Хроника двойного контракта
Шрифт:
Мои маты с оттенком нервозности после всего пережитого возмутили спокойствие двора также, как недавние выстрелы. Где-то надо мной, этаже на третьем, раздались возмущенные крики, и по крыше «копейки» глухо стукнула пустая консервная банка. Не дожидаясь, пока сверху упадет еще что-нибудь, я отъехал от дома.
Если Шкурко отправляется за деньгами в Москву и по возвращении умирает, не успев перешагнуть порог родного дома, то какие из этого можно сделать выводы? «А» — Шкурко не смог достать денег. «Б» — деньги уже переведены на счет клуба,
— Ну, ладно, ладно… — примиряюще твердил я, пока Димка с гортанными, как у чайки, нечленораздельными криками делал осмотр своей «копейки». — Ну, поцарапали маленько, стекло выбили, магнитофон вытащили… Я же купил тебе «Панасоник»!
— «Панасоник»… А ручка где?! От рычага! — Тоже украли…
— Мать-перемать… Ой, ма-а-ать… А что это за рыба на крыше, Ломакин?!
— Банку кинули…
— Почему в меня дохлой рыбой не кидает никто?!
— Ты — артист. В тебя положено кидать гнилыми помидорами.
Баранов поорал еще немного, приблизительно столько, сколько я и рассчитывал, и мы поднялись к нему в квартиру. В ней сидели две девицы с глубокомысленным выражением на лицах и курили «Салем» с ментолом. Поскольку Баран курил это же достижение извращения ума человеческого, я сделал вывод, что они из одной группы. Вот эта, что в кресле, наверняка играет бабушку, а вон та, которая держит сигарету, как наркоманка, — Волка…
— Знакомся, Витек! — Ведущий артист ТЮЗа уже почти успокоился после того, как я помог ему затолкать «копейку» в гараж перед домом. Бензин кончился… — Это — Мила, а это — Алла. Девочки, это мой корефан по жизни — Виктор Ломакин.
Баран мог меня так легко представить что своей театральной труппе, что на дипломатическом приеме. Впрочем, на дипломатический прием Дмитрию Баранову в этой жизни попасть было не суждено, поэтому я всегда оставался спокоен при знакомствах. Помимо меня его гостями могли оказаться лишь свежеиспеченные выпускницы театральных училищ, уже только поэтому видящие свое имя в номинациях за главную женскую роль, или проститутки по вызову. Поэтому такое представление меня не коробило никогда.
— Что будем пить? — Этот вопрос Барана предполагал наличие большого ассортимента в холодильнике, хотя я прекрасно знал, что, кроме водки, у него ничего нет.
— Дима, оставим кокетство. Настоящие мужчины и настоящие артисты пьют только водку. Правильно я говорю, девочки? — По тому, как застенчиво улыбнулись наши красавицы, я понял, что правильно. — Дима, зайдем-ка на кухню. Едва я успел прикрыть дверь, как Баран яростно зашептал мне на ухо:
— Вон та, что в кресле, — моя!..
— Забирай их обеих. Занеси в кухню телефон. Минут сорок вы меня не увидите.
— Что так? — огорчился Дима. — Жить хочу. И денег хочу.
— Это несовместимо, — убедительно заметил он.
— Тем не менее — есть желание.
…Так, с Ириной я договорился. Завтра буду знать точный ответ — поступили какие-то деньги на счет «Форт-Норда» или нет.
Я снова снял трубку и под музыку, раздающуюся из комнаты, набрал номер. В этот раз не пришлось даже ждать гудков
— Смыслов. Говорите!
— Сергей, привет. Это я, Виктор…
— О! Привет! Куда пропал? Тебя следователь допросить хочет как свидетеля.
— Хорошо, приеду. Завтра… Слушай, Серега, уж коли я втянут в это дело… Сам понимаешь, профессиональный интерес! И, вообще, депутатов у нас не каждый день убивают… Наработки есть какие-нибудь? — Да, так, ерунда всякая…
— Он, я слышал, в дипкорпусе состоял?
По ответу Смыслова я понял, что им уже известно многое.
— Состоял, но… В общем, попросили его оттуда. Но не думаю, что смерть его и прошлая работа как-то связаны. Хотя… Черт его знает.
Для меня появилось новое, о чем Шкурко-жена старательно умолчала…
— Серега, а за что его попросили-то из дипломатов?
— Не знаю точно. Информация «под грифом». Но, кажется, злоупотребления диппочтой. — Ах, он такой-сякой! Подсматривал в конверты?!
— Нет… — в голосе Смыслова угадывалась усмешка. — Отправлял не те конверты, которые следует…
— А это не одна из перспективных версий? Может, его за разглашение государственной тайны одна из могучих фискальных структур убрала?
— Витя, иди ты… Без твоих приколов тошно.
Я, улыбнувшись, положил трубку и снова набрал номер. Прокашлявшись и сделав голос максимально недовольным, стал ждать, пока Любовь Витальевна подойдет к телефону. Ждать пришлось достаточно долго, и мои напряженно сдвинутые брови стали даже уставать. Наконец:
— Алло…
— Это Ломакин. — Да, я узнала…
— Любовь Витальевна, почему я узнаю информацию от третьих лиц, хотя мог узнать ее от вас?
— Что я утаила?
— Что ваш муж, оказывается, при увольнении с прошлого места работы не был награжден орденом «Знак Почета».
– Да, он не был им награжден.
— Почему же его не наградили, а «выпнули»?
— Он, в отличие от других сотрудников, чересчур злоупотреблял почтой… При обнаружении подобных фактов дважды такое не прощается.
— Это было то, что он любил, я продолжаю любить, а вы не понимаете?
— Я не зря плачу тебе деньги…
— Спасибо. Только на будущее просьба — если еще что вспомните, сообщите мне на пейджер, и я подъеду. Хорошо? — Хорошо…
Дверь приоткрылась, и в проеме показалась голова артиста ТЮЗа.
— Ты составишь нам компанию или нет?
— Иду! — бодро ответил я, поняв, что нужно на самом деле немного отдохнуть.
…А разговор в комнате был вот о чем… Нет. Сначала о состоянии тех, кто этот разговор поддерживал.