Хроника Аравии
Шрифт:
Опередив бегущих в город гоплитов, катафракты оказались раньше них у ворот города, в одно мгновение рассекли и растоптали людской затор в воротах и ворвались в Коринф.
Хорошо известно, что страх, взяв верх над человеком, всегда губит его, хотя у того имелись определенные шансы на спасение. Так было и с Коринфом. Едва только македонцы оказались по ту сторону городских стен, паника неудержимой волной захлестнула город. Никто не обратил внимания, что врагов не так уж и много. Что они, порядком устали совершая свой марш-бросок к стенам Коринфа и если сильно постараться, то страшных врагов можно выгнать из
Все это можно было сделать, но страх так сильно изуродовал души людей что, ни о каком сопротивлении они не могли и думать. В каждом из македонцев коринфяне видели сразу десять, в каждом их крике и возгласе был слышен погребальный хор. Эта духовная опустошенность людей позволило катафрактам сначала взять под контроль ворота города, затем очистить всю площадь перед воротами и только потом занять стены. Кое-где оставшиеся на своих постах стражники пытались оказать им сопротивление, но их усилия были напрасны. В этот день бессмертные боги отвернулись от Коринфа, отдав его на растерзание македонцам.
Катафракты смогли продержаться до прихода гоплитов Полисперхона. Когда же первая волна страха спала, и люди попытались защититься, было поздно. Проникнув в город, македонские воины подобно весенним ручейкам, они затопили все улицы Коринфа, уничтожая всех на своем пути.
Тиран Леандр вместе со своей наемной охраной попытался дать бой неприятелю на центральной площади Коринфа, но это только продлило агонию города. С гипаспистами Полисперхона они ещё бились на равных, но подошедшие к ним на помощь лучники и пельтеки, быстро склонили чашу победы в свою сторону.
Единственным утешением Леандру и его солдатам, могла служить мысль, что вместе с собой в подземное царство Аида, они прихватили не один десяток солдат врага. Однако подобные мысли совсем не радовали жителей города, оставшихся один на один с разъяренными победителями. Обозленные понесенными потерями, Птоломей не стал удерживать руки своих солдат, как это было в Афинах, предав город ростовщиков и торговцев безжалостному разграблению.
Врываясь в чистенькие и ухоженные дома, македонцы срывали на их хозяевах, все свое зло, что накопилось в них с самого начала кампании. Грабя, насилуя и убивая, воины сводили счеты с теми кто, сидя в мире и покое, богател на их победах, за которые было щедро заплачено солдатской кровью и потом. Никто не ушел от их возмездия, за исключением местных проституток. Укрывшись в храме Афродиты, они умолили солдат не трогать их, пообещав расплатиться с ними потом. Воины уступили мольбам женщин и потом, в течение трех дней, что Птоломей стоял под стенами Коринфа, пользовались этой привилегией.
Только поздно вечером, утомленные грабежом и насилием, отягощенные добычей, гоплиты стали покидать город. К этому времени подошла фаланга Кратера, войны которого с нескрываемой завистью смотрели на гоплитов Птоломея. Точно также смотрел на регента и сам стратег, вынужденный признать его умение находить выход из сложных положений.
Птоломей простоял вблизи Коринфа ровно три дня. Столько ему понадобилось, чтобы сначала предать огню тело павшего в сражении стратега Полисперхона, а затем провести переговоры с ахейцами и элидцами.
Желая заткнуть рот тайным недоброжелателям, говорившим, что ведомая Птоломеем конница не очень спешила к месту боя, отчего и погиб Полисперхон, регент устроил богатые похороны. Потратив на это почти всю свою долю из захваченной в Коринфе добычи. Оставшуюся же часть доли, он пожаловал послам Ахеи и Элиды, что прибыли в его палатку к вечеру второго дня.
Узнав о падении Коринфа, они решили не дергать тигра за усы. Явившись к Птоломею, ахейцы и элидцы заявили, что они не являются сторонниками Спарты, что только и было нужно македонскому регенту в этот момент. Закрыв глаза на все остальное, он позволил послам удалиться. При этом позволив им не только соблюсти честь, но и приобрести некоторый капитал, пусть даже и трофейный.
После этого уже ничто не могло помешать войску Птоломея, вступить в пределы Лаконики, что и случилось через несколько дней. Не думая о понесенных потерях и утратах, о том, что им ещё предстоит свершить, македонцы твердо шли к последнему очагу беспокойства в Элладе. И там их ждала ещё одна битва, последняя в этой войне.
Успев купить на деньги Гарпала у карфагенян доспехи и оружие, задействовав все свои резервы, спартанцы успели собрать к приходу врага, около девяти тысяч. Во главе войска стоял царь Клеомен страстно желавший смыть позор, ранее нанесенный спартанскому царю Агиссу Антипатром.
Напрасно мудреные опытом советники уговаривали царя отойти за Эврот и подобно Агеселаю навязать противнику бой в теснинах города. Царь гневно отвергал их, утверждая, что спартанские войны самые лучшие, и сидеть в незащищенном стенами городе это просто безумие. Клеомен свято верил в свое предназначение разбить македонцев и начать возрождение влияния спартанского царства на всю Грецию. Эта вера была настолько крепка и чиста, что он спокойно дожидался, пока македонцы не подошли к лагерю спартанцев и встали против него.
— Мы всех их похороним на нашей земле. У нас много для этого места — гордо заявил царь, глядя на ряды врагов и его слова, моментально разлетелись по рядам спартанцев, приободряя их перед грядущим сражением.
Видя, что противник полностью уверен в собственных силах, Птоломей решил применить против спартанцев, любимое построение Александра. На следующий день он выстроил фалангу сарисофоров с гипаспистами по бокам, создав на правом фланге ударный клин из катафрактов.
После афинян, фокейцев и коринфян, изобретению царя Александра предстояло держать экзамен у самого сильного экзаменатора в Европе. Который не раз доказывал, что способен одержать победу, находясь в почти безвыходном положении. Что считал поражение самым страшным позором и сражаться с ним, предстояло биться на его родной земле.
Перед тем как отправиться на правый фланг Птоломей обнялся с Кратером, которому он доверил в этой битве пехоту. — Держитесь, мы постараемся побыстрее ударить вам навстречу — пообещал регент. Тяжелое предчувствие лежало у него на сердце, чего с Птоломеем не бывало со времен индийского похода.
В отличие от Птоломея царь Клеомен находился в приподнятом состоянии. Царь был полностью уверен в своей победе, ибо получил пророчество от дельфийских жрецов. Оно гласило, что царя может победить только человек царской крови, к которым Клеомен никак не относил Птоломея. Поэтому он без малейшего колебания, стоя позади фаланги в окружении жрецов, дал сигнал к началу атаки неприятеля.