Хранительница строк
Шрифт:
«Не может быть… Как он это смог, как у него получилось? Ведь это мои мысли, мои чувства, мои… удушливые объятия добродетели, как это знакомо мне… то, что я хотела раскрыть в книге, ту основную мысль он перенёс сюда и уместил в этих образах на полотне… он передал весь смысл, у него вышло, получилось…»
– Ну как моё творение? – неожиданно раздался за её спиной знакомый голос.
– У меня нет слов… – растерянно проронила Татьяна. – Как ты это смог передать?
– Значит, удалось, да, Танюша?
– Валера, на все сто! Но как?
– Хе-хе,
– Да, да, ты прав, всё так и есть, я увидела это и прочувствовала, каждой своей клеточкой прочувствовала! Но почему ты раньше мне не сказал?
– Знаешь, Тань, мне ведь важно именно твоё мнение, вот и хотел, чтобы ты сама без подготовки… одним словом, решил сделать тебе сюрприз.
– И ещё какой! Валера, ты просто гений, правда!
– Скажешь тоже… ну, всё равно – спасибо, Танюша. Да, есть ещё кое-что, я хотел с тобой посоветоваться…
Но договорить он не успел.
– Ах вот они где! – ворвалась в их разговор Светлана. – Валерка, ну ты хоть совесть бы поимел, твоя выставка, а мне отдуваться приходится! Все уже тебя обыскались, куча вопросов у людей, а они тут шушукаются! И ты, подруга, тоже хороша, тихушница! Проплыла мимо нас как белый лебедь, потупив глазки. Думала, не заметим? Нет, милая, Светлана Борисовна всё видит, от меня так просто не упорхнёшь.
– Я тоже рада тебе, Светочка, хорошо выглядишь, – с улыбкой отпарировала Татьяна.
– С вами, дамы, не соскучишься! Ладно, мать, веди уж на эшафот бедного художника, – не смог скрыть улыбку Полянский, притворно вздыхая:
– Уф-ф, как меня утомила вся эта светская возня.
– Надо, Валерочка, надо, привыкай, – ответила Светлана, демонстративно беря под руку мужа, и уже на ходу обернулась к Татьяне:
– И ты, Волошина, не отставай, тебя тоже ждут…
Тем временем посетители выставки начали рассыпаться по залу, вполголоса обсуждая работы Валеры.
Пока Татьяна следовала за Полянскими, то не раз ловила на себе мужские взгляды, как впрочем, и женские. За впечатлениями от картины и разговором с Валерой она совсем забыла про своё вечернее платье с выразительным декольте и пикантным боковым разрезом и что высокие каблуки придают ей особую женственную элегантность.
Промелькнувшая мысль её даже позабавила:
«Всё как всегда, то ли выставка картин, то ли нарядов вместе с прелестями их обладательниц. Смешно. Ладно, Таня, ты же женщина всё-таки и, причём довольно привлекательная. Пускай любуются, а кто не хочет – пусть завидует».
На неё иногда находило такое игривое настроение.
Реакция Вадима на её появление была вполне предсказуема:
– Танечка, вы… вы просто обворожительны,
– Спасибо, Вадим. А если не узнали, то долго жить буду, – нисколько не смутилась Татьяна.
Она уже успела примерить на себя новую роль и чувствовала себя вполне раскованно.
– Танюшка у нас умеет перевоплощаться, когда захочет, конечно, – со смешинкой в глазах заметила Светлана.
С этой минуты Вадим не отходил от Татьяны. Он то и дело одарял девушку комплиментами, при этом старался коснуться её руки, или слегка пожать её тонкие пальцы, на что Татьяна благосклонно отвечала молчаливой улыбкой. Можно сказать, что вечер удался, некоторая нервозность организаторов выставки, ощущавшаяся вначале, давно забылась, а взамен появилось чувство заслуженной эйфории. Тем более, что картины пользовались успехом и даже продавались. Публика в зале постоянно менялась, оставались только приглашённые на банкет, но их уже мало интересовали работы Полянского, а разговоры они вели больше на отвлечённые темы. Валера и сам немного подустал от внимания и нескончаемых вопросов между поздравлениями, и реагировал на них уже без прежнего блеска в глазах.
Уже перед самым закрытием, когда заждавшиеся гости оживлённо потянулись в банкетный зал, в галерею вошёл представительный седовласый мужчина и без раздумий направился к той самой картине, которая так заинтересовала Татьяну. Он не стал, как многие знатоки живописи разглядывать её под разными ракурсами, меняя угол зрения, а просто уставился на неё немигающим взглядом и простоял так не менее пяти минут. Потом удовлетворённо кивнул, что-то прошептав одними губами, и рукой подозвал к себе Полянского, безошибочно угадав в нём хозяина полотна. Этот жест удивил Татьяну, в нём чувствовалась властная воля, не терпящая отказа.
Пока Валера с незнакомцем обсуждали какие-то связанные с картиной вопросы, Татьяна смогла лучше разглядеть этого человека. Её сердце нервно забилось, как и тогда в парке лишь только она увидела его глаза. Они были разными, один – тёмно карий, другой – светло-серый, почти голубой. Всё повторялось, её книжный герой, как две капли воды походил на этого человека или наоборот. Но факт оставался фактом, девушку преследовал либо плод её воображения, либо реальные люди, с которых писались книжные образы. Первый вариант даже в голову её не укладывался. А если рассматривать второй – то откуда она могла их знать?
Её размышления прервал голос Светланы:
– Ну что, Валерочка? Что этот солидный дядечка от тебя хотел?
Увлёкшись своими мыслями, Татьяна даже проморгала возвращение Полянского.
Подошедший Валера недоуменно развёл руками:
– Ничего не понимаю… он мне такую сумму отвалил только за то, чтобы я не продавал «Маски», и сегодня же снял с выставки. А ещё он сказал, чтобы я никому не показывал её хотя бы полгода особенно после захода солнца. И слово с меня взял, просто слово и всё. Странноватый господин, однако.