Хроника посещения (сборник)
Шрифт:
Шухарт не знал, что ей ответить.
– Не бойтесь, обо мне никто не будет горевать. Дети выросли, муж… не важно. Мне и самой недолго осталось.
– Шар может вылечить что угодно.
– Я пришла не за этим. Просто хочу посмотреть на него. И потом, я действительно вытащила жребий, всё по-честному.
– Ну, по-честному так по-честному, – пожал плечами Шухарт.
Он уже замёрз и в общем-то устал от этого разговора. Всегда одно и то же: они пытаются взвалить на тебя свои проблемы, втянуть тебя, вовлечь. К чёрту.
– Значит, пойдёте
Он расстегнул пояс и аккуратно снял штаны, оставшись в исподнем.
– Отнесите, пожалуйста, к фургону. И отвлеките их там как-нибудь, не надо им это видеть.
Недоверчиво качая головой, она украдкой взглянула не него. Шухарт видел, как ей стало неловко при виде жилистого тела, грубой кожи, шрамов, перечёркивавших вздутые вены.
Наконец, осторожно, словно больного ребёнка, приняв у него свёрнутые штаны, она зашагала прочь. В глаза Шухарту она старалась не смотреть, но он и так знал, что там: усталое облегчение и ещё, может быть, надежда.
Он обернулся, помахал рукой сидевшим у фургона и захромал к спуску. Шагая, он ёжился на ветру и к тому моменту, когда оказался возле экскаватора, уже стучал зубами от холода.
Только от холода.
2
Гута как раз поставила курицу в духовку и, мурлыча вполголоса «Птичку-невеличку», занялась салатами, когда в дверь позвонили. Один протяжный звонок. Она замолчала и почувствовала, как что-то коротко и зло кольнуло под сердцем. Вытирая руки о фартук и размашисто шагая к двери, она всё ждала, что раздастся ещё один звонок, тогда это мог быть кто-нибудь из родных или знакомых.
Нет, больше ничего. Она повернула ключ в замке и распахнула дверь. За дверью оказались цветы, много цветов, и она поняла, что вот теперь – точно всё. Господи, конечно. Доходился, чёрт старый, сколько раз она ему говорила: пора заканчивать, в его-то возрасте, о внуках бы подумал, сколько же можно, нашёлся тоже Иисус Христос, спаситель человечества…
Как она теперь без него?
Потом она увидела знакомый горбатый профиль и смущённую улыбку.
– Вы так смотрите на меня, словно увидали призрак или что похуже, – сказал Бен-Галеви. – А это всего лишь я. Вот, Рэд просил передать. Для вас, госпожа Шухарт.
Она наконец догадалась посторониться, и Бен-Галеви торжественно внёс в прихожую роскошный, неохватный букет хризантем.
– Я уже сомневался, услышали вы или нет. Руки были заняты, так я подбородком…
Гута рассеянно кивнула. Она усадила Бен-Галеви на кухне, приволокла громадную вазу, Бен-Галеви вскочил и, не выпуская из рук букета, попытался помочь, но она велела не мельтешить. Уж с вазой она как-нибудь справится.
– Что там Рэд? – спросила, чтобы не молчать.
– Ну что Рэд. Как обычно.
Она кивнула и приняла из рук Бен-Галеви букет.
– А ты как? В «Шаре» всё в порядке?
– Да, спасибо. – Бен-Галеви улыбнулся этой своей
– Не выдумывай, – сердито сказала Гута. Она едва не забыла про пирожные. – Ты помог ему не меньше, чем он тебе. – Она хлопнула дверцей холодильника и положила тесто размораживаться. – А то и больше. В последние годы он ни о чём не думает, только об этой своей Зоне. Деньги его не волнуют, это выше его. Если бы не ты, мы бы давно пошли по миру с протянутой рукой.
– Я ведь тоже на этом зарабатываю, – спокойно возразил Бен-Галеви. – Кстати… – Он вынул из внутреннего кармана тугой конверт. – Вот, это за последние две недели.
Он ещё немного посидел, рассказал о свежих городских новостях. Тэлбот женился, старая Марго-Кошатница в двадцать пятый раз переписала завещание, кто-то говорит, что на западных окраинах видели живых мертвяков, но было это в субботу вечером, сами понимаете, какие там мертвяки, скорее дело в нескольких лишних рюмках. Застройщики, похоже, всерьёз взялись за южные районы, и народ, представьте, охотно покупает квартиры. А как у вас дела?
Гута, намывая овощи для салата, сообщила, что Мартышка чувствует себя хорошо, вот сейчас Мартин должен был уже забрать близняшек из школы и поехать к ней, они там в который раз спорят насчёт имени малыша. Хотя и так всё ясно. Назовут Кириллом, чтобы потрафить Рэду.
– А что, – кивнул Бен-Галеви, – хорошее имя. И вообще… знаете, я думаю, он это заслужил. То, каким он был и каким стал… и то, что он сделал для нас всех.
Гута небрежно взглянула на него через плечо.
– И что же, по-твоему?
Бен-Галеви пожал плечами:
– Сделал нас всех счастливыми. Никогда не любил громкие слова, но иначе не скажешь.
Гута открыла духовку, убедилась, что всё в порядке, и, отложив прихватку, начала резать огурцы.
– Ну да, – сказала она, – это ты верно подметил. И по-другому не скажешь.
Она сбросила кубики в салатницу и взяла из миски помидоры. Зло дунула на выбившуюся прядь.
– Скажи, – произнесла тихим спокойным голосом, – а ты когда-нибудь представлял себе, что от счастья можно устать? Вот оно – большое, сияющее, тёплое, – и ты изо дня в день касаешься его то недоверчиво, то с восторгом, а потом вдруг замечаешь: что-то изменилось. Не с ним – оно всё такое же большое, сияющее и тёплое. С тобой…
Бен-Галеви смущённо кашлянул.
– Не представлял, – сказала Гута. – И правильно. Если вдруг когда-нибудь такое случится, учти: главное – делать вид, что ничего-то и не случилось.
– Ну, – выдохнул он, – мне пора. Скоро открываемся, а надо ещё созвониться с Гарри, чтобы подвёз с десяток ящиков тёмного. И на автовокзал съездить.
– Может, хоть в этот раз никого не будет, – тихо сказала Гута.
– Может, и не будет.
Ни он, ни она в это не верили.