«Хризантема» пока не расцвела
Шрифт:
Теперь о делах с «Джонсон эйркрафт корпорейшн». Должен признаться, что никто из нас не ожидал этого скандала. Практика, как бы это сказать, выражения благодарности стала традиционной… Я склонен подозревать здесь чью-то руку…
Адъютант. Чью?
Брайтон. Пока сказать трудно. Я поручил расследовать это дело. Возможно, утечка информации допущена сознательно.
Адъютант. А вы были в курсе?
Брайтон. Разумеется. Наша работа требует полной осведомленности. Кроме того, деятельность компании «Джонсон» шла на пользу нашей стране…
Адъютант.
Брайтон. Надеюсь.
Адъютант. Но меня беспокоит другое: не всплывут ли данные о связях компании с ЦРУ. Отрицательный эффект такой информации поставил бы под угрозу и наше военное сотрудничество.
Брайтон. Это беспокоит и меня. Джон, не возьмете ли вы на себя труд сообщить последние сведения о ходе дела.
Уилби. Охотно. В завтрашнем номере газеты коммунистической партии будет помещен список получавших взятки. В списке три последовательно сменявших друг друга премьер-министра, пятнадцать бывших и нынешних министров, шесть депутатов, генеральный секретарь кабинета министров, бывший председатель объединенного комитета начальников штабов сил самообороны и ушедший в отставку начальник штаба ВВС.
Адъютант. Oro!
Уилби. Коммунисты образовали парламентскую комиссию по расследованию, которая действует отдельно от прокуратуры и бог весть до чего может докопаться.
Дэвис. Они уже неизвестно каким образом разнюхали, что мое подразделение работает в тесном контакте с японским управлением национальной обороны.
Уилби. Такого массированного удара консервативная партия может и не выдержать.
Брайтон. Я пользуюсь случаем представить мистера Льюиса. Я не зря попросил его приехать в Токио. Нестабильность ситуации в Японии вполне может привести к падению консервативного правительства и к созданию кабинета оппозиционных партий, где и коммунисты получат портфели. Я уже не говорю о политических последствиях, но они получат доступ к нашим военным и разведывательным данным, ведь мы довольно тесно связаны с японскими коллегами.
Дэвис. На всякий случай мы приняли некоторые меры.
Брайтон. Похвальная предусмотрительность. Но я надеюсь, что до этого все же не дойдет. Правда, придется провести кое-какие акции. Вот тут-то как раз и незаменим специалист по коммунизму мистер Льюис. Собравшиеся, очевидно, слишком молоды, чтобы помнить об эффективнейшей деятельности мистера Льюиса в Токио десять лет назад.
Льюис. Двенадцать.
Брайтон. Это не столь важно. Я имею в виду работу с террористами из группы «Боевое знамя». Адъютант. Что за группа?
Адъютант. Да-а, не сочтите мои слове за попытку вмешаться в чужие дела, но, может быть, имеет смысл вновь применить лекарство, которое так хорошо себя зарекомендовало?
Уилби. Если только у японцев еще не выработался стойкий иммунитет к данному средству.
Брайтон. От нас ждут решительных действий, прошу формулировать конкретные предложения.
Уилби. Предложение номер один достаточно определенно выразил наш уважаемый коллега из Вашингтона, а его конкретное исполнение лучше всего поручить Льюису.
Брайтон. Вы не в сенате, Джон, выражайтесь попроще.
Уилби. У меня есть кое-какие мысли, но мне бы хотелось еще немного подумать.
Брайтон. Хорошо. Благодарю всех за участие».
Комура сверил возможное время прибытия Хироко Сасаки и Юкио Кога в аэропорт с расписанием авиарейсов. Выбирать пришлось из шести рейсов. Хироко сказала, что лететь всего полтора часа. Тогда это мог быть только Кумамото. Комура попытался разыскать стюардесс, сопровождавших этот рейс, но они были в полете.
Глубокой ночью Комура заехал в управление, чем безумно удивил дежурного, и оставил на столе записку с просьбой разрешить ему на несколько дней уехать из Токио по неотложным семейным делам. Таро он ничего не сообщил.
Мортон уже второй час сидел у Бенджамина. Они выпили несчетное количество миниатюрных бутылочек сакэ. Были на столе и удивительные японские закуски, обильно приправленные соевым соусом. («С таким соусом и дерево съешь». — «Уже съели, — засмеялся Бенджамин. — Это побеги бамбука».) Дым от выкуренных сигарет заполнял комнату. Бенджамин был неиссякаем, бесконечные истории сменяли одна другую. Особенно удачно он передразнивал немыслимое произношение офицеров американских оккупационных войск, воображавших, что в совершенстве овладели японским языком. Он повествовал о десятках смешных случаев, когда американцы из-за самомнения и надменности попадали в нелепейшие положения, японцы же в этих ситуациях неизменно выглядели умными и благородными.
Улыбнувшись, Мортон заметил:
— Не очень-то вы жалуете соотечественников.
— Вам показалось, — отмахнулся Бенджамин. — Хотите чаю, приготовленного по-японски?
— Хочу.
Бенджамин принялся священнодействовать. Вначале Мортон пытался запомнить последовательность манипуляций, чтобы позже попробовать самому, но вынужден был отказаться от этой мысли: слишком это было сложно.
Разливая чуть пенящуюся жидкость по маленьким фарфоровым чашечкам, Бенджамин задумчиво произнес:
— Вероятно, вы в чем-то правы. Я, может быть, чересчур требовательно отношусь к американцам, приезжающим сюда. Я глубоко убежден, что мы, американцы, должны постоянно ощущать вину перед этой страной.
— Почему?
— Разве недостаточно Хиросимы и Нагасаки? Вы знаете, кто такие хибакуся? Это те несчастные, которые выжили после бомбардировки, но обречены на бесконечные мучения, на медленное умирание… Между прочим, таких в стране триста пятьдесят тысяч. Представляете, что должны испытывать к нам японцы?
— А Пирл-Харбор? Войну-то начали не мы.
— Но это мы бросили бомбу, без малейшей военной необходимости. А потом? Мы пришли сюда, чтобы навсегда покончить с войной. И вместо этого через несколько лет в нарушение конституции сами начали создавать японскую армию, назвав ее для отвода глаз силами самообороны. Теперь она занимает по боевой мощи седьмое место в мире.
— Силы самообороны? — пренебрежительно сказал Мортон. — Во-первых, у них нет ядерного оружия, во-вторых, они под нашим контролем.