Хроника экологической катастрофы
Шрифт:
До того, как я тебя встретила, дни были безликими,
бесцветными
и безвкусными.
Но перед тем,
как с тобой познакомиться,
мне всё равно стоило сохраниться.
Дело даже не в том, что я к тебе теперь чувствую.
Дело в том, что я теперь чувствую в принципе.
Будто бы раньше жизнь была… ну, разбавленной,
Как пиво в дешёвом баре – тошнилка
Мир такой яркий вне границ моего аквариума,
Как будто его вымыли с целой бутылкой «Фэйри».
И я восхищаюсь им. Я просто непроизвольно
Ловлю слова и картинки, и ранюсь о них, а значит,
До того, как я тебя встретила, мне, наверное, не было больно —
То есть, конечно, было, но как-то совсем иначе:
Как-то совсем искусственно и не по-настоящему…
И это не только про боль: что угодно могло быть мишенью,
Но я же даже не целилась. Я притворялась спящею,
Как будто всё, что происходило со мной,
на самом деле,
не имело ко мне ни малейшего отношения.
Лабораторная мышь в жестоком научном опыте,
Лишённая всяких чувств по прихоти испытателя, —
Я думала, что с повязкой блуждаю по тёмной комнате,
Ощупывая стены в поисках выключателя,
Но я и не знала, что можно раздёрнуть шторы,
Можно открыть окно, выломать двери, снести стены…
До того, как я тебя встретила, я думала, что умру скоро.
А теперь жизнь кажется мне…
бесценной.
Мне, возможно, должно быть страшно, хотя б немного:
Я достаточно взрослая,
чтоб понимать, что всё однажды закончится —
ай, ну тогда и поплачем!
Ты не просто взял меня за руку и вывел на какую-то там дорогу —
Ты вроде как дал мне удочку и научил рыбачить.
Открыл мне глаза на мир и миру, пожалуй, тоже
Открыл на меня глаза – навеки и безвозвратно.
Дни до тебя были тёмными, один на другой похожими,
И я ни за что на свете
уже не вернусь
обратно.
Ты бываешь здесь за секунду ровно до того, как выберусь я на кровлю и усядусь молча на край крутой. Ты приходишь часто, уходишь быстро. Я тихонько капаю из канистры на весь мир, светящийся подо мной: здесь чуть-чуть, и там, и ещё сюда же. Говорят, что так вот по мне не скажешь, что в груди зашитая темнота не даёт смеяться не через силу и за руки тащит к себе в могилу (и в карманы спички суёт, вот так).
Мне, на самом деле, и их не нужно: темнота внутри по спирали кружит, выбирая место, чтоб бить больней. Я принцесса всё ещё, но с секретом: наросла броня над моим скелетом, и тяжёлый гребень висит над ней. Я – дракон. Ну, ты догадался, правда? Нет, не шутка это и не бравада – только боль, и ярость, и часто грусть. Нужно малость больше, чем вся отвага. Если сделать два бесконечных шага, я возьму – и полностью обернусь.
А пока – сижу и смотрю на небо, и в глаза рассвету всё щурюсь слепо, забывая тихо людскую речь. Время есть, но мало его осталось. Между рёбер гнёздышко вьёт усталость: я хочу обнять тебя (или сжечь). Я хочу обнять тебя, в том и сложность – и не знаю, можно ли мне (мне можно?). Видно, были щели в моей броне. Я хочу узнать, что случится с нами. Думал, ты принцессу случайно ранил? Кровоточит жаром дракон во мне.
Он с собою сходится в рукопашной, если ты уходишь. Теперь мне страшно, потому что каждый дурацкий раз я всё это мысленно проживаю: выхожу на крышу, шагаю к краю – и смотрю, спасёшь ли меня сейчас. Ты бываешь здесь за секунду ровно до того, как я выхожу на кровлю, у тебя уставший и грустный вид. Ты приходишь редко, уходишь быстро… Закрываю крышкой свою канистру, захочу – и всё без неё сгорит.
Мне не нужно спичек, чтоб всё поджечь, но без тебя мне грустно глядеться в вечность. То есть, я смогла бы, конечно, я… Ты садишься рядышком на подножку – и дракон урчит, как большая кошка, и на крышу падает чешуя. Подбирать слова невозможно сложно: боль моя растёт у меня под кожей – вместе с ней с востока растёт рассвет.
Ты приходишь редко, уходишь быстро: мир теряет краски, теряет смыслы…
Расскажи: останешься или нет?
Ты ещё не знаешь: я уже рядом, рядом. Я крадусь бесшумно, я приближаюсь быстро. Я приду разрушить твой мировой порядок: у меня нет цели, нет никакого смысла. Ни души, ни сердца – мне ничего не надо: я вполне справлюсь самым простым набором.
Я крадусь бесшумно, вот он, твой палисадник, нависаю тенью я над резным забором.
Я хочу увидеть, как ты, тебя услышать. Я хочу всё сразу: сотню рассветов томных. Я ползу по стенам. Всё, я уже на крыше, я спускаюсь ниже и забираюсь в окна. Ты ещё не знаешь: скоро я стану ближе. Бесполезны прятки, всё это слишком поздно.
Я хочу немало: чувствовать, как ты дышишь, ощущать всей кожей, как тебе нужен воздух.
Я хочу свернуться в петли по кругу шеи. Я хочу улечься шарфом тебе на плечи. Заползти под кожу – я и не так умею! – и остаться там на каждый ближайший вечер. Я хочу всё сразу (лучше бы —поскорее), принести тепла и выкрасть твои тревоги.
Я приду однажды и навсегда согрею, и плющом зелёным лягу тебе под ноги.
Ядовитым, правда. Горьким, безумным, жадным – до всего живого, всех удивлённых вздохов, до всего, что будет, и до улыбки каждой, до всего, что нужно, и до всего, что плохо.
Я хочу увидеть всё, что ты мне покажешь. Я звучу, наверно, самую малость жутко.
Ядовитый плющ я —
или была однажды:
если хочешь, стану
чёртовой