместе с проклятым некромансером творил… в общем, список того, что он творил, был весьма длинен и донельзя малоаппетитен. Жареные бёдрышки пятнадцатилетних девственниц в нём, во всяком случае, присутствовали.
Фесс хотел бы бежать, хотел бы порвать это видение, потому что ясно было, что они опоздали и весь их поход лишился смысла. Мага казнят. Пусть не столь зверским способом, как расчленение, но всё равно – виселица или плаха не есть помилование.
– Вы слышали? – гремел тем временем отец Марк, обращаясь к толпе. – Слышали признания заблудшей овцы, отбившейся от стада доброй паствы? Слышали, как опасно оказываться на пути Тёмного чародея и внимать его прельстительным речам? И я, скромный слуга Спасителя, недостойный отец Марк, говорю вам – ищите некроманта. Но, если найдёте – не говорите с ним, берите его и сразу же шлите весть нам! Не давайте ему ни крова, ни пищи. Наступила зима, и зверь потянется к жилью. Ему не укрыться в заснеженных полях, ему не спрятаться в промороженных пущах. Он выйдет к жилью. И тогда вы, добрые чада Святой Матери нашей, единой Церкви Спасителя, положите конец чёрному пути злобного чародея. Не бойтесь – всякий, кто сложит свою голову в схватке с чудовищем, прямо попадёт к престолу Спасителя, будучи принят там как святой и добродетельный мученик. Ну а теперь… – Марк повернулся к несчастному Джайлзу, по-прежнему висевшему на кресте. – Положим конец его печальной истории. Приговор вынесен, и приговор суров. Но… поелику преступник смирился, раскаялся и отрёкся, расчленение будет заменено… – отец Марк сделал эффектную паузу, и вся площадь затаила дыхание, – медленное расчленение будет заменено быстрым.
– У-у-у-ах! – вздохнула толпа.
Фессу показалось, что внутри у него взорвался огненный шар, излюбленное оружие мастеров огня. Не помиловали. Несмотря на раскаяние и отречение. Почему, отчего, зачем?! Ведь вся площадь видела…
Эбенезер взвыл протяжным, дурным голосом, окончательно теряя остатки самообладания. Забился, задёргался на кресте – но недолго. Невысоклик в маске быстро и мягко шагнул вперёд, махнул рукой – горе-волшебника стеганул по губам грузик на гибком хлысте. Эбенезер поперхнулся кровью и закашлялся.
Крест
Фесс очень хотел закрыть глаза, но у него не получалось. Он не мог даже мигать. Он видел, как четверо в масках взялись за мечи. Медленно подняли их. Подошли вплотную к приговорённому…
– Некромант, ну где же ты, некромант!!! – вдруг завопил Джайлз.
– Руби! – резко крикнул Этлау. – Руби немедля!
Четыре меча рубанули разом, и у несчастного вырвался дикий крик. Брызнула кровь, щедро орошая помост. Потом ещё, ещё и ещё. Отрубленные пальцы падали на окровавленные доски; палачи рубили быстро, в соответствии со «смягчённым» приговором, но всё-таки недостаточно быстро. Во всяком случае, толпа насладиться успела сполна.
Фесс тоже смотрел, смотрел, смотрел на бьющегося в муках Джайлза, и у некроманта не было слов, чтобы описать эту муку.
Они заплатят. О да, они заплатят. Пусть это не спасёт Эбенезера и не вернёт его к жизни. Но эти псы узнают, что безнаказанно убивать они больше не смогут. Они умрут. Все, кто сейчас на помосте и около него. Они умрут или умрёт он. Потому что если он не отомстит за мага, то… всё лишается смысла. Высокие слова бледнеют и покрываются пеплом. Он не достоин будет жить, если одним воздухом с ним по-прежнему будут дышать Этлау, Марк и та четвёрка.
Да, первым был Ирдис Эваллё. К его гибели Инквизиция не приложила руку – хотя кто, как не она, травил несчастную саттарскую ведьму и довел её до того, что та решила отомстить, да просчиталась, натравив Дикую Охоту совсем на иную добычу?
Второй стала та самая саттарская ведьма. Сожжённая на костре и тоже молившая перед смертью о спасении его, некроманта. Он не смог. Не спас. Насилу вырвался сам. А теперь гибнет, исходя кровью, Джайлз и тоже в отчаянии звал его, Фесса, в свою последнюю минуту… напрасно звал.
Третий. Троим ты давал слово, троим обещал защиту. Не смог. Не исполнил. Не сдержал. Так какая ж тебе цена, некромант?! Грош? Нет, меньше. Ничто. Ты – никто и ничто. У тебя не остаётся ни чести, ни достоинства. Всё, что ты можешь сделать теперь – это убить убийц. И… подумать о том, почему все оказывающиеся рядом с тобой гибнут один за другим. Едва-едва спаслись от яда Прадд и Сугутор, по краю бездны идёт Рысь… Что же, они станут следующими? Не пора ли понять, горе-некромант, что, похоже, единственно возможный для тебя исход – это одиночество, полное и абсолютное?..
Бесновалась вкруг толпа на площади, опьянев от вида крови. И Фесс словно наяву увидел тянущиеся с закрытого снеговыми тучами неба чёрные воронки смерчей, сметающие всё на своём пути – башни, бастионы, храмы, дворцы, не щадящие никого из этой отвратительной живой каши, очищающие от неё землю, как лекарь прижигает рану калёным железом, когда начинает возникать заражение.
Это было сладко. Это было… это было как обретение себя. И бесчисленными очами с тёмного неба прямо в душу Фесса глянула та самая Тьма, от которой он так усердно и безуспешно пытался скрыться.