Хранители. План игры
Шрифт:
Как бы там ни было, Худя оказался прав в главном своем предположении: развитый мозг давал преимущества. В их с Кастетом тандеме это было особенно заметно. Задания они всегда выполняли вдвоем. Причем основную работу делал Кастет, а вот сливки, в виде благодарностей и особого расположения босса, зачастую снимал Худя. В этом было его особое умение, и он пользовался им без зазрения совести.
– Ибо сила без мозгов – это путь в никуда, – неожиданно сказал он вслух.
Кастет перестал жевать и удивленно посмотрел на приятеля.
– Чего?
– Я говорю, пропадешь ты без меня. Ты ж как этот… – Худя пощелкал пальцами, вспоминая слово, – неандерталец, вот. – Он доел
– Где?
– Вымерли, как мамонты, потому что выживает умнейший. Радуйся, тебе повезло, что я рядом. Не дам загнуться по глупости. – Худя потянулся и зевнул. – Ладно, я спать. Следи за огнем, не дай костру прогореть. Часов через пять разбуди, я подежурю, а ты отдохнешь.
Худя приставил автомат к стенке, улегся на пол рядом с костром и поворочался с боку на бок, ища удобное положение. Его дыхание становилось более размеренным. Он постепенно проваливался в сон, даже не подозревая о грозящей опасности.
Не так далеко от места ночлега приятелей в зарослях кустарника прятались развалины дома. Над пышными волнами растительности горными пиками торчали остатки стен, но ни Худя, ни Кастет не заметили их в быстро сгущающихся сумерках, когда шли к приютившей их на ночь хибаре.
Среди обломков крыши и фрагментов кирпичной кладки находился прикрытый от посторонних глаз наваленными как попало досками вход в подвал. Сухой и чистый, он приглянулся одному из самых коварных, хитрых и опасных обитателей Зоны. Мутант покинул логово задолго до появления здесь напарников. Теперь он возвращался домой после длительного отсутствия. Причем не один, а с набранной за время удачной охоты свитой.
Мозголом почувствовал чужое присутствие до того, как увидел отблески костра на торчащих из облезлых рам пыльных обломках стекол и втянул вывернутыми наружу ноздрями широкого носа пахнущий дымом воздух. Псионик знал, как опасны люди: они могли убивать на расстоянии с помощью изрыгающих огонь и грохот приспособлений. Но он также знал, какое вкусное у них мясо, а потому решил действовать.
Нюхач, пучеглазка и два «слепыша» из его свиты послушно двинулись в указанном направлении. Суггестор рассчитывал отвлечь с их помощью внимание сталкеров и узконаправленным потоком пси-излучения превратить жестоких врагов в безобидных зомби. С его стороны это был выгодный обмен жесткого и невкусного мяса мутантов на деликатесную человечинку. Рядом с ним перетаптывались с ноги на ногу четыре безмозглых бормотуна, и он был не прочь пополнить запас живых консервов.
Псионик мысленно велел зомбарям оставаться на месте, а сам зашагал следом за тварями. Непосредственно возле хибары он планировал отдать мысленный приказ мутантам разбиться на группы. Мозголом действовал как истинный стратег. По его замыслу, пучеглазка и нюхач должны одновременно ворваться в дом с противоположных сторон после того, как «слепыши» запрыгнут в окна облюбованной сталкерами комнаты.
Среди подчиненных чужой воле мутантов не было прирожденных хищников. Да, в их рацион входило мясо, но это вовсе не означало, что они добывали его честной охотой. Их основная добыча – доживающие свой век подранки, но чаще всего они пожирали падаль или подбирали остатки чужого пиршества. С вооруженными сталкерами ни слепые псы, ни нюхачи, ни тем более пучеглазки предпочитали не связываться, а если и нападали, то на одиночек и при значительном перевесе в живой силе. Другими словами, атаковали скопом и с разных сторон, чтобы у жертвы не было шансов на спасение. Но так они охотились только в группах с себе подобными и никогда бок о бок с другими мутантами. Если бы дорожки этой четверки каким-то образом пересеклись на просторах Зоны, то они с большей вероятностью передрались бы между собой, чем стали действовать воедино. И все же псионик заставил их не только сбиться в одну стаю, но и двигаться с предельной осторожностью.
