Хромой Орфей
Шрифт:
– Смотри, в штаны не напусти!
Голос разогнал дрему. Гонза поднял разомлевшее лицо, моргая вглядывался в полумрак. О перегородку кабины опирался парень, худой, в форме веркшуца, в фуражке, небрежно сдвинутой на затылок.
– Вздумал тут дрыхнуть, так хоть штаны расстегни, олух!
Веркшуц, заговорщически подмигивая, обвел глазами стоящих вокруг, в полутемном помещении загрохотал смех, он повернулся и вышел из двери.
Ладно получилось! Гонза перевел дух, встал. Гавел - один из хороших веркшуцев, ничего не будет. Он никогда еще ни на кого не накапал, любит, правда, пропустить чарочку и закрывает оба глаза, когда кому нужно ночью смотаться с территории завода. «Сегодня
За дверью на Гонзу налетел запыхавшийся Пепек Ржига.
– А я, старик, ищу тебя, с ног сбился.
Гонза нехотя остановился, даже рук из карманов не вынул. Он с трудом переносил этого парня со щучьей мордой, но не показывал виду. У Пепека всегда было курево. От природы он был жаден, но тот, кто хоть как-то поддерживал с ним отношения, мог рассчитывать на «бычка». Всюду, где только собиралась кучка тотальников, громче всех раздавался его надтреснутый голос ярмарочного зазывалы; он смаковал непристойности с увлечением, а в карманах таскал захватанные снимки порнографических сценок, которые любил подсунуть какой-нибудь ничего не подозревающей девчонке, чтоб вволю насладиться ее смятением.
– Пошевели мозгами, а то мне крышка, - жалобно сказал Пепек.
– Хочешь курнуть?
– Он щелчком выдвинул из пачки одну сигаретку, и Гонза не отказался.
– Был я сейчас в амбулатории, и вышло дрянь дело, Карпатов чуть слезы не ронял, но все-таки направил на медосмотр в централку... А у меня, понимаешь, новая баба, так что надо бы...
– А болезнь-то какая?
– прервал его Гонза.
– Да этот... ревматизм, понял? Мышечный. Мне братишка присоветовал. Говорят, ты с этим делом валялся? Сколько отхватил?
– Три месяца без малого.
Пепек удивленно свистнул.
– Вот это да!
– Только важно не сорваться. Если раскроют - пиши пропало. Тут нужны нервы, чтобы все делать по науке. И не трепаться.
– А то! За кого меня принимаешь? А на худой конец - там-то разве не хотят курить? Ну, давай советуй.
– Палка у тебя есть?
– У папани. А на что она?
– Надо ходить с палочкой и все время прихрамывать. Потом - РОЭ. Наверняка у тебя возьмут.
– А это что?
– Анализ крови. Как пойдешь на анализ, тебе велят прийти натощак и не курить, а ты нарочно нажрись всяких азотистых продуктов. Гороху, яиц, достань уж где-нибудь, накурись побольше, выпей как следует спиртного. Я так до тридцати трех РОЭ догнал. А глаза чуть подвел обгоревшей спичкой, придает подходящий вид.
– Как слово божие. Все?
– Нет. Главное, смотри не ори, когда тебя схватят за мышцу. Тогда сразу поймут, в чем дело, потому что при мышечном ревматизме трогать не больно. Многие на этом срываются, я видел, как одного погнали в три шеи да еще с сопроводиловкой на завод.
– Шик!
– возликовал Пепек.
– Нынче вечером надрызгаюсь всласть, а коли все сойдет, за мной пачка сигарет, я человек благодарный.
Пепек убрался.
Гонза
– кричит, бывало, ему издалека хулиганистый Пепек.
– Патеры уже объяснили тебе, как у баб устроено? Чтоб не запутался!»
Гонза вспомнил, что должен еще отбить карточку Войты на ночную смену: они давно разработали эту остроумную систему, и все шло гладко. Отбили уже кучу ложных рабочих часов, и никто в этом бедламе ничего не заметил. Бухгалтерия механически высчитывает цифры, и сумма в выплатной ведомостичке растет на радость ребятам...
Гонза зыркнул в сторону «Девина», и что-то тихонько дрогнуло в нем. Она сидела на стуле, спиной прислонившись к стапелю, руки ее трогательно упали на колени, голова свесилась: девушка, видно, спала. Котенок в корзинке... Платочек сполз на шею, волосы излучали золотистое сияние. Завтра опять поеду поездом, обязательно! Павел этого не поймет. «Ты это пережил?» Откуда я знаю? Но зачем его вызывали?
Павел еще не вернулся в цех. Потом Гонза увидел его: неверным шагом он шел вдоль стены, наклонив низко голову, и руки его висели плетьми.
– Павел, что с тобой?
Павел встряхнулся, вздохнул, а лицо оставалось неподвижным.
– Я-то в порядке. Домой вот еду. Мама умерла...
Мелихар был не в духе, видимо, мучили фурункулы на шее.
– Хватит гулять, молодой!
Гонза поспешно протиснулся под крыло, схватил поддержку. Великан влез верхней половиной туловища в отверстие посередине крыла, как всегда, когда хотел что-то сказать Гонзе.
– Сегодня из моторного цеха забрали двух ваших. Тоже студенты...
– За что?
Подушечки мясистого лица заходили ходуном.
– За что? А газетки! Листовочки! Сунули прямо в лапы какой-то курве. Да еще имели глупость держать целые стопки в своих шкафчиках!
– Мелихар был возмущен.
– Выпороть бы как следует дураков! Вот увидите, сколько еще из-за них невинных людей пострадает!
Он осекся, взгляд подручного заставил его замолчать. Фыркнул, выдул пыль из ноздрей, кивнул головой в ту сторону, где был стол Даламанека.
– Видали? Следующие, пожалуйте бриться!
Бледный писарь из отдела кадров, в плаще, болтающемся на нем как на вешалке, вел недружную кучку только что переученных тотальников: пожилые мужчины, тощие юнцы, женщины, старушки, несколько девчонок с тоненькими палочками-ручками - лица, руки, ноги, номера, бегающие, робкие глаза. Жалко выглядели они, такие чужеродные в этой незнакомой для них обстановке, давящей их страшной тяжестью. Они стали полукругом возле столика мастера, переминались, ежились смущенно под сотнями изучающих и в общем-то участливых взглядов, а Даламанек был в своей стихии. Он пыжился перед ними, важным тоном выкрикивал их имена, величественно хмурился.
– Бардак, не завод, - сплюнул Мелихар; он всегда ругался, когда приводили новых тотальников.
– Всякое дерьмо тут теперь работает. Подите спросите этого холуя, нет ли у него для нас какой-нибудь повитухи? Интересуюсь, когда они мобилизуют Христа-младенца или святого Вацлава? Что он торчит без дела на коне, мог бы тут бегать, заклепки таскать. Пойду-ка я горло промочу, молодой, тошно мне от всего этого!
Ничего необычного во всем этом не было и ничего особенного, строго говоря, не случилось, если не считать того, что с новой волной тотальников в фюзеляжный цех забросило и Милана.