Хроника экологической катастрофы
Шрифт:
– Поппи Брайт, «Рисунки на крови»
Распуская волосы, а не руки,
Расскажу о счастье, а не разлуке.
Расскажу о вере и волшебстве,
А не том, что прячется в голове.
Не о том, что бьётся на сгибах венных,
А о том, что сбудется непременно:
О тебе и мне, о коротком лете,
О холодной лампе, что тускло светит,
И лепнине старой под потолком…
Проходи, садись. Расскажу о том,
Как спастись от пламени, в нём пылая,
Как вообще все любят – и выживают,
Как
Как внутри взрывается вспышкой света
Фейерверк из имени… Просто имя.
Как мы были нами, а станем ими —
Как мы ляжем вместе и вместе встанем,
Как мне даст пощаду моё же пламя,
Как я россыпь звёзд, что не перечесть,
Отыщу на левом твоём плече
(и соединю их друг с другом пальцем).
Как придёшь ко мне, чтоб со мной остаться,
Как диван устанет об стенку биться,
Как уткнёшься носом в мою ключицу,
Как тебя поглажу по волосам…
Я была за правду, но знаешь сам,
Как она жестоко умеет ранить.
…Как мы были ими, а стали – нами,
Как, за хвост поймавши свою комету,
Я дотла сгорела коротким летом,
Разрослась лепниной под потолком,
Сорвалась с петель, как, разрушив дом,
Из него я вышла к тебе навстречу —
И никто друг другом не изувечен,
И никто не мёртв, никому не больно.
Расскажу – уверенно и спокойно —
Как нас мир запомнит по глупым танцам,
Как навеки чтобы со мной остаться
Ты буквально завтра ко мне придёшь —
И сама поверю в свою же ложь.
Холод стучится в дом пальцами по стеклу. С колотым мелко льдом в чашке мешаю мглу. С колотым мелко льдом можно меня смешать: холод стучится в дом, в доме болит душа. Веки – пудовый груз, тянут ресницы вниз. Горький рябинный вкус твой сторожу от птиц, ягодки красных бус что норовят склевать. Горький твой винный вкус въелся в мою кровать. Вбился меж простыней, в пододеялье врос, шалью заснул на мне запах твоих волос. Вбился меж простыней краской рябинной, но… Холод дрожит в окне. Птицы стучат в окно.
Там, за окном, темно. Страшно там, за окном. Став самой лучшей мной, я не впущу в свой дом боль и кошмар ночной, отзвуки старых бед. Став самой лучшей мной, я разрешу тебе прятаться здесь в ночи, пережидая страх. Грею твои лучи в собственных я руках. Грею в твоих лучах белых ладоней лёд. Громко внутри стуча, сердце моё поёт. Ритм его неуклюж, голос – не обессудь… Я всё равно не сплю. Я не могу заснуть, если ты рядом. Ключ сломан, заслон снесён. Я всё равно не сплю – запоминаю всё.
Крики полночных птиц смолкнут пускай во тьме. Спи, моя радость, спи. Холод устал
Спи, моё солнце. Нам
час ещё… Полчаса.
Я для того нужна,
чтобы тебя спасать.
Я для того нужна,
чтобы тебя…
Лежит
Солнце, заснув.
Луна
сон его
сторожит.
А сердце ёкает, ёкает, ёкает,
Когда я вижу твоё лицо.
Мой путь покрыт тишиной, осокою,
Волшебной розовою пыльцой,
Ещё – засохшею хлебной крошкою,
Следами тонкими диких птиц…
Смотрю закату в глаза, хороший мой,
Я через сетку твоих ресниц,
Хотя пытаюсь хоть как-то справиться,
И с этой лошади мёртвой слезть,
Но сердце ёкает и, мне кажется,
Само себя же однажды съест.
Но сердце ёкает, как безумное,
Мешая сделать глубокий вдох.
Дождусь я, может быть, полнолуния,
Смешаю в ступке болотный мох
С полынной горечью и рябиною,
И выпью залпом, и всё пройдёт.
Скажи: вот это вот я наивная.
Дай подорожник мне или йод,
Немного льда и чуть-чуть терпения,
Чтоб не расчёсывать – зарастить.
Да, сердце ёкает, но, наверное,
Придётся просто его простить.
Придётся просто принять как истину,
Заветом данную от небес:
Мой путь, покрытый пыльцой и листьями,
Ведёт куда-то, но не к тебе.
И я пройду по нему, как следует,
Без сожалений и слёз своих.
Следи, хороший мой, за победами
(я для тебя одержала их).
Пусть будут цели мои высокими,
Пусть будет добр весь мир ко мне…
Пусть моё сердце всё так же ёкает —
неважно, рядом ты или нет.
Мои чувства к тебе можно сравнить с любовью к метро —
никто их не понимает.
А я обожаю метро:
вид,
и запах,
и скрипачей со светлыми волосами,
в кожаных куртках и одиночестве.
Эскалаторы —
долгие, как твои поцелуи,
или короткие, как часы до рассвета.