Хроника жизни семьи Сталина
Шрифт:
Надежда была крайне скромной женщиной. Внук ее, А. В. Бурдонский, в интервью газете «Вечерняя Москва» привел очень характерный пример: «Как-то в пятидесятые годы сестра бабушки, Анна Сергеевна Аллилуева, передала нам сундук, где хранились вещи Надежды Сергеевны. Меня поразила скромность ее платьев. Старая кофта с заплатами под мышкой, поношенная юбка из темной шерсти, а с изнанки вся в заплатах. И это носила молодая женщина, о которой говорили, что она любила красивые наряды».
Брак Аллилуевой со Сталиным нельзя назвать безоблачным. Она несколько раз уходила от него вместе с детьми Василием и Светланой, а незадолго до смерти даже говорила об окончательном переезде к родственникам после окончания Промышленной академии, где она училась. Сталин относился
Кстати, в присутствии Надежды М. Володичева передала Сталину одну из копий первой части «завещания» Ленина, а Л. Фотиевой – вторую. Вот что об этом вспоминала сама Володичева: «Впоследствии я часто вспоминала об этом эпизоде и поняла, что напрасно показала ленинский документ Сталину. Хотя в нем еще не содержалось предложения сместить Сталина с поста Генерального секретаря ЦК партии, но так или иначе его это письмо насторожило. Теперь он был предупрежден отом, что Ленин готовит к xii съезду партии серьезные предложения о ряде перемен в ЦК. Впоследствии из одного разговора с Надеждой Сергеевной Аллилуевой я поняла, что Сталин опасался, как бы я не поставила в известность о ленинском письме делегатов съезда.
…Сталин меня ругал, он думал, что я понесу это письмо на съезд. И ругал он меня, конечно, в соответствии со своими наклонностями».
В. И. Ленин дал тогда совершенно правильную характеристику Сталину, указав на то, что он слишком груб, недостаточно внимателен к товарищам, капризен, злоупотребляет властью. Эта характеристика соответствует не только его политическому, но и психологическому портрету. В семье он был менее сдержан, ему нечего было здесь опасаться, и это, видимо, было причиной не раз возникавших семейных ссор и даже крупных скандалов, некоторые из которых чуть не закончились для него семейным разрывом.
Грубым Сталин был не только по отношению к жене, нои ко многим женщинам, с которыми он сталкивался.
Письма Н. К. Крупской, В. И. Ленина эту черту характера Сталина особенно ярко и точно выделяют.
23 декабря 1922 года Крупская писала Каменеву: «Лев Борисович, по,поводу коротенького письма, написанного мною под диктовку, Влад. Ильича с разрешения врачей, Сталин позволил вчера по отношению ко мне грубейшую выходку. Я в партии не один День. За все 30 лет я не слышала ни от одного товарища ни одного грубого слова, интересы партии и Ильича мне не менее дороги,чем Сталину. Сейчас мне нужен максимум самообладания. О чем можно и о чем нельзя говорить с Ильичем, я знаю лучше всякого врача, т. к. знаю, что его волнует, что нет и во всяком случае лучше Сталина. Я обращаюсь к Вам и Григорию (Зиновьеву Г. Е. – А. К.), как более близким товарищам В. И., и прошу оградить меня от грубого вмешательства в личную жизнь, недостойной брани и угроз. В единогласном решении контрольной комиссии, которой позволяет себе грозить Сталин, я не сомневаюсь, но у меня нет ни сил, ни времени, которое я могла бы тратить на эту глупую склоку. Я тоже живая, и нервы напряжены у меня до крайности».
Почти через два с половиной месяца, 5 марта 1923 года, В. И. Ленин направил Сталину, а в копии – Каменеву и Зиновьеву следующее письмо:
«Уважаемый т. Сталин!
