Хранители. Единственная
Шрифт:
Выстрелы уже прекратились.
Заметив, что Маркус всё ещё прислушивался, словно надеясь услышать хоть один прощальный, Ингрид возвестила:
– Стрельба окончена. Там мы немного похозяйничали, да и они уже не в силах и не в желании были что-либо продолжать.
– Зачем это тогда всё было нужно? – опешил Маркус.
А потом вдруг вспомнил, что было их целью.
Цель Сотрудников – убить Посвящаемую. Так что, если…
Он сорвался с места, беря курс на школу. Туда, где, по идее, должна была оставаться Сандра.
Ингрид даже спросить ничего не успела. Ей просто пришлось
И когда добрался до места, то замер, поняв, что кого-кого, а Сандры тут точно не было. Сердце уже стучало где-то в горле.
Не теряя надежды, Маркус выбил дверь забегаловки, уже давным-давно закрытой и покинутой, закричал имя девушки. Никто не отозвался. Пошёл дальше, по окрестностям, всё выкрикивая: “Джози!” И абсолютно не заботясь о том, что его может услышать кто-то ещё.
В итоге он вернулся к Краузер.
– Надо домой к Джиму Рейнолдсу, – переведя дух, заключил он.
– Искал-искал и решить свалить? – фыркнула его собеседница.
– Нет, никто не сваливает, – раздражённо сказал Маркус. – Просто это ещё одно место, где она с лёгкостью сейчас может оказаться.
***
Самое ужасное наказание, которое может подписать человек самому себе, – оставаться наедине с воспоминаниями, которые делают ему невыносимо больно.
Мира просто прокручивала у себя в голове одну и ту же плёнку, на которой они с братом наконец-то поняли, что не могут друг друга потерять, что скучали, что они – семья. А потом точно так же прокручивались кадры, на которых Питер последний раз пытается дышать воздухом и чувствовать биение своего задетого сердца. Жаль только, что воздух этот настоящим, земным, свежим назвать было нельзя. Воздух в Штабе был отравлен химией и ядом.
И Миранде теперь очень хотелось им отравиться.
Сейчас ей было больно и из-за Элис. Потому что она чуяла, что это из-за неё бедняжку лишили жизни. Они ведь пошли туда, в сектор В, вместе, непонятно зачем, вот и получили по заслугам. Одну вычеркнули из жизни, другая теперь больше всего на свете желала быть вычеркнутой. Навсегда.
Когда в дверь снова застучали, Мира громко закричала, не стесняясь никаких ругательств, бросила в дверь подушку, подскочив на кровати. Бросилась к стене, стала по ней лупить, совершенно отчаявшись.
Может, ей просто надо было умереть? Как-нибудь самой? Не дожидаясь, когда кому-то понадобится её убить?
Она ринулась к шкафу и нашла в нём пару столовых приборов.
Нож здесь тоже был. Тупой, правда, но вдруг он мог бы сойти за орудие, если возиться с ним долго, очень долго?
Только вот когда она уже взяла его в руку, входная дверь в её комнату распахнулась, будто бы и не была заперта. Ну конечно. После ухода Энсела она благополучно забыла её заблокировать.
В комнату ворвался её ночной кошмар, стрелой подбежав к ней и сильно сжав её левое запястье и заставив выронить нож. А второй рукой с громким стуком захлопнув дверцу шкафа.
Мира рвано дышала, глядя в лицо Хейлу. Что же это получается, он, который убил её родного брата, посмел так легко заявиться к ней, да ещё и лишить её её последнего шанса обрести покой? Она инстинктивно зарычала, попытавшись вырваться, но тут же оказалась грубо прижата спиной к всё тому же шкафу.
В глазах Уилла она, правда, не видела никакой жестокости. Она осталась в его движениях. В глазах читалось какое-то… сострадание?
Мира дико расхохоталась ему в лицо. О да, конечно, сострадание. В точку. Прямое попадание. Убийца будет жалеть сестру своей жертвы, ему ведь больше заняться нечем. Раньше думать надо было о сострадании, Хейл, раньше.
А её рука, будучи заведённой ей за голову, лишь сильнее почувствовала, насколько холодным был этот треклятый шкаф.
Они молчали. Хотя обоим было, что сказать.
– Не затягивай шоу, Хейл, – наконец, нарушила тишину Миранда. – Сделай то, ради чего пришёл.
Она ведь была уверена, что он пришёл за одним.
За смертью. Её. Чтобы собрать себе полный комплект.
– Не торопи события, Блум, – парировал Уилл. – Рановато ты на тот свет собралась.
– А мой брат туда вообще собирался? – прямо спросила она, и он отпустил её, сделав пару шагов назад. Мира, правда, освободившись, с места не сдвинулась. Продолжала в упор смотреть на своего врага.
Потом перевела взгляд на свои руки, снова сложившиеся в кулаки. Помнившие каждый чёртов удар, помнившие, с каким удовольствием они проходились по его груди, по его лицу, оставляя лёгкие ссадины. И не только сегодня: и в кафе, и в поезде – тоже.
Уилл закрыл лицо руками. Его плечи вздрагивали, словно их сотрясали рыдания.
Только вот Миранда не верила в то, что этот подлец умеет плакать.
Поэтому теперь настала её пора прижать его к стене, держась за ворот его рубашки, причём прижать так хорошенько, вдавив головой так, чтобы потом шишка на затылке выскочила. Не выскочит, конечно, но хотя бы попытаться можно было.
– Сукин сын, – процедила она сквозь зубы, придвигая к нему своё лицо. Ближе. Ещё ближе. Так, чтобы глаза смотрели в глаза, не отрываясь. Так, чтобы ощущалось это горячее дыхание, полное отравы. Чтобы очень хорошо был виден каждый порез, каждый зарождающийся синяк на этих скулах, этом лбу, подбородке.
– Ну и что ты сделаешь? – спросил Уилл. – Вернее, что бы ты сделала, если бы не была собой?
Его голос едва подрагивал. На такой дистанции это было заметно наиболее отчётливо.
Мира отняла одну руку от его воротника и резким движением прошлась острыми ноготками по его щеке, оставляя след в виде новых порезов, пусть и не глубокими и не явными. Хейл коротко шикнул от боли и даже дух перевести не успел, как Миранда ударила. В нос. Так, чтобы кровь пошла.
Она и пошла.
Блум отошла на шаг, пока Уилл скатывался вниз по стенке, хватаясь за своё лицо. Мира смотрела на него, как победитель смотрит на проигравшего. Или на того, кто точно обречён на проигрыш.
– Давай ещё, – проговорил Хранитель воображения, подымая взгляд на неё. – Мсти мне. Чего ты ждёшь, давай, бей!
Ногой в живот – со всей дури. Хейл охнул, принимая этот удар.
– Продолжай, – уже не так твёрдо заявил он. Но Мира продолжать не хотела.
Вместо этого она опустилась перед ним на корточки, снова давая их лицам оказаться на одном уровне.