Хранители равновесия. Дилогия
Шрифт:
В отличие от Китая, Пакистан к ведению информационной войны был не готов.
Китай спасать союзника не стал. Китай как всегда не торопился. Его космический корабль летел к Марсу уже третий день. И - никаких землетрясений, эпидемий и прочих проявлений «ифрита». Весь мир сейчас следил за этим полетом. Мир, который мог взорваться в любой момент. И если он взорвется, то достанется всем. Даже тем, кто старается держать нейтралитет.
– В Судный День никому не удастся отсидеться в стороне, - сказал мне дед.
– Если твой «ифрит» никак себя не проявит,
– Государь так не считает, - напомнил я.
– Если бы Государь считал иначе, мы бы уже дрались, - сказал дед.
– Обстановка в стране сейчас предельно напряженная. Моли Бога, чтобы твой феномен спонтанной деструкции не оказался липовым.
– Он такой же мой, как и твой, - возразил я.
– И молить Бога о «ифрите» я не буду. По мне так надо прямо сейчас начинать антикитайскую пропаганду. Сам знаешь: на «Алладин» у меня зуб, но если мы сейчас его не поддержим, то Китай его слопает. А потом - нас.
– Выскажи все это на Совете, - проворчал дед.
– И посмотрим, кто тебя поддержит, кроме Государя.
– Ты поддержишь, - сказал я.
– Не надейся. У меня на «Алладин» тоже зуб. Причем такой зуб, что ни в каком рту не поместится. А уж если окажется, что «ифрита» нет, то я лично сделаю все, чтобы развесить твоих «алладиновских» палачей на пальмах. Вниз головой, чтобы подольше мучились. Даже твоего Хокусая Танимуру не пожалею. (Дед не знал, что Хокусай меня спас.) А с Китаем мы позже разберемся. Сейчас главное - доверие народа сохранить. В этом сила России.
– Дед, ты только пафосом этим политическим меня не прессуй, - сказал я.
– Сам же сказал: в Судный День никто не уцелеет.
– Я сказал: никто в стороне не отсидится, - проворчал дед.
– А наша задача: с утра правую сторону выбрать.
– Смотри не ошибись, - сказал я и ушел к моим любимым женщинам. Пить вино и слушать, как мама на грани приличия льстит моей Дашеньке. А Даша ей верит, потому что дано ей свыше удивительное искусство отличать ложь от правды.
Мне бы радоваться... А на душе так погано, как давно уже не было. Потому что проснусь завтра, гляну в монитор - и увижу там не солнышко, встающее над Уральскими горами, а Утро Судного Дня...
Глава двадцать шестая
ДЕНЬ ЧЕТВЕРТЫЙ
В это утро Судный День еще не наступил. Грива составил все необходимые запросы, выяснил, как дела у китайского супермена, выдававшего себя за Михаила Лебедкина (ничего нового), по ассоциации вспомнил еще об одном Михаиле - Лотмане и решил проверить, все ли в порядке у его американского спасителя.
Оказалось, далеко не все.
Серега Буркин честно выполнил обещание: передал Лотмана с девушками с рук на руки русским властям. Вернее, представителям Департамента внешней разведки... Которые тут же Лотманов «временно изолировали». До выяснения.
Собственно, Грива, сам - бывший сотрудник «африканского» отдела, прекрасно понимал, как это произошло. Миша, вернее, Моше Лотман, некогда боец израильского спецназа, причем «информационного» профиля, входил в список потенциально подозрительных персон. В африканских делах Россия придерживалась проюаровской позиции. Следовательно, Израиль в «африканском» отделе рассматривался как враг номер один. Не важно, что в целом взаимоотношения с израильтянами у России были вполне удовлетворительные и иудейское лобби было весьма авторитетно представлено в Думе. Для «африканцев» Моше Лотман - потенциально подозрительный, побывавший на секретной подлодке и оказавшийся свидетелем русских военных тайн. Вывод: изолировать и держать, пока не выяснится, с какой такой коварной целью потенциально подозрительный Лотман стал обладателем русских секретов. Уж не агент ли он коварного Моссада?
– Сема! Ёш твою двадцать!
– сказал Артем Грива начальнику безопасности «африканского» отдела Семену Бунимовичу.
– Я тебе скажу, как он проник на секретный объект. В виде тушки! Вместе со мной, кстати! Ознакомься с материалами, так твою бабушку!
– А ты на меня не ори, Грива!
– в столь же повышенном тоне отреагировал Бунимович.
– Можно подумать, что у меня есть допуск к этим материалам!
– Ну так я тебе говорю! Никакой он не шпион! Моего слова тебе достаточно?
– Твоего слова как Артема Гривы? Или - как тайного советника Императорского Двора?
– уточнил Бунимович.
– Обоих!
– рявкнул Грива.
– Достаточно? Может, тебе директиву прислать?
– Ни к чему. Разговор зафиксирован.
– И вполне мирно поинтересовался: - Так что, я их отпускаю?
– Нет, - подумав, ответил Артем.
– Я что-то тебя не понимаю. Что ты тогда на меня орал?
– А как иначе вашу шпиономанию лечить?
– А нас лечить не надо!
– Бунимович ухмыльнулся.
– Это у нас профессиональное. Значит, держим под замком, как и раньше?
– Не совсем так. Не держим под замком, а выполняем мероприятия по защите особо ценных свидетелей.
– Так она только для российских подданных, ты что, забыл?
Грива об этом действительно запамятовал, но признаваться не стал.
– Так сделай им российское гражданство!
– Это непросто...
– Просто! Пусть напишут прошение на имя Государя. А ты сверху добавь, что по моему ходатайству, - за особо важные заслуги перед Государством.
– Может, им еще орден дать?
– язвительно осведомился Бунимович.
– Идея хорошая, - совершенно серьезно ответил Грива.
– Напиши еще представление на «третьего Георгия» для Лотмана. За...
– Грива напряг память, вспоминая правильную формулировку: - За отменное мужество, проявленное при спасении командира в условиях военных действий.
– Какого еще командира?
– изумился Бунимович.
– Израильского, что ли?
– Сема, - проникновенно произнес Грива.
– Ты - маньяк. Меня он спас, ясно?
– Что, действительно, спас?