Хроника двойного контракта
Шрифт:
Ну, Любовь Витальевна, что за шутки?
Господи, неужели подошла?!
— Алло…
— Любовь Витальевна, это Ломакин.
— Я поняла…
— Глупо спрашивать, но… вы себя чувствуете гораздо хуже, чем могли бы?.. — Я слышал голос полуживого человека. Не артиста, выполняющего задание сыграть роль умирающего, а настоящего больного. Я слышал, как в эфире раздался трест вскрываемой упаковки с лекарством.
Интересно, что за лекарство? Валидол — для сердца или цианид — от воспаления совести?
— Я поняла, что это ты… Ты мне нужен…
— Любовь Витальевна, с тех пор, как я решился вам помочь и выполнить кое-какую вашу просьбу, я стал нужен не только вам. Боюсь, что я стал нужен всем, кто проживает в этом городе. Утром за мной следят иномарки, в обед — синие «восьмерки»… Сейчас я имею честь кое за кем следить, потому что под грузом впечатлений мне стала приходить в голову навязчивая мысль о том, что скоро моей жизни будет угрожать опасность. И все потому, что я решил вам помочь. Лично меня это наталкивает на определенные выводы. Но вы-то сами ничего не хотите мне сказать?..
— Где ты находишься?
— Это — все?..
— Я не знаю, что происходит с тобой, но я хорошо представляю, что происходит вообще, в принципе… — Ее голос не дрожал.
Черт, что-то не похоже, что она «под контролем»…
— Приезжай. Нам нужно поговорить…
— Нам? Я не ошибся? Простите, в последнее время я стал туго соображать. О чем мне с вами говорить? Я лишь хочу услышать гарантии того, что моей несчастной жизнью никто больше не будет интересоваться в таком объеме! Вот все, что мне нужно! А для этого достаточно и телефона! Вы что, не понимаете, что у меня не остается другого выхода, как включиться в вашу дурацкую игру и начать сотрудничать с ФСБ? Считаете, что я просто так возьму и «проиграю»? Или вы считаете как-то иначе, а, президент футбольного клуба?..
Я сознательно хамил. Для таких стерв, как мэм Шкурко, есть только один довод — встречный «наезд». Перекормленный долларами мозг подобных ей истеричек и приводится в чувство только методом шоковой терапии. Но, к моему великому удивлению, реакция вдовы была на редкость спокойной и даже какой-то насмешливой, несмотря на полное отсутствие юмора в сложившейся ситуации.
— Дурак ты… А еще детектив… Как же ты бандитов-то в милиции ловил?
Она немного помолчала и добавила:
— Это никогда не закончится или закончится очень плохо для тебя, если меня не выслушаешь… Уж коль тебя мне порекомендовали — значит, голова у тебя на своем месте. Значит — не дурак. А если иногда думаешь, как дурак, так это от недостатка информации.
Может, она таблетку для восстановления клеток головного мозга приняла? Тем не менее она продолжала:
— Я знаю, о чем ты сейчас думаешь…
— Правда?
— Если ты думаешь, что я тебя подставила, то ты заблуждаешься.
— И мне могут сказать то же самое те, кто сейчас сидит в машине перед вашим домом?
— Перед моим домом?
— Если еще не интересовались погодой, то посмотрите в окно.
Молчание длилось секунд пять-шесть. За это время Джонсон смог бы пробежать шестьдесят метров. Любови Витальевне этого времени хватило, чтобы дойти до окна и вернуться обратно.
— Ты хочешь жить?
Людоед, а не женщина!
— Хочу.
— Тогда срочно иди ко мне. Как я понимаю, ты где-то рядом.
— Хорошее предложение. Но у меня нет привычки, как у вашего мужа, умирать в подъезде на первом этаже.
— Обойди дом кругом. Сзади тебе откроют дверь на лоджии. Это мои соседи. Я сейчас позвоню им. Через квартиру выйдешь на лестничную площадку и поднимешься ко мне.
Я уже ничего не понимал.
— Поговорим, а заодно я расплачусь с тобой. Или ты так перепуган, что и деньги не интересуют?
— Меня интересуют деньги, когда у меня есть уверенность в том, что я смогу их в дальнейшем потратить.
— У тебя есть шанс и получить их, и потратить. Я заинтересована в тебе не меньше, чем ты в деньгах.
Нет, за время работы детективом у меня, конечно, были рекламации, но таких обещаний в стиле якудзы я еще не выслушивал. Вот стерва, а?!
— Слушай, извини, что на «ты», но не боишься, что я сейчас поднимусь и расшибу тебе голову?! Телефоном или утюгом — первым, что под руку попадется?! Тебе кто дал право так играть судьбами людей? Я что тебе — инструмент? Как вибратор?! После того, как я нашел девку, которую «пахал» твой благоверный, я не получил ничего, кроме постоянных опасений за свою жизнь и твоих базаров, типа — «приходи, а иначе тебе крышка»!!
— Не смей! Ты понял?! Не смей его касаться!!! Не смей…
Оп!.. Что это? Запоздалое раскаяние или кураж от недостатка слов для ответа?
— Немедленно иди ко мне. — Она помолчала. — Я вешаю трубку…
— Что, посмотрела, на месте ли «Тойота»?
— Да.
Хм… Сразу — и честно.
— Хорошо. Иду.
Я всегда хотел жить в такой квартире. Чтобы комнат было пять. Чтобы одной была спальная с огромной кроватью из белого дерева, другой — кабинет с библиотекой, а в самой большой, такой большой, что стены даже не бросаются в глаза, был камин. Еще бы я хотел, чтобы в моей квартире, так же, как в этой, на одной из стен самой большой комнаты с камином висели два подлинника кисти великого Рериха с гималайскими пейзажами, лишая смысла наличие этой стены. Стены и не было, было только пространство. Бесконечное, как время, которое потратил бы я, чтобы дойти до этого неестественно бордового солнца, спускающегося за гору… Я поднялся из мягкого кресла и подошел к картине. Бесконечность не имеет измерений, так же, как взгляд. Если он хотел, чтобы я не смог прикоснуться к его солнцу, то я и не смогу этого сделать. Оно отодвинулось от меня на то же несуществующее измерение бесконечности, что было между нами до этого…
— Интересуешься Рерихом?
В комнату зашла Любовь Витальевна, держа в руках серебряный поднос с арабским кофейником, двумя крошечными чашечками и еще чем-то, загадочно скрытым под белой салфеткой. Я перевел взгляд с подноса на подножие горы, за которую никогда не скроется бордовое солнце, и вздохнул.
— Скорее — вечностью, которая состоит из бесконечно заканчивающихся жизней.
Любовь Витальевна поставила поднос на столик у кресла и подошла ко мне.
— Эти картины очень дорогие. Саша любил их, как жизнь…
— Эти картины не имеют определения — дорогие и недорогие. Они бесценны… Во всяком случае — вот эта. — Я провел рукой по раме, не смея дотронуться до пейзажа.
Шкурко повернула ко мне голову, и в ее усталых, отекших от тяжести событий глазах я прочитал удивление.
Подойдя ко второй картине, я стер пальцем пыль с одной из вершин.
— Настоящий «Закат» находится во Франции. В частной коллекции. Но эта копия действительно стоит больших денег… Но все-таки давайте вернемся к нашим баранам… Итак, я хочу жить. Расскажите мне, пожалуйста, что-нибудь об этом. И объясните, почему вашего мужа убивают в подъезде не вашего дома и это происходит в тот момент, когда я выполняю свою работу — слежу за ним по вашей просьбе?