Хранящая прах
Шрифт:
— Обними меня, — прохрипел он, оглаживая изгибы спины. Придет время и ему не нужно будет об этом ее просить. Когда-нибудь…
Мирина подчинилась и обхватила его шею, едва дотягиваясь. Невыносимо нежная, легкая, как снег. Расплетя узел пояса, Вихсар сорвал его, подхватил княжну, укладывая на меха рядом с очагом. Справился со своей одеждой, содрал с отвердевшей до предела плоти, собрал подол платья на пояс Вихсар, обхватил ее ногу, закинув себе на плечо, вторгся в теплое, ждавшее его влажное лоно. Какой бы холод не был в глазах Мирины, но тело княжны горело в его руках, таяло, вожделея его так же, как он ее. Как же он хочет, чтобы она забыла все тревоги. Тлевшее в ее глазах желание под его ударами на время затмевало все
Мирина трепетала, сжимая в пальцах шкуру, опускала ресницы, тянула в себя воздух, и Вихсара накрыла свинцовая кипящая волна. Хан жестко толкнулся еще несколько раз, и его вышибло из собственного тела, опрокидывая в бескрайнюю горячую глубину, растворявшуюся в тугих волнах золота. Он выждал, когда ум прояснится и возьмет вновь способность воспринимать все, дыша часто и глубоко, вынырнул из полузабытья, выдохнул в ее подрагивающие губы, все еще покачиваясь, оставляя до капли свои соки. Остановился, продолжая безмолвно смотреть в глубокие омуты, в которых так безвыходно тонул, где-то там на самом дне оставляя часть своей души. Он покрывал ее всю ласками, собрал с ее губ дрожь — остатки утихавшего трепета.
Мирина тихо поддавалась его рукам, поцелуям, страсти. Как же жаждал, чтобы она стала еще ближе, чем сейчас, чтобы заговорила, позвала его, но Сугар непоколебимо молчит. Вихсар слышал лишь сбивчивое дыхание, ощущал жар тела и запахи сочащихся соков, смешавшихся в один тонкий аромат, который все еще дурманил голову. Хан пронизывав пятерней мягкие пряди у виска, убирая их с лица Мирины. Глаза княжны закрыты, длинные ресницы подрагивают, губы раскрыты. Вихсар оглаживал ее плечи, тонкие ключицы, собирая ладонями с ее тела дрожь.
Лежали еще некоторое время в ворохе цветных шелковых тканей, объятые теплом светом очага, как вдруг первые капли ударили о крышу, забарабанили часто, глухо.
Вихсар лег рядом, увлекая Мирину за собой, прижимая к себе. Отсюда он не выйдет до самого утра.
— Я слышала, что воличи пришли, — вдруг произнесла Сугар, укладываясь рядом.
Рука хана закаменела на ее плече.
— Да пришли, и завтра вы отправитесь в Кроидан.
Княжна, казалось, перестала дышать, надолго замолкла, а потом пошевелилась, подняла голову, заглядывая в глаза хана, спросила:
— А ты?
Вихсар посмотрел на нее долго. Голубые глаза, что еще миг назад полыхали, остыли — прежний бледный лед затвердел в них.
— Я остаюсь здесь, Сугар, — хан поднял руку, провел костяшками пальцев по ее гладкой щеке. — С вами отправится Найир.
Ресницы княжны дрогнули, она опустила их, и густые тени ранимо легли на щеки, брови нахмурились, и между ними легла нить складки. Дождь припустился хлеще, заполняя повисшую тишину, затопив лагерь. Как бы он хотел забраться в ее голову и узнать о чем она мыслит.
— Ты думаешь о нем?
Мирина молчала. Вихсар мог прижать к постели снова и взять так, чтобы она не думал ни о ком, кроме него. Но с Сугар так не хотелось поступать, его разрывало на части от собственных противоречий. Впрочем, слов и не требовалось — он был прав. Вихсар убрал руку, словно обжегся об лед — такая холодная казалась сейчас Сугар, отрешенная, что даже горечь собралась во рту.
Мирина, выждав, приподнялась — хотела что-то сказать. Вихсар и сам не понял в какой миг яд ревности все же всплеснул в нем, мгновенно ослепив, вонзив в сердце острый серп ярости. Горло сжало — одним рывком оплел княжну руками, захватил, развернув к себе и опрокинул ее на постель, навис сверху и, не дав толком понять ничего, впился в раскрывшиеся в оханье губы, терзая их и сминая. Мирина уперлась руками о его гранитную грудь — пыталась отстранится, наверное, что-то сказать.
