Хроника Аравии
Шрифт:
Желая точно знать высоту афинских стен, Птоломей затеял переговоры с целью выкупа афинских солдат попавших ему в плен. Это было привычным для осады делом и стратегу не составило большого труда, включить в команду переговорщиков опытного геометра.
Переговоры, как правило, шли вблизи городских ворот. И пока стоявшие внизу македонцы кричали свои условия, а стоявшие вверху афиняне отвечали им, геометр спокойно выполнил свою работу. Сосчитал число камней уложенных в стене, он на глаз определили их высоту, и добился нужного результата.
Птоломей выдал хитрому ученому награду, но сразу предупредил, что если концы штурмовых лестниц не будут доставать гребня крепостных стен, то геометр лишиться головы. Другому механику, он пообещал большую награду, если баллисты и катапульты будут метать стрелы и камни дальше привычных расстояний. При этом на голову ученого стратег не покушался, милостиво обещав ученому высечь его.
Однако не метательные и стенобитные орудия, что были установлены напротив ворот Драконта, напугали афинян. Для наблюдения за стенами города, Птоломей приказал установить дозорную башню, чья высота и размеры серьезно озаботили горожан, знавших историю осады Галикарнаса, Тира и Газы.
Видя всю серьезность намерений Птоломея взять Афины штурмом, а не посредством длительной осады и измором, ареопаг решил возобновить переговоры с македонцами и отправил новое посольство во главе с Демадом.
Афиняне очень надеялись, что опытный демагог сумеет уговорить Птоломея, сменить гнев на милость и смягчить свои требования к Афинам. Однако переговоры закончились, не успев начаться.
Едва выяснилось, что у Демада нет согласия ареопага на сдачу города, как Птоломей встал и, не слушая доводов Демада, потребовал, чтобы послы немедленно покинули лагерь.
— Не стоит напрасно тратить вашего и моего времени. Афины должны понести наказание за свое предательство. Вы говорите, что мои требования излишне суровы к вашему городу. Посмотрим, будете ли вы считать также, когда Афины будут взяты штурмом и отданы на разграбления солдатам, как ранее были отданы Фивы!
— Опомнись Птоломей! — воскликнул Демад. — Тебе дал образование сам Аристотель, а ты говоришь как азиатский деспот, в сердце которого нет ни капли жалости к колыбели эллинской культуры!
— Ты говоришь о жалости, Демад? Хорошо. В память о своем усопшем учителе, я выкажу вам свою милость. Когда Афины падут, я удержу руку своих солдат от разграбления тех домов, где на крыше или на стене будет висеть кусок белого холста. В знак покорности царскому дому Аргидов — торжественно изрек Птоломей и выпроводил гостей из своего шатра.
Обсуждение его слов на народном собрании породило острейшую полемику Демосфена с Демадом. Первый горячо убеждал народ проявить твердость и терпение, говоря, что в Вавилоне Пердикка и Антипатр сцепились в борьбе за власть, а Гарпал обещал прислать новых наемников из Аргоса и Аркадии. Второй напоминал о безухом посольстве, указывал на метательные машины врага и напоминал о блокаде македонским флотом порта Пирея.
Последний аргумент был весьма действенен и убедителен. Из-за блокады многие афиняне были вынуждены ограничить свой привычный рацион, однако пламенные речи Демосфена взяли вверх над желудком. Вспоминая славное боевое наследие афинян от Тесея до Перикла он превзошел Демада с его повседневными ценностями. Собрание поддержало Демосфена, но торжество разума над желудком продержалось недолго.
Через пять дней, Птоломей начал обстрел Акарнийских из баллист и катапульт. К огромному сожалению стратега, в его распоряжении не было «египетского огня», при помощи которого можно было быстро сломить сопротивление афинян. Однако камни и стрелы, падающие градом на стены города, были вполне весомым аргументом убеждения свободолюбивых греков.
В течение двух дней копья и стрелы македонцев поражали защитников стен Афин, а их камни разрушали крепостные зубцы и калечили людей, стоявших по ту сторону ворот.
Видя, как много людей погибло в эти дни, ареопаг единогласно решил срочно направить к Птоломею гонца с просьбой прекратить обстрел города, для того, чтобы было возможно начать мирные переговоры. Однако сделано это было второпях, без согласования с народным собранием. Гонца задержала у ворот городская стража, что привело к самым трагическим последствиям для Афин.
За время осады, среди горожан сильно развилась подозрительность. Уничтожение врагом плантаций оливок и винограда в окрестностях города, нехватка продуктов питания и ужасные обстрелы метательных машин очень благоприятствовало этому.
Простым людям стали мерещиться всевозможные заговоры аристократов, желавших за их спиной, заключить выгодный для себя мир неприятелем. С каждым днем осады, эти настроения росли и множились, и появление у ворот гонца ареопага, стало той искрой, что подожгла стог сена.
Все началось с банального препирательства со стражей, к которому подключились оказавшиеся рядом с воротами сторонники Демосфена. Всего несколько слов оказалось достаточно, чтобы гонец был схвачен и под угрозой смерти, сознался во всем, что только от него захотели услышать озлобленные горожане.
Схватив незадачливого говоруна, с громкими криками: — «Измена! Измена!» — сторонники демократов двинулись к агоре, чтобы свершить правый суд над воображаемыми заговорщиками. Учитывая настрой толпы, можно было не сомневаться о судьбе членов ареопага, подавляющее большинство в котором были представители партии аристократов. При наличии у людей камней, палок, кухонных ножей и топоров, изгнание из города, была бы для них самым легким наказанием.
Негодующая толпа, вбирая в себя все новых и новых людей, как на крыльях достигла агоры и стала требовать к себе на суд членов ареопага. Яростные крики собравшихся, не сулили бывшим архонтам ничего хорошего, но от кровавой расправы их спас Кратер, начавший в этот момент штурм Афин.
Приучив афинян к мысли, что главная цель македонцев Акаринийские ворота, Птоломей приказал атаковать городские стены с двух сторон, с небольшим временным промежутком.
Первыми, под прикрытием метательных машин, к городским воротам устремилась штурмовая группа, состоявшая исключительно из ветеранов. Построившись «черепахой», они довольно быстро достигли городских ворот, неся с собой большое бревно, с головой барана на конце. Крепко перемотанное во многих местах веревками, раскачиваемое с двух сторон мускулистыми руками, оно было идеальным орудием разрушения ворот и стен.