Христофор Колумб
Шрифт:
Бурные рукоплескания были наградой Хуану де ла Коса, который скромно отходит в сторону, и язвительные выкрики хором по адресу Колумба.
Но тут адмирал пускает в ход против Хуана де ла Коса и латынь, и древних греков, приводит выдержки из творений блаженного Августина, ссылается на Аристотеля [9] , Страбона [10] , Сенеку [11] , Пифагора [12] и Эратосфена!.. [13] Аристотель… Хуан де ла Коса глубокомысленно кивает; он слыхал это имя и знает ему цену, но все же не чувствует под собою твердой почвы, и адмиралу предоставляется возможность подробно развить тему и привести основания, на которых древние строили свои предположения, что Земля имеет форму шара; тень, отбрасываемая Землей на Луну при лунном затмении, служила важнейшим доказательством, но оно не укладывалось в головах матросов и казалось им чистой бессмыслицей. Хуан де ла Коса, сообразив это, выступает с возражением:
9
Древнегреческий ученый и философ.
10
Древнегреческий географ.
11
Древнеримский философ и писатель.
12
Древнегреческий философ и математик.
13
Древнегреческий философ.
– Как это возможно, чтобы Земля отбрасывала тень на Луну, если бы даже была круглой? В таком случае Солнце должно проходить под Землей…
Колумб: – Именно.
Хуан де ла Коса: – Вот как? Но Земля – плоска она или кругла – должна же иметь какую-то опору, фундамент, так сказать, а в таком случае, как небесное тело может подойти под нее?
Колумб:—У Земли нет фундамента; это шар, свободно висящий в пространстве.
Движение. Едва сдерживаемое страстное негодование. Все глаза прикованы к Хуану де ла Коса, который озадачен, с искренним сокрушением смотрит на адмирала и, запинаясь, спрашивает:
– Как же… как же это может быть, чтобы Земля, тяжестью во много сотен тысяч центнеров, висела свободно в пространстве?
– А разве есть что невозможное для всемогущества Господа Бога? – с ударением спрашивает адмирал. – Он, приведший сферы в движение и поддерживающий их, зажегший свет Солнца, Месяца и звезд и заставивший их отмечать ход суток, разве он не может удерживать Землю висящей в пространстве на своем месте? Как это делается, одному Господу ведомо!
Хуан де ла Коса склоняет голову, прикладывает указательный перст к груди, и крестное знамение словно само собою начертывается в воздухе. Матросы следуют его примеру; все словно очутились в церкви, и опасное разногласие мнений на одну минуту сглаживается под влиянием торжественного благоговения минуты.
Но затем спор снова разгорается, и Хуан де ла Коса заносчиво утверждает от имени всех, что если даже Земля шарообразна, чего нет на самом деле, и даже если вдобавок свободно висит в пространстве силою Господней – да будет благословенно имя его! – то все-таки затея, о которой идет речь, нелепа. Шар может быть так велик, что та часть его, на которой мы находимся, производит впечатление плоскости, пусть так, но это ведь самая верхняя часть, и если удалиться от нее, то непременно очутишься на покатости, которая будет становиться все круче и круче, под конец станет совсем отвесною, пока выпуклость снова не начнет закругляться уже вниз; все это, если придерживаться теории шарообразности; но она, разумеется, вздор,– как же вода-то могла бы держаться кругом на всем шаре, не стекая?
Одобрения: – Браво! браво!.. – Хуан де ла Коса торжествующе глядит прямо в глаза адмиралу и с почтительным поклоном лица подчиненного снова отступает в ряды остальных присутствующих.
Последнее возражение адмирал оставляет без внимания и соколом на добычу бросается на первое:
– Мы плывем в эту минуту вниз!
Пауза, пока смысл сказанного доходит до сознания всех, затем бурное волнение; некоторые с громкими криками подбегают к борту взглянуть, другие невольно хватаются руками за первую попавшуюся опору. Хуан де ла Коса бледнеет, но, овладев собой, спрашивает:
– А каким образом адмирал думает снова подняться наверх?
