Хроника
Шрифт:
О родне господина Гиберто да Дженте
Итак, в вышеупомянутом году, а именно в 1233, господин Эджидиоло ди донна Аньезе из Пармы был в Реджо подеста; и в этом году впервые там была отчеканена местная монета; и господин Николай, епископ Реджо, был еще жив. Я видел этого господина Эджидиоло, поскольку мы из одного и того же города. Что касается имени, то их у него было два. Его звали «ди донна Аньезе» или по матери или по жене, ибо она была влиятельной госпожой, и даже некий мост в Парме получил название и стал называться мостом госпожи Эджидии де Палуде, поскольку она распорядилась построить его; и теперь жители Пармы делают его еще лучше, чтобы он был из камня [332] , а не из дерева. Этот господин назывался также да Дженте, так как, когда он был в заморских краях, то в дружеской беседе, упоминая о войсках, часто повторял: «Так делали у нас в роду» [333] . Об этом я узнал от господина Герарда Рангони из Модены, который был братом-миноритом. Далее, у господина Эджидиоло да Дженте было два брата. Первым из них был господин Тедальдо; когда я был маленьким, я видел его уже очень дряхлым и состарившимся днями старцем, и у него было семь сыновей, за одним из которых, господином Манфредо, была замужем моя сестра Каракоза, которая по смерти мужа своего похвально закончила жизнь в пармском монастыре ордена святой Клары. Вторым был господин Беретта, прекрасный рыцарь, храбрый и сильный воин; он был такого высокого роста, что женщины и мужчины дивились на него. Кроме того, господин Эджидиоло был отцом господина Гиберто да Дженте, о котором мы расскажем в своем месте [334] .
332
Каменный мост в Парме начали строить в 1283 г. и закончили в 1284 г. См. ниже, с. 575; Annales Parmenses maiores // MGH SS. Т. 18. P. 698.
333
В лат. оригинале: «Gens nostra ita fecit». Лат. «gens» – «род», «племя», «народ», отсюда прозвище «de Gente», ит. «da Gente».
334
См. ниже, с. 485–490.
О времени «Алмлуйи»
На какое-то время наступила «Аллилуйя» [335] . Так потом назвали это время, время спокойствия и мира, когда совсем было отброшено оружие войны, время удовольствия и радости, веселья и ликования, славы и торжества. И конные и пешие, горожане и поселяне, «юноши и девицы, старцы и отроки» (Пс 148, 12) распевали кантилены и божественные лауды. Сие благочестивое движение было во всех городах Италии. И я видел, как в моем городе Парме каждый квартал хотел иметь свое знамя по случаю устраиваемых шествий, и на знамени своем изображение мученичества своего святого; например, изображение того, как сдирали кожу с блаженного Варфоломея, было на знамени того квартала, где находилась его церковь. Так было и у других. Кроме того, из селений в город приходили со знаменами большие группы мужчин и женщин, отроков и отроковиц, чтобы слушать проповеди и славить Бога. И пели голоса «Бога, а не человека» (Деян 12, 22), и ходили люди во спасении, так что, казалось, исполнилось известное пророчество: «Вспомнят, и обратятся к Господу все концы земли, и поклонятся пред Тобою все племена язычников» (Пс 21, 28). И были у них в руках ветви и зажженные свечи. И проповедовали вечером, и утром, и в полдень согласно пророчеству: «Вечером и утром и в полдень буду умолять и вопиять, и Он услышит голос мой, избавит в мире душу мою от восстающих на меня, ибо их много у меня» (Пс 54, 18–19). И останавливались в церквах и на площадях и воздевали руки к Богу, чтобы восславить Его и благословить во веки веков; и не могли прекратить прославление Бога, так как были опьянены любовью к Богу. И блажен был тот, кто мог делать больше добра и славить Бога. И в них не было никакого гнева, никакого волнения, никакого спора, никакой неприязни. Все они делали /f. 237b/ мирно и благожелательно, так что, казалось, исполнилось известное пророчество, Ис 65, 16: «Потому что прежние скорби будут забыты и сокрыты от очей Моих». И неудивительно. Ибо они испили от вина сладости Духа Божия, вкусив который, «теряют вкус к плоти» [336] . Посему проповедникам дается совет, Притч 31, 6–7: «Дайте сикеру погибающему и вино огорченному душею; пусть он выпьет и забудет бедность свою и не вспомнит больше о своем страдании». К вышесказанному подходит то, что говорит Иеремия в Плаче, 3, 40–41: «Испытаем и исследуем пути свои, и обратимся к Господу. Вознесем сердце наше и руки к Богу, сущему на небесах». Воистину так они и делали, как я видел своими глазами, и выполняли то, что предписывает Апостол, 1 Тим 2,8: «Желаю, чтобы на всяком месте произносили молитвы мужи, воздевая чистые руки без гнева и сомнения». И так как говорит Мудрец в Притчах, 11, 14, что «при недостатке попечения падает народ», то, чтобы ты не подумал, что они будут без руководителя, расскажем о руководителях этих сходок.
