Хроника экологической катастрофы
Шрифт:
незабудкой.
Я знаю, тебе когда-нибудь повезёт: безумцам, как ты, и небо идёт навстречу. Вас любит шальное утро и томный вечер, вас греет в апреле солнце и держит лёд. Такие, как ты, меняют судьбу светил, коснувшись их на излёте ребром ладони – мир, может быть, даже ещё ничего не понял, но весь расцветает, стоит тебе пройти. Летят тебе вслед улыбки и похвала, добро и любовь – и нет ничего другого, ведь ты лучше всех живых и всего живого (а я и не
А я и не знаю, чего я ещё всё жду, случайно с тобой столкнувшись тоскливым взглядом: я тоже вся расцветаю, когда ты рядом, но ты далеко. Ты в первом сидишь ряду, пока я стою в проходе. И в этом – всё. Тянуться к тебе мне не запретить, но всё же исход здесь известен заранее, непреложен: тебе несомненно когда-нибудь повезёт. Тебя, несомненно, когда-нибудь унесёт приятным осенним ветром в ночные дали, и мне, обречённой вечно сидеть в подвале, останутся только слёзы, бинты и йод.
Останется проклинать и благодарить, сушиться цветком в красивой, но битой вазе, на помощь к себе призывать всемогущий разум (раз сердце в бездонной тьме потеряло нить). Такие, как ты, уходят. Всегда. Всегда. Всё время и отовсюду. Их дом – дорога. Я думала поначалу, что мне немного, серьёзно немного нужно, да вот беда – чуть-чуть обманулась. Нужно, пожалуй, всё. И больше, возможно, если совсем уж честно. Ты мрак осветил моей бесконечной бездны и мой небосклон кометою пересёк.
Такие не остаются. Они везде. Везде и нигде. Ты, может быть, сам не понял: столкнул всю меня с орбиты – ребром ладони и где-то исчез (и я не узнаю, где). Я знаю, тебе когда-нибудь повезёт. И мне повезло: хотя бы что был однажды. С тобой расцветает рядом любой и каждый, и жизнь во мне алым маком теперь цветёт, и я улыбаюсь лампочкой в триста ватт, и чувствую в самом деле себя счастливой. Безумцам, как ты, ласкают корабль приливы – и компас сбоит, но так, что находит клад.
Вас любит шальное утро и бирюза небес вам идёт навстречу без разговоров. А я вспоминаю звёзд на плече узоры, едва на секунду стоит прикрыть глаза. Стихия, лавина, горный поток, обвал – но только такой, что после намного лучше. Ты дальше всех мёртвых, ближе любых живущих. Ты свет мне провёл – в замёрзший сырой подвал. Попал между рёбер острым концом копья и въелся в гортань хрипящим огнём простуды.
Тебе повезёт однажды. Большое чудо:
такие, как ты, уходят всегда и всюду —
чтоб после ещё вернуться
к таким
как я.
Что ж, южное небо – сплошные звёзды,
И ковш отыскать легко:
Пожалуй, попроще, чем свежий воздух
И жирное молоко.
Пожалуй, попроще, чем шум прибоя
И ветра над морем шум.
А я бы хотела здесь быть с тобою,
Но прячусь и не пишу.
Кому интересны чужие грёзы,
Бессвязная эта речь?
Да, южное небо – сплошные звёзды,
И ковш надо мной как
Да, южное небо – чернильный полог
И кружево облаков.
В начале, конечно же, было слово,
Но мне не хватает слов:
Я рот разеваю немою рыбой,
Русалкой без языка…
Несделанный выбор – он тоже выбор,
И ноша мне нелегка,
Но я пронесу её сколько сдюжу
(и больше, и дальше, да).
Такой тишины – непростой, натужной, —
Не знала я никогда:
Слова растекались по венам алым,
Скрипели во рту песком,
Как камушки раньше их подбирала
На чёртовом дне морском.
Теперь – застываю безмолвной рыбой,
Русалкой без языка.
И ковш надо мною – не крест, но дыба,
И истина коротка:
Да, южное небо – сплошные звёзды,
Мечтаешь, чтоб пронесло,
Но вдруг понимаешь, как всё серьёзно,
Когда
не находишь
слов.
Смотри, я хотела врасти в тебя. И пыталась. Но нам не всегда даётся, о чём мы просим. И пусть за окном сияет огнями осень, я буду всё время помнить свой первый август, когда я была живою. Такой живою, что спазмами страха горько живот сводило. Я звёзды твои в прибое морском топила (как будто бы им могли навредить прибои!).
Я звёзды твои скрывала по чемоданам и их отправляла дальше, чем я летала. В конечном итоге, любых расстояний мало, пока речь идёт о главном. И я – о главном, пока говорю о скрипе качелей детских, пока говорю о пледе и винных пробках. Я звёзды твои сложила в свои коробки – и все надписала, и все сохранила вместо
того, чтобы их развеять холодным пеплом. Я знаю, так было б лучше, но к чёрту «лучше». В конечном итоге, то, что мы не получим, останется между рёбер осколком светлым. Я буду носить тебя на себе фантомным узором из поцелуев поверх ключицы, на улицах тех же глядя в другие лица… А небо – ты помнишь? – было таким огромным.
Закат простирался с запада до востока, луна улыбалась через заслоны веток, но звёзды твои сияли всё тем же светом: лопатка и шея, у самого уха, сбоку. Я б каждую непременно поцеловала и каждую бы друг с другом соединила, но к ним прикоснуться мне не хватает силы – до звёзд не достать со дна моего подвала.
Смотри: я хотела врасти в тебя. Только вышел обратный эффект. Мне сложно понять причины. И пусть за окном пожаром горит рябина, но август в груди не хочет стучать потише. Он вьётся, не улетая, подбитой птицей и песней звучит, по глупости недопетой.
Я видела звёзды.
Мне, если честно, это
важнее всего,
что может
ещё
случиться.
«Откуда тебе знать? Вот так люди влюбляются? И если да, то как они при этом ВЫЖИВАЮТ?»