Вы имели грубость позвать мою жену к телефону и обругать ее. Хотя она Вам и выразила согласие забыть сказанное, но тем не менее этот факт стал известен через нее же Зиновьеву и Каменеву. Я не намерен забывать так легко то, что против меня сделано, нечего и говорить, что сделанное против жены я считаю сделанным и против меня. Поэтому прошу Вас взвесить, согласны ли Вы взять сказанное назад и извиниться или предпочитаете порвать между нами отношения.
Передавала письмо Ленина М. Володичева. «Я просила Сталина написать письмо Владимиру Ильичу, т. к. он ожидает ответа, беспокоится, – писала она. – Сталин прочел письмо стоя, тут же при мне. Лицо его оставалось спокойным. Подумал и произнес медленно, отчетливо выговаривая каждое слово, делая паузы между ними: „Это говорит не Ленин, это говорит его болезнь. Я – не медик. Я – политик. Я – Сталин. Если бы моя жена, член партии, поступила неправильно и ее наказали бы, я не счел себя вправе вмешиваться в это дело. А Крупская член партии. Раз Владимир Ильич настаивает, я готов извиниться перед Крупской за грубость“.
Многие новости, что называется из первых рук, Сталин узнавал от Надежды Сергеевны, особенно в тот период, когда она училась в Промышленной академии, считавшейся тогда «инкубатором правых, рассадником микробов правого толка, правого направления». Н. Д. Власик засвидетельствовал в свое время доктору исторических наук Н. А. Антипенко о том, что именно Н. С. Аллилуева летом 1932 года передала Сталину так называемое обращение «Всесоюзной конференции союза „Защиты ленинизма“, подброшенное ей, и какое тяжелое впечатление это произвело на нее. Наверное, мало кого бы могло оставить равнодушным обвинение мужа в том, что он завел партию и страну в тупик, в том, что он с помощью обмана, клеветы и одурачивания, насилия и террора отсек и устранил от руководства лучшие партийные силы, тысячи людей сажал в тюрьмы и ссылки, установил свою личную диктатуру, порвал с ленинизмом.
Обучаясь в академии, встречаясь со многими руководителями сельского хозяйства и промышленности, Н. С. Аллилуева не могла не понять масштабов развала и дезорганизации экономики страны, несмотря на строительство крупных промышленных предприятий, снижения реального уровня жизни и роста цен, размеров насильственной коллективизации в деревне, что привело к сокращению на 70 процентов скота по сравнению с 1927 годом. Она не могла не понять, что всякая личная заинтересованность к ведению сельского хозяйства убита и держится на принуждении и репрессиях, что на страну надет намордник: бесправие, произвол и насилие висят над каждым, и что всякая законность попрана. Сталина обвиняли и в том, что роль науки, литературы и искусства низведена до небывало низкого уровня, что борьба с оппозицией стала карикатурой, а демократизм в партии, Советах, профсоюзе и комсомоле подчинен личным усмотрениям вождя.
«По своему объективному содержанию роль Сталина – это роль Азефа ВКП(б) пролетарской диктатуры и социалистического строительства, – говорилось в обращении. – Он губит ленинизм под видом ленинизма, пролетарскую диктатуру под флагом пролетарской диктатуры, социалистическое строительство под флагом социалистического строительства. Ни один самый смелый и гениальный провокатор для гибели пролетарской диктатуры, для дискредитации ленинизма, социалистического строительства и социализма, для взрыва изнутри, для укрепления сил контрреволюции не мог бы придумать ничего лучшего, чем руководство Сталина и его клики…
Основной водораздел партии проходит в настоящее время не по линии за Троцкого или против, а за продолжение сталинского руководства и неизбежную гибель ленинской партии и советской власти или за ликвидацию сталинщины и спасение ВКП(б) и пролетарской диктатуры.
Опасения Ленина в отношении Сталина и его нелояльности, нечестности, недобросовестности и неумения пользоваться властью целиком оправдались: Сталин и его клика губят дело коммунизма, и с руководством Сталина должно быть покончено возможно скорее».