Хроника посещения (сборник)
Шрифт:
Они чуть прошли, миновали ещё парочку мелких «плешей» и наконец оказались на краю бывшего болота.
– Всё, передышка, – отрывисто скомандовал Шухарт. Он провёл ладонью по лицу и подошёл к ним, растрёпанным и, похоже, уяснившим наконец, куда попали. Взгляды изменились, не было в них больше городской глубинной уверенности, что всё закончится хорошо, что если ты клиент и вовремя проплатил по счетам, значит, обслужат тебя по высшему разряду, ещё и пыль с туфель замшей обметут.
Да и что они могут знать о счетах?
В два
Шухарт заглянул ему в глаза.
Покачал головой и отошёл.
– Спасибо… я… мне стыдно, что я…
– Её вон поблагодари за яблоко. – Он повернулся к остальным и ткнул пальцем в лощинку между холмами: – Теперь вот что. Идём ровно посередине. Не по склонам, даже на полшага вверх не поднимаемся. Если что-то начинается – падаем и ползём, тоже понизу.
– «Что-то»? – спокойно переспросила офис-леди.
– Начнётся – поймёте.
С годами он стал суеверным и поэтому не любил вдаваться в подробности, считал, что рассказами можно накликать беду.
Тряпья, бывшего когда-то Очкариком, на каменной насыпи не осталось, но после «плеши» никто из группы уже не ослушался бы, наглядные примеры им больше не нужны. Шухарт подошёл к границе Соплей, присмотрелся, стараясь вдыхать воздух как можно реже. Обмелели они или нет, но смрад от Соплей шёл мощный, убедительный. За четверть века ежедневных визитов Шухарт к нему так и не привык.
Он присел на корточки и расстегнул рюкзак.
– Однажды, – сказал как бы в никуда лысый, – мы с женой… когда она ещё… – Он осёкся и дёрнул уголком рта. – Впрочем, это всё неважно, так вот, мы в санатории отдыхали, и там, знаете, такие деревянные домики, и в подполе в одном из домиков издохла кошка, забралась туда как-то и издохла. И вот вонь, знаете, была…
Шухарт протянул ему пару ватных шариков, пропитанных туалетной водой. Точно такие же он раздал остальным:
– От смрада не спасёт, но на первое время приглушит. Всё, пошли, в том же порядке.
Однорукий всё это время стоял на месте и странно так смотрел, словно решал, то ли наброситься на Шухарта с кулаками, то ли ноги ему целовать. Когда прозвучала команда, он смял и отшвырнул шарики подальше. Они встряли в маслянистую, тошнотворно-зелёную жижу и торчали там ушами терпящего бедствие плюшевого зверя.
Однорукий вошёл в Сопли без паузы, что-то в нём изменилось, как будто переключился невидимый рычажок. Парень двигался плавно и вкрадчиво, по-хищному.
Когда с правого холма, с самой его верхушки, вдруг стрельнуло перистой молнией, парень первым, ещё до Шухартового окрика, упал на брюхо и пополз, как бы раздвигая жижу всем телом. Почему-то Шухарту вспомнился давний его поход сюда, как он, присев на корточки, по-гусиному переваливался, глотал Сопли
Молнии били одна за другой, не переставая. Воздух пропитался паром, нестерпимо хотелось кашлять, лысый вдруг замер, раскорячившись и дёргаясь всем телом: его тошнило. Шухарт добрался до него, хлопнул по плечу:
– Вперёд, вперёд!
Тот судорожно закивал, клюнул носом в жижу и снова опорожнился. Шухарт придержал его за шиворот.
– Не могу… больше… не… н-не…
– Подумай о том, для чего ты сюда пошёл, – без выражения произнёс Шухарт. – И не задерживай остальных.
Краем глаза он видел, как однорукий вдруг с дерзкой точностью свернул и прополз по склону, обогнув то место, куда сразу же вонзился целый букет молний. Перехватив вопросительные взгляды женщин, Шухарт кивнул, мол, следуйте за ним. Для однорукого парень двигался на удивление ловко. Вот он снова окунулся в Сопли и через пару минут был уже у чёрного камня, сухого и растресканного, словно зуб столетней карги. За камнем Сопли заканчивались.
– Ну что, легче?
Лысый посмотрел на Шухарта затравленным пустым взглядом и молча двинулся вперёд.
Вовремя. Шухарт чувствовал, как мышцы ног начинают наливаться болью, как эта боль плавно растекается по всему телу.
Молнии продолжали пронзать воздух, но лысый и Шухарт месили жижу, уже не обращая на них внимания. Выкарабкались вверх по пригорку и упали, оба одинаково вымотанные.
Где-то рядом всхлипывали и глухо колотили по земле.
– Ну тише, тише, – сказала домохозяйка. – Мы прошли.
Удары прекратились, но надрывное, загнанное дыхание раздавалось над самым Шухартовым ухом. Позади почти в такт ему громыхали молнии.
– Вы не понимаете, – прошептал, захлёбываясь, однорукий. – Вы там не были, как вы можете понять?! Даже когда возвращаешься… это всегда с тобой, в тебе. Те, кто там остался, они снятся по ночам – да даже если бы и не снились!.. – дело не в руке, не в руке, не в руке!.. – Он вдруг сорвался на крик и снова начал колотить кулаком по земле, комья полетели во все стороны, несколько упало на Шухарта. – Понимаете, этого не должно быть вообще, нигде и никогда! Они говорят «контузия» – да что они знают?! Штабные шакалы! Я никогда не был таким, а теперь… теперь никогда не стану прежним. И знаете, что самое страшное? Я заглядываю в себя и спрашиваю, чего я больше хочу: чтобы они все подохли в муках, как черви, как пиявки раздавленные, или чтобы всё вернулось, чтобы остановить, чтобы вообще никто никогда больше… – Он отчаянно замотал головой и с размаху ударил себя кулаком по груди. – Да и неужели это возможно – чтобы всё остановить?!