— Ничего не отвечай. Думай только обо мне, Сугар, — хрипел он, целуя ее безудержно, ненасытно, горячо и отчасти свирепо, не в силах справится с пробудившейся бурей внутри.
Мирина убрала преграду, ослабив руки. Такая покорная — это причинило ему не меньше боли, чем, то, кто сейчас занимал ее мысли. Он ненавидел и презирал себя за несдержанность, за грубость, но пожар охватил его целиком, заполнив до краев свинцовым сплавом. Вихсар прошелся губами по тонкой коже шеи, слыша, как срывается ее дыхание, и когда его рука скользнула под край подола, а пальцы впились в бедро, Сугар затаилась под ним: то ли в страхе, то ли в ожидании чего-то. Ощущая дрожь горячей вены под своими губами, хан выдохнул рвано — она боится. Он отстранился, заглядывая в лицо Мирины. Холодный взгляд княжны — как ушат ледяной воды — погасил его пожар быстро. Стиснув челюсти до скрежета зубов, Вихсар поднялся, высвобождая княжну из плена. Лучше ему держатся подальше сейчас от нее — не хочет причинить ей боль.
Едва хан приподнялся чтобы уйти, как девичьи руки оплели стан — Сугар прильнула грудью к его крепкой спине, уткнулась в шею, всхлипнула.
— Китм сорэээйм [Не уходи, прошу], — протянула горячо и сдавленно на его родной речи. Сердце вдруг обожгло: мягкое звучание теплом расползлось по всему телу, мгновенно взбудоражив его естество.
Теплые ладони княжны скользнули на грудь. Вихсар туго потянул в себя воздух, ощущая, как все тело наливается силой, тяжелеет и ломит в паху от безумной тяги, от ее отчаянной ласки, осторожной просьбе. Но он не смог сдвинутся с места: объятия Сугар — сродни клейма — прижгли и надорвали. Перехватив ее дрожащие пальцы, Вихсар снял с запястий обручи — сначала с одного, потом — другого, одно движение — Мирина оказалась сверху, спиной к нему. Ощущение ее стройного тела в его руках пьянили. Оно волновало и Сугар, когда княжна поняла, в каком капкане сейчас оказалась. Стащил с нее рубаху: золотистые пряди скользнули по голому стану, струящимся жидким шелком окутали изгибы спины, бедер. Вихсар огладил плечи, охватил груди, тяжелые, упругие, соски затвердевали и упирались в его ладони. Он опустил руки на талию, такую тонкую — пальцами охватить. Скользнул ладонью вниз, накрывая влажное горячее лоно. Мирина выгнулась навстречу, сжимая бедрами его, положив голову на его плечо, волосы огладили прохладой грудь.
В глазах хана ослепло пятнами, когда его пальцы скрылись во влажных складках. Вулкан, что так глухо и опасно бурлил в нем до сего мига, взорвался, едва не разрывая жили на лоскуты. Вихсар убрал руку, крепко сжал пальцами ее бедра, плавно насадил на себя, туго входя. Пронизав пальцами его волосы, княжна приняла его до конца. На некоторое время их оглушил шелест дождя, к нему прибавились и влажные звуки шлепков вонзавшейся твердой плоти в узкое сочившееся влагой желания лоно. Тогда, теряя терпение, он плотнее сжал ее в кольцо рук, одним рывком опрокинул на постель, нависая глыбой сверху.
Потемневшие глаза в тусклом свете блестят, как гладь воды под луной, дыхание дрожит в неровном шелесте и губы сжаты упрямо. Склонившись над ее грудью, Вихсар втянул набухший сосок в рот, прикусил его и тут же огладил губами, заставляя Мирину прогнутся. Развел ее колени шире, вторгаясь плотью в самую сердцевину, раскрывшуюся под ним лотосом. Всхлипнув, Сугар застонала, вонзая пальцы в стальные мышцы мужчины, схлестываясь с ним, поддаваясь бедрами ему навстречу и хватая ртом воздух. Вихсар, сплетя пальцы с пальцами Мирины, сжал их крепко над ее головой, содрогаясь, натужными рывками вонзался в нее, скользив беспрерывно, завладевая ею. Окружение быстро поплыло от накатывающего блаженства. Вихсар вскоре начал срываться с края, проваливаясь в пропасть, приближаясь, но еще не достигая предельного накала, что толкали его с каждым рывком в огненные недра небытия. Да пусть даже самого пекла!