335
О движении «Аллилуйя» см.: Карсавин Л. П. Очерки религиозной жизни в Италии XII–XIII вв. СПб., 1912. Гл. 14: «Аллилуйя и флагелланты»; Гуковский М. А. Итальянское возрождение. Л., 1990. С. 32.
336
Часто встречаемое изречение Бернарда Клервоского. См. прим 230.
О брате Бенедикте, начавшем славить Бога во время «Аллилуйи»
Итак, вначале пришел в Парму брат Бенедикт, которого называли братом Корнетта [337] , человек простой и необразованный, но весьма безупречной и честной жизни. Я его видел и близко его знал сначала в Парме, а затем в Пизе. Ведь он был из долины Сполето, то есть из римских краев. Он не состоял ни в одном ордене, но жил сам по себе, стараясь быть угодным лишь Богу. Он был хорошим другом братьев-миноритов. Он казался как бы вторым Иоанном Крестителем, который предъидет пред Господом, «дабы представить Господу народ приготовленный» (Лк 1, 17). Он носил [круглую] армянскую шапочку, у него была длинная черная борода, и была еще бронзовая или медная небольшая труба; когда он в нее трубил, она звучала ужасающе, но не без приятности. Подпоясан он был кожаным поясом [338] ; одеяние /f. 237c/ на нем было черное, как киликийский мешок [339] , и длинное, до пят. На его облачении, сшитом наподобие накидки, спереди и сзади был большой крест, широкий, длинный и красный, спускавшийся от шеи до пят, как обычно бывает на священнических ризах. Вот в таком одеянии он ходил со своей трубой и проповедовал в церквах и на площадях и славил Бога, а за ним следовала великая толпа отроков, часто с ветвями и зажженными свечами в руках. Я со стены епископского дворца, который в то время строился, много раз видел его, проповедующего и славящего Бога. И начинал он восхваление свое такими словами, произнося их на простонародном языке: «Да будет славен, благословен и возвеличен Отец!» И отроки громко повторяли сказанное им. А затем он повторял те же самые слова, прибавляя: «Сын!» И отроки подхватывали и пели те же слова. Потом он в третий раз повторял те же слова, прибавляя: «Дух Святой!» И заканчивал словами: «Аллилуйя! Аллилуйя! Аллилуйя!» Затем он трубил [в свою трубу] и приступал к проповеди, говоря какие-то хорошие слова во славу Божию. И только в конце проповеди славил Святую Деву так:
337
Прозвище Корнетта (от ит. cornetta – «рожок, корнет», в совр. ит. «корнет-а-пистон»), видимо, было дано брату Бенедикту от той трубы, которую он носил с собой. Так же он назван и в «Пармских анналах». См.: Annales Pannenses maiores // MGH SS. Т. 18. Р. 668.
338
Библейское выражение. Ср. 4 Цар 1, 8. Оно встречается и в Евангелии от Матфея (об Иоанне Крестителе), 3, 4 и у Марка 1, 6.
339
Киликийский мешок – вретище, власяница из грубой козьей шерсти.
