Хроника посещения (сборник)
Шрифт:
К своему седьмому классу Вита вытянулась, став ростом почти с Эрика, и у нее появились сиськи. Это изменило расклад. Теперь Эрику приходилось ходить, запихнув кулаки в карманы и оттопырив нижнюю губу, кидая мрачные взгляды на старшеклассников. А старшеклассники кидали взгляды на Виту. И косичек ей мать больше не заплетала, а делала красивую прическу с обручем. И в футбол она не играла, сидела на скамье и смотрела на игру, как старшие девчонки – но как-то наособицу, перекинув ногу за ногу, откинувшись, прищурившись, и чем-то теперь действительно походила на легендарную аргентинку. Эрик хмурился все чаще. Старшеклассники пялились все наглее. Геллерту было неловко до того, что краснела даже кожа на голове под волосами –
К середине года Вита уже почти не подходила к Эрику, поэтому Геллерт очень удивился, когда старший друг объявил:
– В субботу едем на Горячие Ключи. Отец разрешил взять джип.
– У тебя же прав нет, – резонно заметил Геллерт. – Тебе ж только пятнадцать, а права с шестнадцати.
– Права, не права, – буркнул Эрик. – Какая разница? Отец всех копов знает, они у него вот где.
Он сжал кулак, наглядно демонстрируя, где у отца копы.
– Пусть только попробуют остановить. Так что, ты с нами, нет? Вита тоже поедет.
Геллерт и так не собирался отказываться, а после этого согласился уже окончательно и бесповоротно. Ему поручили купить лимонад – всякие там «колы» и «спрайты», Вита любила «спрайт». Геллерт знал, что обычно старшеклассники берут на такие пикники пару ящиков пива, но Эрика спрашивать не стал. Наверняка т от сам все учел. Эрик был из тех, кто всегда все учитывают. И никогда не попадаются, даже если уводят из гаража отцовский «форд эксплорер» без разрешения – а уж тем более, если им разрешили.
Нунан притащил его на какую-то забытую богами окраину. Обшарпанные домишки скучились здесь в тени гигантской покосившейся водонапорной башни. Выходя из нунановского «пежо», Хиллер сощурился – ему на мгновение показалось, что на верхушке башни болтаются «мочала». Нет, почудилось, просто какое-то тряпье, зацепившееся за железный шест громоотвода. Парило. И жарило. От жары дрожал и струился над крышами воздух. Рубашка мгновенно промокла на спине и под мышками. Хиллер провел ладонью по затылку, ладонь стала липкой и влажной от пота. Отчего-то нестерпимо захотелось ее лизнуть.
– Так что вы мне хотели показать, Ричард? – сердито спросил нейробиолог.
Он уже злился, что так размяк там, в «Метрополе», и позволил себе дурацкую вспышку, и поддался на дурацкие, темные и нехорошие подначки Нунана. Это все Зона. Вот был честный предприниматель, делец, поставлял всякую электронику в институт, добродушно пил свой односолодовый виски… А как связался с Зоной и сталкерами, сразу потянуло от него кислым и гнилым душком – Дымами, прокоптившими завод, а теперь провонявшими и всю Зону.
– Вы ведь занимаетесь пифиями? – как ни в чем не бывало поинтересовался Нунан.
Говорил он легко и непринужденно, словно они сидели в директорском кабинете и обсуждали очередные поставки оборудования, а не стояли посреди пыльной, безлюдной улицы, куда, похоже, даже бродячие псы – и те не заглядывали. Краска на фасадах домов шелушилась, и повсюду слышался тихий треск. То ли какие-то насекомые в пожелтевшей траве, то ли трещало на солнце рассевшееся старое дерево.
– Скорее, «треножниками». Пифии – это только необходимая часть эксперимента.
– Инструменты? – уголками губ улыбнулся Нунан. – Измерительные приборы? Или препараты?
Нейробиолог пожал плечами.
– Мы пришли сюда, чтобы обсуждать моральные аспекты работы института? Им платят. Так же, как и лаборантам, которые еще пять лет назад ходили в Зону за хабаром – фактически, те же сталкеры. Но они получали зарплату и числились в штате. Вот и вся разница. Вы хотите поговорить об этом, Ричард? – сказал
Проклятая жара!
