Хранитель Силы
Шрифт:
— Извините, Мавр… Я не знаю ваших инструкций на этот счет. Вернуть незаметно СФС через государственные финансовые органы в наше время практически невозможно. И нужно ли? Чиновники спят и видят себя властелинами денежных потоков. И каждый отводит себе ручеек…
— Если бы ты, Николай Никитич, не задавал таких вопросов, я бы развернулся и ушел. Как вернуть средства — будем думать. Не через государственные, так через частные. — Мавр держатся подчеркнуто спокойно. — Путь возврата сейчас не главное. Проблема в другом: сами средства имеют весьма специфическую природу и подход к реализации требуется особый и оригинальный.
Алябьев
— То есть не валюта? Золото или ценные бумаги. Да, скорее, последнее. И если это так, то любая реализация увязывается с политикой. Это же бумаги иностранных компаний, не так ли?
— Ныне весьма развитых и процветающих. В моем ведении находятся акции Веймарской республики.
Алябьев вскинул глаза — слышал, знал о них! Однако притушил взгляд и, опустив плечи, зашуршал ботинками по сухой и жесткой листве, будто ноги отяжелели.
— Не мне судить… Но кажется, вы поступаете неосмотрительно. У меня очень сложное положение… Я бы не доверял так безоглядно.
— Ты не уверен в себе, Николай Никитич?
— В какой-то степени — да, — не сразу признался он.
— Это неплохо.
— Еще раз извините за любопытство… Вы сами принимаете решение о реализации СФС? Или к вам исходит… некое распоряжение, приказ?
— А вот это пока знать не обязательно.
— Да, извините…
— Ничего…
Человек, повидавший деньги в астрономических суммах и имевший власть над ними, вдруг загрустил.
— Знаете, я всегда думал о вас… Не о вас конкретно, а о людях такой судьбы. Кто вы? Откуда беретесь?.. Ну, ладно, Петр Первый отдавал трофейные ценности своему офицеру и велел передавать их из поколения в поколение до черного дня. Это было государево слово, и растратить царский вклад было смерти подобно. А еще понятие долга, совести и чести!.. Но сейчас ничего этого и в помине нет! Бесстыдство, наглость, воровство и казнокрадство не имеют предела! Человеческая жизнь против денег утратила всякую ценность… И вот являетесь вы, в самый черный день России, с желанием вернуть то, чем владеете безраздельно, — Алябьев по-бабьи всплеснул руками. — В каком мире вы живете? Неужели на вас не действует… гной разложившегося общества?
— Еще как, глаза бы не глядели, — пробурчал Мавр. — Но я пришел к тебе как к специалисту и честному человеку, а ты мне читаешь передовицу из патриотического издания. Давай говорить о деле.
— Да, я готов говорить с вами, — показалось, он всхлипнул. — То, что вы предлагаете, это действительно стоит внимания… и жизни. Просто идти и служить для меня не имело смысла…
— Мне бы хотелось получить от тебя план реализации СФС. Соображения по поводу, с точки зрения специалиста.
— Да, это можно, я подумаю, — пообещал Алябьев. — Но в любом случае с Веймарскими акциями будут большие проблемы. В основном политические, международного характера.
— В этой ситуации скандал просто необходим.
— Но вы представляете, каковы его масштабы? Если в ваших руках находится пакет Третьего рейха, который якобы исчез безвозвратно, это около сорока процентов всей промышленности объединенной Германии и чуть ли не двадцать — Европейского Союза. А если посчитать дивиденды за прошедшие годы…
— Очень хочется, чтобы Крупп, например, или «Мерседес», ну и прочие компании поработали на Россию.
— Задача в принципе
— Сложнее было в Берлине, когда я ходил добывать пакет — небо с овчинку. Сейчас есть международные правовые нормы, обязательства, конвенции. Они же сами все это придумали… По крайней мере, сейчас бомбы на голову не сыплются.
— Да… Но можно одинаково успешно погибнуть и под своими бомбами.
— И тогда так было… В основном бомбили свои и американцы. Привычное дело.
Притыкина он застал за работой. Сидя на кухне, тесть трудился так самоуглубленно, что потерял бдительность и не услышал ни ключа в замке, ни шагов за спиной. Мавр заглянул ему через плечо и сразу увидел его творческий шедевр: Василий Егорович вспомнил старое ремесло и резал клише двадцатидолларовой купюры. На правый глаз была натянута резинкой лупа часового мастера, почти прикрытая насупленной бровью, тончайший, как игла, резец в руке медленно полз по линолеуму, выбрасывая ровный завиток стружки.
Пол на кухне был голый, одни некрашеные доски.
— Бог в помощь, — прогудел Мавр. — Подрыв социалистической экономики налицо. А ведь бывший студент советского художественного училища!
Он почти в точности повторил то, что говорил в сороковом году, когда застал, тогда еще Самохина, с поличным. Правда, в тот раз будущий тесть вырубил свет, схватил штихель и начал махать в темноте.
Сейчас же вздрогнул от первого слова, рука совершила непроизвольное движение, и клише было неисправимо испорчено.
Однако в следующий миг справился с собой и вытащил из глазницы лупу.
— Двадцать пять тебе верных, — добавил Мавр. — Особым совещанием… Хоть кол на голове теши!
— Я и не сомневался, кто ты есть, — проговорил с вызовом Притыкин. — Запутал только меня своими ментовскими заморочками… Ну что, вызывай конвой! Опять на деле взял!
— Не шуми, тут соседи за стенками… Что скажешь? Резал из творческих побуждений? — он взял доску со стола. — Из любопытства?
— Я всегда резал от тоски, чтоб ты знал.
— А что это ты затосковал, папа?
— Сам же сказал, денег в обрез… Как ехать в Крым? На что жить?.. Зятя бог послал на старости, кормильца! Где-то сутками пропадает, а тут голодный сиди. И зачем только взял меня!
— Сейчас и узнаешь зачем.
— Уеду я от тебя к чертовой матери!
— Не уедешь. Вот тебе пенсион. — Мавр положил деньги перед тестем. — Сказал же, приедем в Москву — не пропадем. А на фальшивке ты сам засыплешься и меня подведешь.
— Это у меня — фальшивки? — тесть мелко застучал протезом от возмущения. — Да ты в лупу глянь!.. Это они фальшивки шлепают! Грязь сплошная, баксы в руки-то брать стыдно! Такая пошлость — деньги, и то как следуют нарисовать не могут!
— Хочешь сказать, ты делаешь лучше, чем американский гознак?
— Сейчас тисну и поглядим! Да если бы мне ихнюю бумагу!..
— Я же тебе дал работу?
— А что толку с твоей работы?.. Кушать хочется!
— Ты хоть разобрался?
— Чего там разбираться? Ничего особенного, всего тройная защита и тоже грязи… Я твою работу сделал.
— Погоди, а откуда материал?
— Что материал? Настоящий линолеум вот, под ногами, такое добро топчем… Но ты мне ни бумаги, ни краски не привез. Самому искать? А на какие шиши?