Об обычных проповедниках, которые во времена «Аллилуйи» стали знаменитыми, и прежде всего о тех, которые вышли из ордена братьев-проповедников. О брате Иоанне из Виченцы и о канонизации блаженного Доминика
Теперь расскажем об обычных проповедниках, которые
340
Иоанн Виченцский во времена «Аллилуйи» проповедовал мир в Тревизо, Фельтре, Беллуно, Канильяно. О нем пишет хронист Роландин Падуанский, сообщая, что в Падуе его ждали, как «ангела мира» (Rolandini Patavini Chronica // MGH SS. Т. 19. Р. 58). О его проповеднической деятельности см. также: Godi А. Annales Vicentini. Ed. Muratori // MGH SS. T. 8. P. 80; Карсавин Л. П. Очерки религиозной жизни в Италии XII–XIII вв. С. 529 и сл.
341
См. прим. 126.
И обнаружили, что святой Доминик сокрыт под землею 12 лет, и о его святости не было никакого упоминания, но стараниями вышеупомянутого брата Иоанна, который в то благочестивое время в Болонье был наделен благодатью проповедовать, канонизация Доминика свершилась [342] . Помощь в этой канонизации оказал епископ Моденский, впоследствии названный кардиналом Гульельмом, и был он из Пьемонта; я видел в церкви братьев-миноритов, как он читал проповедь и служил мессу в Страстную пятницу в Лионе, когда там были папа Иннокентий и курия. Он-то, будучи другом братьев-проповедников, прельстил их, сказав: «Раз у братьев-миноритов есть свой святой, так пусть же и у вас будет свой святой, даже если вам придется сделать его из соломы». А сей брат Иоанн был малообразованным и тщился творить чудеса. Большую проповедь он произнес в то время между Кастеллеоне и Кастельфранко.
342
Перенесение праха Доминика братом Иоанном было осуществлено 24 мая 1233 г.; 13 июля 1234 г. папа Григорий IX объявил о канонизации Доминика и о причислении его к лику святых. См.: Potthast А. Regesta Pontificum Romanorum. Berolini, 1874. № 9489.
О брате Якобине из Пармы, прозванном Реджийским, и о его деяниях
А брат Якобин Реджийский, родом из Пармы, был человеком образованным, лектором богословия и даровитым, красноречивым и изящным проповедником; он был живым, радушным, милосердным, общительным, любезным, благородным и щедрым человеком; и однажды мы были товарищами в путешествии от Пармы /f. 238a/ до Модены и были вместе днем и ночью; и хотя это было во время большой войны, тем не менее у меня был свой попутчик, а у него свой. Сей Якобин в то упомянутое благочестивое время имел великую благодать проповедничества и совершил много благих дел. Действительно, в вышеупомянутом году в городе Реджо начали строить церковь Иисуса Христа братьев-проповедников, и в день святого Иакова [25 июля] был заложен первый камень, освященный господином епископом Николаем. Для выполнения названной работы приходили жители Реджо, мужчины и женщины, как малые, так и великие, как конные, так и пешие, как селяне, так и горожане, и на своих спинах, облаченных в беличий мех и тафту, они приносили камни, песок и известь; и счастлив был тот, кто мог принести больше. И они сделали все фундаменты для домов и церкви, и возвели часть стен, а на третий год закончили всю работу. И брат Якобин надзирал за правильным выполнением работ. Сей брат Якобин произнес большую проповедь между Калерно и Сант’Иларио в Пармском епископстве в нижней части дороги. На этой проповеди присутствовало великое множество мужчин и женщин, отроков и отроковиц из Пармы и Реджо, с гор и из долин, или равнин, и из разных деревень. И некая бедная женщина, будучи на сносях, родила там мальчика. Тогда по молитвам и просьбе брата Якобина многие принесли этой бедной женщине всякое добро. В самом деле, одна женщина дала ей сандалии, другая – рубашку, третья – одежду, а четвертая – пеленки. И нагрузили этим ослика, и сверх того мужчины дали ей сто имперских солидов. И тот, кто находился там и был очевидцем, рассказывал мне обо всем этом много времени спустя, когда я вместе с ним проходил /f. 238b/ через эту местность. Кроме того, об этом же я узнал и от других.
