Хроника для Акаши: Закат... (Часть первая: Фиирация)
Шрифт:
Когда же Ребекка натанцевалась, Арантин поймал ее взгляд и поманил ее рукой.
— О! Привет, а где Луиза? Или она устала после игорного дома Нейтрала?!
— Все прошло отлично. Но ты не забыла?
— О чем?
— Ну, как же?! — Арантин достал из пиджака билет на самолет. — Сегодня ты летишь обратно к Сахаре!
— Ну, блин! Ты бяка! Сахара весь в работе, ему не до меня… А у тебя тут весело!
— Прости, но даже если бы этого захотел я, ты бы все равно вернулась к Сахаре. Кстати, когда приедешь к нему, передай ему это. — Арантин протянул вместе с билетом небольшой конвертик с печатью в виде своеобразной звезды, что была нарисована на флагах корабля. — Тут указания. Мне нужно, чтобы Сахара как можно быстрее заканчивал постройку «Фиерии». Мне нужен опытный образец! И чем быстрее, тем лучше…
— Э-эх… похоже, ты мне не разрешишь остаться. Ладно, когда там вылет-то?
— Вылет в 1:00, не опаздывай.
— То есть у меня осталось только
7 марта, 1:00.
Виктория находилась у Радвилы, друга Лаймониса, в надежде, что ей удастся его разговорить и тем самым разузнать о Лаймонисе. Радвила же был занят своей картиной. Поэтому Виктория решила начать разговор издалека.
— Хмм… О чем эта картина? — спросила она.
— А ты что тут видишь? — спросил Радвила, ему было интересно мнение других.
— Я? — Виктория внимательно рассмотрела картину. «Какие-то башни? Здания? Дороги? А эти маленькие точки напоминают людей». — Это город? — предположила она.
— Да! Хотя, точнее будет сказать, это множество городов. — Радвила стал водить по картине, рассказывая о ней. — Смотри: здесь описывается мой родной город. Я же сам из Литвы. На него наложена Рига, а здесь Таллин, правее Хельсинки, кстати, это здание, символизирующее город, рядом с кучей древесины — это я так падение нашего корабля завуалировал. Левее Стокгольм, это связано с их географическими положениями. Копенгаген и Берлин нарисованы вместе, красивые города, но как по мне, слишком «правильные», что ли? Ни Париж, ни Лондон обрисовать мне не удалось… Слишком быстро мы их покидали… Ну, а сейчас я пишу Берн, город мне чем-то напомнил тот же Берлин и Копенгаген, хоть они и кардинально различаются.
— А где же Амстердам и Брюссель? — поинтересовалась Виктория.
— Так как Норден и Заидена покинули Фиирацию, я стер зарисовки этих городов… К тому же, этого попросил Арантин. Эх… С ним сложно спорить. — добавил Радвила.
— Понятно… Кстати, расскажи мне побольше о Риге. Кажется, оттуда родом наш тихоня Лаймонис?
— О, да! Лаймонис оттуда… Хмм… Ну, что я могу рассказать о Лаймонисе? Он тихий, прям как ты и сказала, программист, ну, и мы с ним хорошие друзья. Ну, а так… Больше ничего интересного…
Виктория чувствовала, что Радвила ей чего-то не договаривает:
— «Не может быть, что у Лаймониса все так просто. Хотя, может, именно из-за этого, как говорил Арантин, он не хотел брать Лаймониса на корабль? Нужно будет поговорить с Арантином…» — решила она. — «А пока… Может, Радвила расскажет мне о себе?»
— Что? Рассказать о себе? Ну… О чем ты хотела бы узнать? — спросил он, почесав свою щетину и продолжив писать картину.
— Как ты попал на корабль? — спросила она.
