Хранительница персиков
Шрифт:
Внезапно заговорил Колин:
– Я бы хотел сделать заявление, – начал он, – я не хочу, чтобы хоть кто-нибудь за этим столом пытался выбрать мне партнершу на торжественную вечеринку. Я знаю, что вы хотели бы, но спасибо, не надо.
– Но Колин! Я думала о Пенелопе Мейфилд, – сказала София, тут же забыв про Пэкстон.
– Ха! – воскликнул Колин, указав рукой с бокалом вина на мать. – Я знал, что ты что-то замышляешь. Нет. Я отказываюсь от твоей помощи.
– О, Колин, – милостиво произнесла София.
Колин подмигнул Пэкстон. Он сделал это ради нее.
После ужина Колин ретировался на террасу. Что он делал каждый вечер на этой неделе.
Сегодня и Пэкстон пошла на террасу вслед за братом.
– Не понимаю, – сказала она и устроилась на мягком кресле рядом с ним.
– Что не понимаешь? – спросил Колин, откинув голову на подушки и закрыв глаза.
Пэкстон постаралась сесть так же, но ей стало неудобно.
– Мама души в тебе не чает. Папа больше не заставляет тебя играть в гольф. И все равно ты ждешь не дождешься, как уедешь.
– Пэкс, ты должна понимать меня лучше, чем кто-либо. Требуется много энергии, чтобы противостоять этому напору.
– Если ты вернешься, тебе даже не придется ужинать с ними каждый вечер. Мне приходится только потому, что я живу с ними. А у тебя будет собственный дом.
– Знаю.
– Когда ты вернешься? – спросила она. – Тебе не нужно жить в Нью-Йорке из-за работы. Ты можешь работать и здесь.
– Не уверен, что готов.
– Готов к чему? Быть со своей семьей? Бог ты мой, наверное, здорово быть тобой. Пэкстон понятия не имела, почему начала нападать на Колина. Он этого не заслужил. Ведь она даже не из-за его слов расстроилась.
– Но сейчас ведь я здесь? Ты попросила меня приехать – я приехал.
– На месяц.
Он сделал глубокий вдох.
– Я устал, Пэкс. Не хочу с тобой ругаться.
Ее брат никогда не высыпался. Хоть в этом они были похожи.
– Я тоже не хочу. Извини.
Стрекот сверчков заполнил повисшее молчание. Проплывающие по небу облака то скрывали от взглядов луну, то милостиво обходили ее стороной. Пэкстон казалось, что небо полностью отражает ее настроение: яркая волна счастья, а затем темный период угрюмости.
– Ты же с Уиллой Джексон пойдешь на торжество? – наконец спросила Пэкстон.
– Я над этим работаю, – ответил Колин с улыбкой. Он повернул голову и посмотрел на сестру. – А ты? С кем пойдешь?
До прошедшей недели, до поцелуя она, не раздумывая, сказала бы с Себастьяном. Но сейчас она уже не была так уверена. Он все выходные проработал в клинике, но сейчас уже был вторник, а от него никаких вестей, хотя сегодня она оставила ему сообщение с извинениями. Ей не нравилось быть не с ним. В таких случаях у нее в жизни будто образовывалась дыра, которую нечем было закрыть. Ведь он ее лучший друг, ее единственный друг. Но как она сможет смотреть ему в глаза после того, что произошло? После того, как она убедилась, что он никогда не даст ей то, что она так сильно хочет и хотела всю жизнь? На мгновение она позавидовала жизни ее брата: простой и полной удовольствий. На мгновение она поняла, почему он предпочитал держать от них на расстоянии.
– Думаю, что пойду одна, – ответила Пэкстон. – У меня будет слишком много хлопот, я не смогу уделить должное внимание моему партнеру.
– Я могу пойти с тобой, – предложил Колин.
– Нет, приходи с Уиллой. Она должна быть в особняке ради ее бабушки, – Пэкстон на мгновение притихла. – Уилла следила за посадкой дерева сегодня. Видел ее?
– Да, видел, – ответил Колин. – Я ее пригласил.
Пэкстон закусила нижнюю губу.
– Так вы… разговаривали?
– Да, а что?
– Я подумала, что она тебе все рассказала о той пятничной ночи.
– На самом деле нет, – ответил он. – Я спрашивал. Но она ничего не рассказала.
Пэкстон удивилась:
– Она тебе ничего не сказала?
Он поднял голову.
– Сейчас у меня складывается такое же впечатление, как и после разговора с ней. У вас есть больше чем один секрет? Что происходит?
– Ничего.
Колин вздохнул и повернул лицо к небу и луне в облаках.
– Точно так же ответила и она.
Позже тем вечером Себастьян расположился за самым дальним столиком придорожного кафе с чашкой кофе. Так же, как когда он был подростком. С той лишь разницей, что сейчас у него не было набитой книгами сумки. И он был одет намного лучше. И его глаза не были накрашены.
Его отец был алкоголиком, поэтому Себастьян старался проводить дома как можно меньше времени. Он часами сидел в этом кафе, куда его брала двоюродная бабушка, когда он еще был совсем мальчишкой, – единственном месте, которое он мог себе позволить. Себастьян обычно заказывал одну чашку кофе и читал библиотечные книги до тех пор, пока уже не мог сидеть с открытыми глазами от усталости. Потом он отправлялся домой и спал на диване в гостиной, чтобы не встречаться с отцом и не выслушивать словесные оскорбления. Тот часто называл Себастьяна педиком, особенно когда напивался. По утрам же Себастьян просыпался и шел в школу, чтобы выслушивать похожие оскорбления.
– Привет, красавчик, – поздоровалась Лоис, подойдя к его столику. – Не хочешь кусочек пирога?
Себастьян ей улыбнулся. Лоис работала здесь официанткой еще с тех времен, когда он был ребенком. Она была жилистой старушкой с ярко-накрашенными губами и белокурым париком. Она и еще одна пожилая женщина были единственными официантками и носили платья из полиэстера и отделанные рюшем белые фартуки. В кафе было несколько посетителей, большинству из которых перевалило за семьдесят. Они не обращали на Себастьяна никакого внимания. Никто его здесь не беспокоил, именно поэтому он так любил это место. Он думал, что с возрастом отделается от привычки прятаться здесь от всего мира, но, очевидно, он ошибался.
– Я не голоден, Лоис, спасибо.
– Ну попробуй, – настаивала Лоис, поставив перед ним тарелку с кусочком пирога. – Ты слишком уж тощий. Даже эти модные костюмы не могут скрыть твою худобу.
Она ушла. С каждым шагом ее ортопедические туфли скрипели на потрескавшемся линолеуме. Пирог от Лоис выражал ее любовь. И Себастьян ценил это. В тот раз, когда несколько месяцев назад он вновь переступил порог кафе, они с Лоис вернулись к прежним привычкам. Она пыталась накормить его. А он отказывался. Она разрешала ему оставаться допоздна, и только в эти дни он мог позволить себе оставить ей намного больше чаевых.