Хранители. Единственная
Шрифт:
И она просто надеялась, что та была с Питером. Потому что хотя бы после смерти её брат должен был быть счастлив.
Руки тряслись. Ноги – тоже. Они подкосились, и она упала, мысленно, а может, уже и слух, проклиная пол за то, что он был слишком мягким. Ей нужна была боль. Физическая. Нет, она бы не заглушила боль душевную, но ей просто необходимо было почувствовать хоть грамм того, что сегодня почувствовал Питер.
Ещё пока – тогда – живой Питер.
Она попыталась ударить себя по лицу. Не вышло. Рука просто обмякла, не преодолев и середины своего пути. Раздирать
Глаза от слёз напоминали нечто, покрытой плёнкой, которую не получалось снять. У Миры не было в близком доступе зеркала, но она знала: она вся покраснела. Всё вокруг глаз, как и они сами, багровело, губы, искусанные до крови, опухли, щёки измазаны дорожками, которые оставили после себя слёзы и потёкшая тушь для ресниц.
Нет, она не должна была жить. Она должна была умереть. Ей давно заготовлено место в Аду. Кроватка уже заправлена её любимым постельным бельём, а рядом сидит мама, готовая читать ей сказки на ночь, чего никогда не делала. Ну так и что же, почему дочка до сих пор не в своей постельке, почему дочка до сих пор не спит? Может, потому, что мама до сих пор не рассказала ей сказку? Может, потому, что мама выбрала сыночка? Может, потому, что кому-то там, к примеру, наверху, очень захотелось, чтобы она – последняя идиотка, самая ужасная подруга, омерзительная сестра – чтобы она жила назло самой себе, чтобы каждый день напоминать себе о случившемся одним лишь своим существованием?
Давай же, Мира, оставь на себе такие синяки, чтобы потом прохожие думали, что тебя дома избивает муж. Чтобы они думали, что у тебя есть дом и даже муж. Оставь на себе следы, которые будут резать тебе похлеще любого ножа. Оставь на самой себе воспоминания, от которых тебе будет больно.
Стук в дверь.
Нет, она не собирается открывать. Она будет лежать здесь, кричать, размазывать по лицу очередные слёзы и сопли и понимать, что время не вернуть, как бы этого не хотелось.
Настойчивый стук в дверь.
Нет, она будет, наконец, царапать себе лицо, но не углублять эти мелкие царапины до крови, ведь так – слишком больно, а ей так хочется, чтобы ей было больно. Но она никогда не получает то, что хочет.
Стук в дверь, готовый разнести дверь.
Нет, она не встанет. Думает так и смеётся над самой собой, подымаясь на ноги и делая пару хилых шагов в сторону двери.
Снимает блокировку и еле удерживается, чтобы не вывернуть внутренности желудка от усталости и измождённости прямо под ноги незваному гостю.
Тот не двигается. Она медленно поднимает голову, глядя на него сквозь грязные волосы.
– Катись ты к чёрту, Хатбер, – процедила она сквозь зубы, сжимая левой рукой дверной проём, а правой – саму дверь. – Ты пришёл поздно.
– Я никуда не уйду, пока не смогу убедиться в том, что тебе не нужна моя помощь, – парировал Энсел. Тогда Мира захохотала. Словно сумасшедшая. Сделал один шажок вперёд, при этом не покидая пределов своей комнаты.
– Знаешь, что, Энсел? Тебя не было тогда, когда ты ещё мог мне помочь. А теперь, пожалуйста, будь добр – отправляйся в Преисподнюю или откуда ты там явился. Ты меня задолбал. Ты мне не нужен.
Его лицо исказила кислая мина. Он сделал пару шагов назад. Мира усмехнулась, сощурив свои глаза. Которые словно были наполнены демоническим ядом.
– Да-да, именно так, – подбодрила она его. – Всё правильно делаешь. Шаг за шагом. Туда. Выход там, в той стороне. Поскорее.
Он остановился.
– Я идиот, – согласился он хриплым голосом. – Но…
– Идиотам здесь не место, – не пожелав выслушать его, прохладно отрезала она. – Во-он там, – указала она на продолжение коридора, – наверное, самое оно. Приглянись. И оставь меня.
– Просто пообещай мне, что ты справишься, – напоследок взмолился он. Миранда брезгливо окинула его с головы, наполненной кучей всякой информации, до длинных ног.
– Не могу обещать, – растянула она свои губы в приторной улыбке. – А теперь проваливай. Я не могу тебя видеть.
И тогда Энсел развернулся и пошёл прочь.
А Мира с силой захлопнула дверь комнаты.
Плакать почему-то больше не хотелось.
***
Они вышли прямо у школы. Вернее, первыми вышли Ричард и Джим, вытащив из багажника оружие и вручив каждому. Сандра вдруг потеряла то красноречие, которое так внезапно проснулось в ней, пока они ехали, и всё же забрала самозарядный пистолет, начав внимательно изучать его, вертя в руках.
– Если полиция нас увидит, то мы кочующие артисты, которые приехали со спектаклем “Воины в городе”, – саркастичным тоном сообщил Грин. Вот только сразу после его слов где-то там, в сплетении улиц, разжался выстрел. Сандра вздрогнула и пулей помчалась к зданию школы. Маркусу ничего не оставалось, как припустить за ней.
У самых дверей она остановилась. Кинула мимолётный взгляд на Миллса, а в следующий миг уже отворила дверь, оказавшуюся не запертой.
Внутри было темно. До тех пор, пока Маркус не пошарил по стене в поисках выключателям и не нажал на кнопку.
Голубые стены вмиг озарились светом.
Сандра вытянула перед собой пистолет и пошла вперёд.
– Эй, – шёпотом окликнул её Маркус. – Ты куда?
Девушка повернула к нему лицо.
– Я соскучилась, – только и произнесла она.
– Обычно эти твои “я соскучилась” ни к чему хорошему не приводят, – хмыкнул он, но не остановил её. Остановить её ведь попросту было нельзя.
Когда они дошли до лестницы на второй этаж, миновав голые стены и пару стремянок, выглядевшими покинутое любого заброшенного дома, Сандра вдруг остановилась, занеся ногу над ступенькой.
– Дальше я сама, хорошо? – спросила она у Маркуса. По всему нему видно было: нет, не хорошо.
– А если с тобой что случится? – начал выживать он свои аргументы.
– Тогда я закричу, – просто ответила она.
Действительно, против такого уже никаких слов не найдётся.
Маркус устало опустился рядом с лестницей, слушая осторожные шаги девушки.
На втором же этаже всё было не менее пустынно. Зато светло: окна е были закрыты или забиты досками, как могли бы быть. Но наличие света не устраняло того страха, который вдруг возник у Сандры. Сам собой. Из ничего.