– Нет, Геллерт, – спокойно ответил Нунан, доставая платок и промокая лоб. – Как вы уже поняли, я хочу вам кое-что показать.
Он поднялся на крыльцо ближайшего дома, придерживаясь за некогда синие, а теперь серые перила. Хиллер ожидал ужасного скрипа, но крыльцо промолчало, словно почуяло хозяйскую ногу. Зато когда начал подниматься Хиллер, оно взвизгнуло, как собака, которой наступили на больную лапу. Нейробиолог вздрогнул. За стеклянной дверью (одно стеклышко было выбито и заменено картонкой) открылась гостиная, довольно большая, с пыльными шторами на окнах, пыльным ковром и пыльным камином. Пыль была потревожена только на узком участке между ковром и лестницей. Лестница вела вверх, наверное, к хозяйским спальням, и вниз, в подвал, – там обычно размещались стиральные и сушильные машины, стоял бойлер и прочая техника. Хиллер остановился в нерешительности, топчась по ковру. Нунан развернул к нему белый в полумраке овал лица и сделал знак идти следом. Вздохнув, нейробиолог зашагал к лестнице и начал спуск. Ступеньки, молчавшие под ногами Нунана, под его ботинками пели на все лады.
Внизу обнаружились железная дверь, табуретка и сидящий на табуретке амбал в майке и цветастых гавайских шортах. На руках и плечах амбала курчавилась жесткая черная шерсть, и во рту торчала потухшая сигарета. Амбал, казалось, дремал – но, заслышав шаги, распахнул глаза и беспокойно задвигал сигаретой. Разглядев Нунана, он успокоился, коротко кивнул и сдвинулся вместе с табуретом, открывая проход к двери. Коммерсант стукнул о железо четыре раза. Изнутри застучало, залязгало, и наконец дверь распахнулась. Внутри было темно. Хиллеру пришлось пригнуться, чтобы не стукнуться головой о низкую притолоку, и он тут же чуть не загремел вниз, потому что тут была еще одна лестница. Нунан впереди тихо ругнулся и взял спутника за руку. Ступеньки здесь, судя по ощущениям, были уже каменные. Пахло плесенью, крысами, свечами и машинным маслом. Внизу замаячило пятно желтого света, тусклого, вроде бы свечного или, может, каминного. Хиллер неслышно хмыкнул. «Все любопытственней и любопытственней», – подумал он и попытался понять, страшно ли ему. Страшно не было. Было отчего-то смешно, как будто посреди институтского коридора он наткнулся на сходку заговорщиков в черных балахонах и масках.
«Все-то и дело в том, – подумал он, осторожно ступая следом за Нунаном, – что Зона проста. Мы тут крутим вокруг нее, вертим что-то такое наподобие теории всемирного заговора, а на самом деле она просто есть. Верно подметил этот Пильман. Остатки пикника. Зона есть, как груда мусора или лужа блевоты. И, конечно, крысы. Там, где есть мусор, всегда заводятся крысы».
Кажется, именно встреча с представителями этого семейства грызунов ему и предстояла.
Внизу горели не свечи и не камин, а керосиновая лампа. Полукругом выстроились тени, в которых смутно угадывались человеческие фигуры, а в центре, на бетонном полу, стоял… «треножник». Стоял, мелко вибрируя и гудя, совсем как у них в лаборатории. На «треножнике» восседала пифия. Еще девчонка, лет пятнадцати, мулаточка: смуглая, а теперь пепельно-серая от тусклого света и от усталости кожа, черные завитки волос, задорные маленькие груди с темными бусинками сосков… Пифия была обнажена по пояс, ноги и верхняя часть «треножника» покрыты какой-то клетчатой тряпкой. Пухлые влажные губы девочки были раскрыты, из них вырывался привычный полукрик-полустон, иногда переходивший в почти ультразвуковой визг. Судя по состоянию пифии, сеанс длился уже не меньше четверти часа. В подвале остро пахло потом, горелой проводкой и мятной жвачкой, и чуть ощутимым грозовым привкусом озона, как всегда рядом с работающим «треножником».