— Ну… — было видно, что о той части своей жизни Радвила говорить не хотел, что-то болезненное там было. Но все же выговориться он был всегда рад, всем нужно выговариваться. — Это было не так давно. В моем распоряжении был целый двухэтажный дом. Его мне подарил мой… Сводный брат. Он был куда младше меня. Я тогда еще рисовал свой первый поистине прекрасный шедевр! Но… Одной ночью после небольшой пьянки в клубе… Мой брат не вернулся домой. Его сбили на машине, когда тот возвращался домой. Но он не умер, он впал в кому. Надо сказать, что родители у моего брата были очень богатыми людьми в городе и я, вооружившись его деньгами, на всей скорости бросился в больницу, где тот лежал… Его тело было неподвижным, цвет кожи приобрел пугающий беловатый оттенок. Мне стало страшно за брата и попросил врача все мне сказать, чем помочь? Что ему надо? Врач лишь ответил: «Переносить его из больницы категорически запрещается, но вот, что до оборудования, то нам понадобится… Финансирование». А что я? Я согласился, отдал огромные деньги. И каждый день ходил к брату. Я забросил свой «шедевр» и большую часть времени, когда не был с братом, я или пил, или курил, курил много. А у меня должна была быть выставка через несколько дней. Поэтому директор выставки сказала: «Я так старалась, чтобы выбить тебе место! Я понимаю… У тебя проблемы… Точнее… Неважно. Просто приноси свою картину. Это твой шанс прославиться». Но мне было плевать. Я даже не шелохнулся. Но вот когда мне позвонили из больницы и сообщили, что сегодня брат пошевелил пальцем, я был счастлив. Меня переполняла радость. Правда, я не смог попасть к нему, ему нужен был покой. Энергия, что переполняла меня, перешла в картину, несколько дней я только ею и занимался. Кстати, к слову, эту картину я писал с самого детства, когда прочитал один отрывок из библии и тогда же научился играть в карты. Я закончил картину и смог ее выставить. Но за весь день никто ко мне так и не подошел. Никто не спросил и не поинтересовался. Я был опечален… Но ко мне подошел Арантин. Он смотрел на эту картину через свои очки, но, казалось, что он видит все, что я передал этой картине. «Это картина о смерти Христа?» —
— Какая… — Виктория прочувствовала боль в словах Радвилы и даже облегчение. — …Мне жаль. — сказала она. Этими словами ничего не изменить, но даже они были бальзамом на рану Радвилы. — Я пойду. Осмыслю услышанное. — сказал она и вышла из комнаты Радвилы. Пройдя через толпу веселых швейцарцев, она слышала вместо смеха плач, а вместо весёлой музыки — трагедию…
Вернувшись к себе, Виктория вдруг поняла:
— «Каждый на этом корабле имеет за плечами ужасную историю. И у каждого эта история связана с семьей. Что же за история может скрываться за Лаймонисом?» — не понимала она и это подогревало интерес.
13:00, Фиирация.
Виктории было сложно уснуть сегодняшней ночью и не из-за шума, а из-за тех историй, что рассказывали ей на этом корабле. Швейцарцы покинули корабль ближе к 11:00, а вместо них пришли уборщики. Они прибрались на корабле и на нем снова стало так же тихо, пусто и спокойно, как будто на корабле и не было вчерашнего веселья. Виктория же решила, что ей следует поговорить с Арантином. О Лаймонисе. Понимая, что никто, кроме самого Лаймониса и Арантина не расскажет историю полностью. Радвила — друг Лаймониса, но все же вряд ли он знает все, да и разговорить ему не получилось. Аманда? Глупо расспрашивать ее об этом. Но ее поймала Аманда, преградив своим телом дорогу дальше. На ее лице читалось негодование.
— Э-э… Что? — удивленно спросила Виктория.
— Нам нужно с тобой поговорить. — ответила она и предложила пройтись с ней в ее комнату. Виктория согласилась пройти с Амандой. Ее заинтересовало поведение этой девушки.
Зайдя в комнату Аманды, та закрыла за собой дверь на ключ, присела за стол, что сделала и Виктория.
— И о чем ты хотела со мной поговорить?
— Зачем ты расспрашиваешь о Лаймонисе? Что тебе от него нужно? — спросила Аманда.
— Я просто интересуюсь, не более… — быстро нашла оправдание Виктория. — А, собственно, тебе какое дело?
— Это мое личное дело! Точнее… Мое и Лаймониса… — как-то неуверенно сказала Аманда. — Прекращай следить за Лаймонисом. Вы с Арантином в чем-то его подозреваете, ведь так? — строила догадки Аманда.
— «Откуда она знает? Нет, я уверена, что это именно она шпионит за Арантином. Нужно разговорить ее… Есть идея!» — думала Виктория.
— Нет, мы его не подозреваем ни в чем. А вот тебя да. Что ты делаешь на этом корабле?! Зачем ты тут?! А главное, кто тебя послал?! — давила на Аманду вопросами Виктория.
— Что? Не понимаю, о чем ты говоришь? — на вид она действительно не поняла, чего от нее хочет Виктория. — Я просто хочу, чтобы ты прекратила свои расспросы, и все.
— «Если ей нечего скрывать… То она расскажет мне о своем прошлом, так же как сделал это Радвила. А что до Лаймониса… Здесь мне поможет только Арантин. Аманда мне не расскажет о нем», — решила Виктория.
— Я сказала, что подозреваю тебя в шпионаже!
— Что за глупость?! Это не так!
— Тогда расскажи мне, как ты попала на этот корабль? — спросила она.