О том, что брат Герард из Модены явился после смерти своей брату Якобину из Пармы
Когда сей брат Якобин болел, находясь в болонском монастыре, и сидел в полдень в больничном покое и бодрствовал, ему явился брат Герард из Модены из ордена братьев-миноритов в день смерти своей и дружески с ним заговорил, сказав: «Я в славе Божией, к которой Христос тебя скоро призовет, дабы ты получил от него полную награду за твой труд, и ты будешь вечно пребывать с Тем, Кому ты преданно служил». Сказав это, брат Герард исчез. А брат Якобин поведал братьям своим о своем видении, и возрадовались они. И случилось с братом Якобином так, как сказал брат Герард, ибо через несколько дней он опочил во Господе. Прах его предали погребению в Мантуе.
А брат Иоанн из Виченцы, о котором мы упоминали выше, встретил последний день своей жизни в Апулии.
О брате Варфоломее из Виченцы
Во время того благочестия, названного «Аллилуйей», у братьев-проповедников в Парме был также брат Варфоломей из Виченцы, сделавший много добра, чему я был очевидцем; и был он человеком добрым, скромным и честным. И спустя много времени он стал епископом в своих краях и построил замечательный монастырь для своей братии, у которой прежде там не было обители.
О проповедниках ордена братьев-миноритов и прежде всего о брате Льве, которому явился хозяин некоего приюта по своей смерти
А у братьев-миноритов был брат Лев из Милана, знаменитый и великолепный проповедник и великий гонитель, опровергатель и победитель еретиков. Он в течение многих лет был провинциальным министром в ордене братьев-миноритов, а позже – архиепископом Миланским. Сей Лев был великого /f. 238c/ сердца человек и такой отваги, что однажды он один со знаменем пошел впереди войска миланского, выступившего против императора, и, перейдя по мосту через реку, долго стоял один со знаменем в руках, но миланцы за ним не последовали через реку, ибо видели, что войско императора приготовилось к сражению. Вот этот-то брат Лев выслушал исповедь хозяина некоего миланского приюта, мужа известного и считавшегося человеком великой святости. И поскольку наступили последние дни его земного страдания, то есть он умирал, Лев заставил его пообещать, что после своей кончины тот явится к нему и расскажет о своем состоянии. И тот охотно пообещал. Вечером по городу разнесся слух о его кончине; брат Лев попросил двух братьев – особых товарищей, которые при нем состояли, так как он был еще провинциальным министром, – провести этот вечер с ним в уединенном месте сада в каморке садовника. Когда они бодрствовали втроем, на брата Льва напала сонливость, и, желая соснуть, он попросил товарищей разбудить его, если они что-нибудь услышат. И вот вдруг они услышали, что тот человек приближается со стенаниями и сильными рыданиями, и увидели они, что он падает с неба, словно огненный шар; и обрушился он на крышу каморки, как коршун на утку. От этого шума и от толчка братьев пробудился Лев. Поскольку тот [упавший с неба] часто и жалобно повторял: «Увы! Увы!» – брат Лев спросил у него, как он себя чувствует. Тот ответил, что он проклят за то, что он в пылу негодования позволял детям, рожденным от тайного сожительства и подброшенным в приют, умирать /f. 238d/ некрещеными, ибо видел, что из-за таких подкидышей приют впадает в затруднения и несет большие расходы. И когда брат Лев спросил его, почему он не признался в этом грехе на исповеди, тот ответил, что то ли потому, что забыл, то ли потому, что не думал, что в этом нужно исповедоваться. На это брат Лев ему сказал: «Поскольку тебе нечего делать у нас, уходи от нас и ступай своей дорогой!» И тот удалился, стеная и вопя. Да, сей брат Лев в то благочестивое время, названное позже «Аллилуйей», много потрудился и совершил немало добрых дел.