Хранители границы
Шрифт:
Джамил разозлился:
— Что ты здесь делаешь?
— Я пришла извиниться.
Он пожал плечами:
— Не стоит. Мы по разному смотрим на некоторые вещи. Это не страшно. Я не перестану играть с тобой в футбол.
— Я не извиняюсь за разницу во взглядах. Я не была честна с тобой. Я была жестока, — она защитила глаза от сияния планеты и посмотрела на него снизу вверх, — Ты был прав: я много потеряла. Жаль, что я не знала твоего друга.
Он коротко рассмеялся:
— Что ж, теперь
Она просто ответила:
— Я знаю.
Джамил смягчился:
— Хочешь войти? — Маржит кивнула, и он приказал двери открыться для нее. Зайдя вслед за ней, он спросил — Как долго ты ждала? Ты ела?
— Нет.
— Я приготовлю что-нибудь.
— Ты не обязан…
Он крикнул из кухни:
— Считай это знаком примирения. У меня нет цветов.
Маржит ответила:
— Цветы не для тебя. Они для дома Чусэка.
Джамил перестал рыться в овощных лотках и прошел обратно в гостиную.
— Люди обычно не делают этого в Нетер.
Маржит сидела на диване, глядя в пол. Сказала:
— Я так одинока здесь. Я не могу так больше.
Он сел рядом с ней.
— Тогда почему ты отвергла его? Вы могли быть хотя бы друзьями.
Она потрясла головой.
— Не спрашивай.
Джамил взял ее за руку. Она повернулась и обняла его, жалобно дрожа. Он погладил ее волосы:
— Шшш…
Она сказала:
— Только секс. Я ничего больше не хочу.
Он тихо застонал:
— Так не бывает.
— Мне нужно чье-то прикосновение, и все.
— Я понимаю, — признался он, — И мне тоже. Но этим не кончится. Не проси меня обещать, что больше ничего не будет.
Маржит взяла его лицо в ладони и поцеловала. Ее рот пах древесным дымом.
Джамил сказал:
— Я тебя даже не знаю.
— Никто никого теперь не знает.
— Это неправда.
— Неправда, — мрачно согласилась она. Легко провела пальцами по его руке. Джамил ужасно хотел увидеть ее улыбку, и заставил каждый темный волосок увеличиться и расцвести фиалкой под ее ладонью.
Она улыбнулась, но сказала:
— Я видела такое и раньше.
Джамил обиделся.
— Ну, извини, что я тебя кругом разочаровываю. Наверное, тебе будет веселее с чем-нибудь новеньким. С единорогом, или с амебой.
Она рассмеялась:
— Ну уж нет. — Взяла его руку, положила себе на грудь. — Тебе когда-нибудь надоедает секс?
— Тебе когда-нибудь надоедает дышать?
— Я могу подолгу жить, не вспоминая об этом.
Он кивнул:
— Но потом, однажды ты останавливаешься и наполняешь легкие воздухом, и это снова прекрасно.
Джамил сам не знал, что он чувствовал. Страсть. Сочувствие. Злость. Она пришла к нему, страдая, и он хотел ей помочь, но вряд ли он или она верили, что средство и вправду поможет.
Маржит
— Они везде такого же цвета? В других местах?
Он сказал:
— Только один способ узнать точно.
Джамил проснулся посреди ночи, он был один. Он наполовину ожидал, что Маржит сбежит таким образом, но она могла бы дождаться рассвета. Он бы деликатно притворялся спящим, пока она одевается и крадется наружу.
А потом он услышал ее. Раздавшийся звук не подходил для человеческого существа, но больше его издавать было нечему.
Он нашел ее на кухне, она скрючилась вокруг ножки стола и ритмично подвывала. Он отступил и следил за ней, боясь сделать еще хуже своим вмешательством. Она встретила его взгляд в тусклом свете, но продолжала механически повизгивать. В ее глазах не было пустоты, она не бредила, не галлюцинировала. Она прекрасно понимала, где она и кто она.
Наконец, Джамил опустился на колени в дверях. Сказал:
— Чтобы ни было, ты можешь мне рассказать. Мы все исправим. Мы найдем способ.
Она оскалилась:
— Это не исправишь, глупый ребенок. — Она вернулась к своим ужасным звукам.
— Тогда просто скажи мне. Пожалуйста, — Он протянул к ней руку. Он не испытывал такой беспомощности с того времени, когда его первая дочь, Амината, пришла к нему безутешная шестилетняя девочка, отвергнутая мальчиком, которому она призналась в вечной любви. Ему тогда было двадцать четыре, сам еще ребенок. Больше тысячи лет назад. «Где ты теперь, Ната?»
Маржит сказала:
— Я обещала. Никому не говорить.
— Кому обещала?
— Себе.
— Прекрасно. Это легче всего нарушить.
Она заплакала. Более знакомый звук, но еще более пугающий. Она больше не казалась раненым зверем, неизвестным существом, страдающим от непостижимой боли. Джамил осторожно приблизился, она позволила ему обнять себя за плечи.
Он прошептал:
— Пойдем в постель. Тепло поможет. Просто побыть рядом — поможет.
Она презрительно выкрикнула:
— Это ее не вернет.
— Кого?
Маржит молча посмотрела на него, как будто он задал непристойный вопрос.
Джамил мягко настаивал:
— Кого не вернет? — Она потеряла друга, мучительно, как он потерял Чусэка. Поэтому она пришла к нему. Он мог ей помочь. Они могли помочь друг другу продержаться.
Она сказала:
— Не вернет мертвых.
Маржит было семь тысяч пятьсот девяносто четыре года. Джамил уговорил ее сесть за кухонный стол. Он завернул ее в одеяло, накормил ее рисом и помидорами, пока она рассказывала ему, как наблюдала рождение его мира.