Все вдруг схватывают весь зловещий смысл сказанного Хуаном де ла Коса, представляют себе чудовищную пропасть, по которой они скользят теперь вниз, понимают всю невозможность когда-либо подняться на нее вновь и каменеют на месте…
И среди всеобщего ужаса раздается смех адмирала. Он беззаботно смеется в столь серьезную минуту, он издевается над ними, держа в своих руках их жизнь, проклятый пес! Чаша терпения переполнена, они больше не хотят слушать его!..
– Вместе с тем мы плывем и наверх! – мягко обращается адмирал к Хуану де ла Коса и поясняет, что, если Земля действительно кругла как ш а р, то на ней, собственно, нигде нет ни верха, ни низа; низ и верх можно только представлять себе, мысленно проводя в любом ее пункте линию от центра к зениту… Но тут Хуан де ла Коса качает головой, почтительно смотрит на адмирала и опять качает головой: ему грустно за адмирала, за корабль и за них всех.
Адмирал меняет тактику: смеется, глядя на них своими впалыми глазами, и делает вид, что готов согласиться с мнением большинства. Ну, представим себе, что Земля плоска. Но в таком случае она не может быть окружена водой, низвергающейся в бездну, – вся вода стекла бы с нее давным-давно, и самый потоп всемирный не мог бы произойти, как правильно указал Хуан де ла Коса. Зато если океан окружает Землю кольцом, как думает большинство, то это не исключает возможности доплыть до Индии, плывя на запад,—так сказать, окружным путем, а не прямым, и не кругом всего шара, а просто по кругу полушария, если они это предпочитают…
Хор голосов констатирует правоту Хуана де ла Коса, и сердитые выкрики ставят на вид адмиралу, что он явно запутывает дело и обходит прямой вопрос Хуана де ла Коса: как можно снова подняться наверх на выпуклость шара, в припадке безумия съехав с нее вниз? Говори начистоту!
Адмирал: – Стало быть, теперь вы все верите, что Земля шарообразна?
Крики, вопли, брань, проклятия; этим кончается собрание.
На следующем собрании адмирал должен изложить все свои соображения и доводы в пользу существования земли в океане на западе, не считая космических доводов, которые они слышали раньше и которые до того навязли в ушах у всех в Испании и в Португалии, что люди криком кричали и затыкали уши при одном появлении Колумба. Он повторял их, как заученный урок, на беглом испанском языке, но с акцентом, выдававшим итальянца. При иных обстоятельствах и в иное время, если дело шло не о жизни или смерти, команда устроила бы себе жестокую потеху, имея на корабле такого бесподобного шута, столь крупного, рослого и беспомощного; или, если бы они не так ненавидели его, то, пожалуй, даже пожалели бы, видя, как он, в сущности, одинок – один против всех, среди необозримого океана, вдвойне одинокий и чужой среди чужих, старый чудак, отдающий себя на посмешище, твердя все одно и то же, объясняя, доказывая сызнова и сызнова.
– Итак, с незапамятных времен… (—… С незапамятных времен! – передразнивает Диего итальянский акцент, мягкий тон и все прочее; разумеется, вполголоса, но достаточно громко, чтобы стоящие около него слышали и потешались)… с незапамятных времен ходят слухи об исчезнувшей в Атлантическом океане земле Атлантиде Платона [14] ; мнения расходятся лишь насчет того – была ли она поглощена морем или просто путь к ней забыт людьми; в пользу последнего говорят всплывающие время от времени легенды о землях или островах где-то там далеко на западе от Европы; некоторые думают,
14
Древнегреческий философ и писатель.
что речь идет о самом рае, утраченной блаженной стране, откуда человечество было некогда изгнано и куда уже не находило больше дороги. Святой Брандан отправился на ее поиски и действительно попал на блаженный остров в море, где пребывали праведные, как рассказывается в его житии, но с тех пор дорога туда снова потеряна вот уже восемьсот лет; впоследствии стали относить тот блаженный остров к группе Канарских островов, но, разумеется, ошибочно: остров или острова блаженных должны лежать гораздо дальше в океане, по крайней мере, вдвое дальше, чем Азорские, – которые тоже нельзя принимать за острова блаженных, – и притом, вероятно, южнее; возможно, что именно в том направлении, в каком они теперь плывут.