Хроника Убийцы Короля. День первый. Имя ветра
Шрифт:
Сперва я удивился, потом сообразил, что странный свет исходит от пары симпатических ламп, которые старик повесил у себя в фургоне. Мне уже доводилось видеть такую лампу в библиотеке лорда Грейфеллоу. Они ярче газовых, горят ровнее свечей или обычных ламп и к тому же практически вечные. И ужасно дорогие вдобавок. Я мог бы поручиться, что в этом городишке про такие лампы никто и не слыхивал, не говоря уж о том, чтобы видеть своими глазами.
Когда свет начал разгораться, констебль застыл как вкопанный. Но, поскольку больше ничего
Лицо у старика сделалось встревоженным.
– Погодите минуточку, – сказал он. Красный свет из фургона начал угасать. – Мы же не хотим, чтобы…
– Захлопни пасть, старый пердун! – рявкнул констебль. Он ухватил арканиста за локоть, как будто руку в печку сунул. Но видя, что ничего не случилось, улыбнулся и осмелел. – Не думай, что я постесняюсь шарахнуть тебя по башке, чтобы ты не творил своих дьявольских штучек!
– Молодчина, Том! – сказал мэр, буквально исходя облегчением. – Тащи его в кутузку, а потом пошлем кого-нибудь за фургоном.
Констебль ухмыльнулся и заломил старику руку. Арканист согнулся пополам и коротко, болезненно ахнул.
Из своего укрытия мне было хорошо видно, как на лице арканиста тревога сменилась болезненной гримасой, а потом гневом, все в одну секунду. Я увидел, как губы у него шевельнулись.
Вдруг откуда ни возьмись налетел яростный порыв ветра, как будто ни с того ни с сего грянула буря. Ветер качнул фургон старика, он побалансировал на двух колесах, прежде чем снова рухнул на все четыре. Констебль пошатнулся и упал, как пораженный дланью Божией. Даже там, где прятался я, примерно в тридцати футах оттуда, ветер был так силен, что я невольно шагнул вперед, словно меня грубо толкнули в спину.
– Прочь! – гневно вскричал старик. – И не тревожьте меня более! А не то я заставлю вашу кровь вспыхнуть огнем и наполню вас страхом, подобным льду и железу!
Слова эти были мне чем-то знакомы, я только никак не мог вспомнить, где я их слышал.
Мэр с констеблем повернулись и опрометью бросились бежать, кося глазом, как испуганные лошади.
Ветер улегся так же стремительно, как и поднялся. Внезапный порыв ветра длился не более пяти секунд. Поскольку вся деревня столпилась около зала, вряд ли это кто-нибудь видел, кроме меня, констебля да осликов старика, которые мирно и невозмутимо стояли в своей упряжи.
– Избавьте это место от вашего гнусного присутствия! – буркнул арканист себе под нос, провожая взглядом беглецов. – Силой своего имени повелеваю вам!
Я наконец сообразил, отчего эти слова казались мне такими знакомыми. Он цитировал строчки из сцены изгнания бесов из «Деоники». Мало кто знает эту пьесу.
Старик обернулся к своему фургону и принялся импровизировать:
– Волей моей станете вы как масло в жаркий день! Волей моей станете вы как поэт с душой священника! Лимонным кремом начиню я вас и выкину в окошко!
Он сплюнул:
– У-у, ублюдки!
Его раздражение, похоже, миновало, и он шумно, тяжко вздохнул.
– Ну что ж, могло быть куда хуже, – пробормотал старик, потирая плечо, вывернутое констеблем. – Как вы думаете, не вернутся ли они с толпой народа?
Я подумал было, что старик обращается ко мне. Потом сообразил, в чем дело. Он разговаривал с осликами.
– Вот и я так не думаю. Однако же мне уже случалось ошибаться. Ну что, остановимся на окраине и подберем последний овес?
Он забрался в фургон сзади и вернулся с широким ведром и почти пустым джутовым мешком. Вытряхнул в мешок содержимое ведра. Результат его явно разочаровал. Он взял горсточку себе, а ведро подвинул ногой осликам.
– Ну, что вы на меня так смотрите? – сказал он им. – Все мы на голодном пайке! К тому же вы-то и травки пощипать можете.
Он погладил ослика и принялся всухомятку уминать плющеный овес, время от времени выплевывая шелуху.
Мне сделалось ужасно грустно: бедный старик скитается один по дорогам, и поговорить-то ему не с кем, кроме собственных ослов! Эдема руэ тоже несладко живется, но мы по крайней мере не одни. А этот человек был один-одинешенек.
– Да, ребятки, далеконько мы забрались от цивилизации! Те, кому я нужен, мне не доверяют, а те, кто мне доверяет, не могут себе позволить мои услуги.
Старик заглянул в свой кошелек:
– Осталось полтора пенни, так что выбор у нас невелик. Что мы предпочтем: вымокнуть сегодня или остаться голодными завтра? Заработать тут не выйдет, так что придется выбирать: либо одно, либо другое.
Я высунулся из-за угла дома, чтобы прочитать то, что написано на боку старикова фургона. Там говорилось следующее:
«АБЕНТИ: НЕПРЕВЗОЙДЕННЫЙ АРКАНИСТ!
Писарь. Химик. Зубной врач. Непревзойденный пивец.
Редкие товары. Ищу воду с помощью лозы. Лечу любые хвори.
Отыскиваю потерянное. Чиню испорченное.
Гороскопов не составляю. Приворотными зельями не торгую. Порчу не навожу».
Абенти заметил меня, как только я показался из-за дома, за которым прятался.
– Привет! Чем могу служить?
– А у вас «певец» с ошибкой написано, – заметил я.
Он, похоже, удивился.
– Да это шутка такая, – объяснил он. – Я же не певец, я просто еще и эль варю временами.
– А-а! – кивнул я. – Понятно.
Я вынул руку из кармана:
– Продайте мне чего-нибудь на один пенни!
Его, похоже, разбирал смех и любопытство одновременно.
– А чего тебе надо?
– А лациллиум у вас есть?
За последний месяц мы раз десять ставили «Благородного Фариена», и в моей детской голове кишели интриги и убийства.
– Ты что, боишься, что тебя кто-нибудь отравит? – спросил он, несколько ошеломленный.