Мутанты передвигались в ночи, как истинные машины для убийства. Все, кроме пучеглазки. Та хоть и не хоркала, как это свойственно ее сородичам, шла как будто на костылях. Зато нюхач и слепые псы чуть ли не стелились по земле, плавно переставляя конечности, одну за другой. Стрекот цикад и тихий шелест листвы маскировали шорох трущейся об их тела высокой травы.
Один из «слепышей» приглушенно зарычал, но, подчиняясь ментальному сигналу псионика, замолк и зашевелил мокрым носом, нюхая пахнущий дымом, медовыми травами и еще каким-то незнакомым, но вкусным запахом воздух.
Твари приблизились к дому. Нюхач и пучеглазка двинулись в разные стороны, обходя заброшенное жилище с флангов, а слепые псы, чуть присев на задние лапы, напряженно замерли напротив окон в ожидании новой команды.
Псионик помедлил, словно на глаз оценивая готовность «слепышей» молниеносно броситься в атаку, и пошел за неуклюже передвигающей ноги мутосвиньей. Под босой ступней хрустнула ветка. Он замер с отставленной назад левой ногой и поднятой параллельно земле правой рукой, как будто невидимый фотограф сделал стоп-кадр волшебным фотоаппаратом и все вокруг остановилось, выждал несколько мгновений и снова зашагал к дому.
Пучеглазка покорно плелась к крыльцу впереди мозголома, не разбирая дороги. Ее самый большой глаз сильно косил в сторону, средний давно поразила болезнь, и он превратился в мутное бельмо, а самый маленький, ближе всех расположенный к хлюпающему влажными пузырями треугольному носу, наполовину закрывал уродливый кожный нарост. Но даже будь мутосвинья абсолютно слепой, она бы продолжала идти, не боясь столкнуться с препятствием или угодить в болото, появись то или другое на пути. За нее все решал суггестор. Если нюхачу и слепым псам достаточно было телепатически переслать мыслеобраз предстоящей атаки и таким же способом обозначить их местонахождение перед схваткой, то пучеглазка требовала постоянного контроля. Вот он и отдавал ей беззвучные приказы, куда и когда повернуть.
Псионик ни за что бы не стал гнать ее к дому, будь у него в стаде больше тех же нюхачей или слепых псов. Но так как выбирать не приходилось, а сам он не горел желанием лезть под пули и не хотел рисковать зомби, пришлось тратить силы на управление глупой животиной.
В темноте мутант не разглядел лежащей в траве двери, а потому не отдал твари мысленный приказ сместиться левее. Под зазубренными с внутренней стороны и заостренными снизу трехгранными копытами затрещали подгнившие доски. Псионик спохватился. В крохотный, с кулачок ребенка, мозг мутосвиньи поступил новый сигнал, и она осторожно попятилась назад.
Кастет услышал хруст и вскинул голову. Какое-то время он прислушивался к долетающим с улицы звукам, поворачивая то одно, то другое ухо к разбитому окну. Ему показалось, он различил слабый треск и шорохи, еще сильнее напряг слух и даже приложил к уху согнутую ковшиком ладонь, но, кроме шелеста листвы, так ничего и не услышал.
Ветер шумит, решил он, встал с пола и наклонился за чурбачком.
Он только взял в руки полешко, как с улицы донеслось злобное рычание. Мгновением позже раздался звон бьющихся остатков стекла и в комнату, в туче сверкающих в свете костра осколков, запрыгнули слепые псы. Зарычали и залаяли, брызжа слюной.