Хранитель. Игры не для нас

Рожков Михаил Иосифович

Когда устал от серых будней, нужно менять обстановку. Лучше всего уехать куда-нибудь далеко и надолго. Другие люди, другие города, смена обстановки помогает. За окном мелькали километры. Геннадий Викторович Монахов сидел в автобусе и, не глядя на проносящийся пейзаж за окном, был погружён в свои думы. Что готовит ему очередная встреча с Петром Алексеевичем, пожалуй, не знает и сам Господь Бог. В прошлый раз эта встреча стоила ему пальца на руке, хорошо, что не жизни. Но он готов рискнуть снова. Работа, выходные, отпуск – жизнь превратилась в рутину. Всё меньше сил, всё меньше подвигов.

Итог один. Но те события, которые он пережил в эту встречу с журналистом, эти знания он не променяет ни на что. Они как будто встряхнули его, заставили дышать полной грудью, широко открыв глаза. И сейчас, двигаясь в стареньком автобусе в Ростов, историк ощущал себя мотыльком, летящим на огонь. Страшно, опасно, смертельно, но так манит. Именно поэтому Монахов бросил все дела и без раздумий бросился на зов Ручкина. Заскочил только к родителям, отдав им на время Бублика. И сейчас, будучи уже два часа в дороге, Геннадий Викторович ехал навстречу новым приключениям, и лишь фантомная боль в отрезанном пальце беспокоила его сейчас. Под эти мысли и шум мотора он и задремал.

Проснулся Геннадий Викторович тогда, когда за окном уже было темно и автобус подъезжал к автостанции. Сладко потянувшись, застегнув верхнюю одежду и взяв в руки небольшую походную сумку, он вышел из автобуса. Такси поймать проблем не составило. Продиктовав адрес таксисту, Монахов удобно устроился на заднем сиденье и снова погрузился в сон. Сон в тёплом едущем автомобиле, когда не надо никуда спешить, вставать утром на работу – что может быть лучше? Метров за двести до гостиницы историк проснулся, интуитивно почувствовав приближение. Он расплатился с водителем, поднялся по ступенькам и нашёл нужный номер. Коротко постучался в дверь. Открыл ему Ручкин.

– Ну здравствуй, Гена.

– Привет, – коротко произнёс Монахов. – Он здесь?

– Да, проходи.

Геннадий Викторович зашёл в номер и увидел сидящего на кровати Зельта. Инопланетянин, одетый в штанишки и синюю рубашку, с любопытством смотрел на историка. Монахов застыл посреди комнаты, нелепо открыв рот, и молча и нагло разглядывал пришельца. С минуту они играли в гляделки, затем Зельт произнёс:

– Теперь я понимаю, что чувствуют животные в зоопарке.

– Здрасьте, – только и смог выговорить, не к месту, нелепо улыбаясь, Геннадий Викторович.

– Ну, раз так, давайте знакомиться, – произнёс инопланетянин, спрыгнув с кровати и подойдя к историку. – Зельт, – произнёс он, протянув руку.

– Геннадий Викторович, можно просто Геннадий, – произнёс Монахов, разглядывая протянутую ему фиолетовую конечность сверху вниз.

– Гена, не тормози, пожми руку представителю другой планеты. Не бойся, – подбодрил Ручкин.

Геннадий Викторович боязливо протянул свою кисть и аккуратно пожал маленькую фиолетовую ладонь.

– Контакт состоялся, – произнёс довольный фиолетовый и вновь уселся на кровать.

– Ну что ж, я думаю, вам обоим найдётся о чём поговорить, – сказал Пётр Алексеевич, – а я пока пройдусь по магазинам, нужно кое-что прикупить для завтрашней поездки.

– Какой поездки? – спросил историк у выходящего из номера журналиста.

– Зельт всё расскажет.

***

Вернулся Пётр Алексеевич через час с двумя полными пакетами. Поставив их на пол, он уселся на кровать. Зельт и Монахов оживлённо беседовали. Фиолетовый рассказывал об Алтории. Историк восторженно слушал.

– Что купил? – заметив пакеты на полу, спросил пришелец, подойдя к одному из них, запустил в него руку и принялся шуршать.

– Вы случайно не от кошек произошли? – глядя на это, задал вопрос Ручкин.

– Вот сейчас обидно, – произнёс пришелец, вытащив фиолетовую конечность из пакета. – Кошки, конечно, животные благородные и умные, но сравнивать нас с ними, простите, – это моветон. Не забывайте, что у нас с вами одни предки, – подняв указательный палец вверх, с умным видом добавил инопланетянин.

– Ладно, поговорим о серьёзном. – произнёс журналист, глядя на слегка обиженного пришельца. Завтра все вместе едем в Адлер.

– Зачем? – удивлённо спросил Монахов.

– Мне кажется, так будет лучше. Во-первых, поближе к границе, а во-вторых, поближе друг к другу. Так что на сегодня отбой, а завтра рано утром выезжаем.

***

В шесть утра вся троица была на ногах. Пётр Алексеевич, собравшись и расплатившись за номер, прогревал на улице машину. Геннадий Викторович был хмур и громко зевал, сидя на кровати. Зельт тщательно чистил зубы над раковиной, глядя в зеркало.

– Скажи, – произнёс Монахов лениво, – а на вашей планете кариес ещё не победили?

– Победили, – ответил инопланетянин, – но это не означает, что не надо следить за гигиеной полости рта.

– Давай тогда пошустрее, Петька, наверное, там уже заждался.

Зельт закончил процедуру, тщательно прополоскал рот водой, надел куртку, накинул капюшон, на руки натянул перчатки и приготовился к выходу. Он, стараясь не привлекать к себе внимания, быстро прошмыгнул на улицу вместе с историком и сел в машину Ручкина. Тронулись. Монахов тут же задремал, а пришелец с любопытством смотрел в окно. Доехали до Краснодара. Пётр Алексеевич сделал небольшую зелёную остановку.

– Мальчики налево, девочки направо, – прокричал историк и побежал к деревьям по прямой.

Пётр Алексеевич в нерешительности помялся, а затем произнёс:

– А я ведь даже и не спросил, мальчик ты или девочка.

– Мужчина, – ответил недовольно инопланетянин. – И писаю я тоже стоя.

После чего направился в сторону деревьев. Потом все трое стояли и пили горячий чай из термоса, заранее приготовленный Ручкиным. Монахов и Пётр Алексеевич закурили, а пришелец лишь недовольно на них посмотрел.

– Пётр, я всё спросить хотел, – произнёс Зельт, – откуда у тебя эта ужасная шапка? Ты вроде со вкусом одет, но этот головной убор тебе явно не к лицу.

Действительно, шапка, надетая на голову журналиста, не вписывалась в его образ интеллигентного, одетого с иголочки человека. Была она чёрная, на несколько размеров больше, сидела нелепо, а с левой стороны торчали нитки.

– Это не шапка, – ответил Пётр Алексеевич, – это память. Её я купил на красной земле.

– Вот как! – восхитился пришелец и по-другому посмотрел на головной убор.