Хроники Армии. Книга первая
Шрифт:
– Что сдохло?! – Вскричал он и почувствовал две потные ладони на своей голове.
Сильное столкновение с бегущим юношей – танцором повалило Глобуса на что-то мягкое, большое и скользкое.
– Хорошо, что я упал на одежду, а то бы голову разбил…– Прошептал лысый человек и снова остолбенел…лёжа остолбенел.
Из тех «вещей», на которых он лежал, начали вырастать толстые, все в сливочном масле, руки и голос над его правым ухом произнёс:
– Славян ? Красавчик!
Немногое, что смог увидеть Глобус перед тем, как потерял сознание, осталось в его памяти навсегда: тощий парень, направивший камеру
«-Знаешь, что самое смешное в наших отношениях?
–Что?
–Пилипкин.»
Глава 1
Привет, Пилипкин
Многие философы делят время на три категории: прошлое, настоящее и будущее.
Польский каптер (родившийся в зарубежном стране под названием – Польсшк), который служил в армии Славянского Государства, Витчалка Сквиртвеков делил время по-особому, по-каптерски. В его существовании было три категории времени: до ПХД, во время ПХД, после ПХД.
Никто не завидовал случайному солдату или каличу, который осмеливался спросить Витчалку «который час». Обычно они получали ответ, который заслуживал быть в цитатнике какого-нибудь тик-токера или фаната Коржа:
– Время? – Начинал вопросом свой ответ Сквиртвеков. – 3 часа после ПХД и 4 часа 35 минут до ПХД. А знаешь, что такое ПХД, солдат? Пидорась Хорошо Додик!
В общем, конкретика в случае с Витчалкой шла нахуй до того, как могла родиться.
Щебетание птиц и пробивающиеся через окно лучи солнца, навевали Витчалке мысли о таком сладком и далеком дембеле. Он сидел на кровати подперев локтем голову и наслаждался видом из окна: вот пролетела маленькая синичка, попутно сбросив белую миночку на голову старшему прапорщику Вдулдаляну; вот, среди зеленой травки, из земли, выглянул маленький червячок и в тот же момент попался в руки старшине Квадракоптеру. Тот потянул червячка вверх, земля вздыбилась, и на свет появилось полуголое тело ефрейтора Шаурмина.
Краем уха, Витчалка слышал, как калич, который находился с ним в палате, рассказывал про свой геморрой 9 степени и чесал огромную кровоточащую бублю в трусах. СквиртВеков любил каличей, которые приходили к нему в медпункт. Его любимым занятием было переодевание очередного больного. Он всегда стоял в дверном проеме и наблюдал, как тощие и несуразные мальчики стягивали с себя потные трусишки и «облачались» в чистую одежду калича. Постоянный зуд в области паха, именно в те моменты, когда солдатики переодевались, доставлял ему блаженство, сравнимое с поглащением мороженного в жаркую погоду (то, кстати, была прямая цитата Сквиртвекова следователю, которую он произнес перед военной полицией после трагедии, о которой будет сказано далее в этой повести).
Его сердце билось с бешеной скоростью, ладони потели и были словно два огромных водопада, когда больные просились принять душ. От таких моментов у него просыпалось вдохновение и тяга к прозе. В одном из своих четверостиший, он писал:
« Раздевайся несуразный мальчишка,
Подай знак и взгляни на меня!
Медленно снимай свои рваные трусишки
И запрыгивай на мою сквиртулечку как на коня…»
Но Витчалка боялся. Боялся, что не будет взаимности от каличей и поэтому, чтобы остудить свое траханье, он начинал закидывать их работой по медпункту. Так бы продолжалось до дембеля Сквиртвекова, пока не пришел он. СТАТНЫЙ, КРАСИВЫЙ и, проще говоря, СВЕРХБОГ…ПИЛИПКИН.
Глава 2
ИДи ко мне, а то мои Очки уже зудять
1943 год. Где-то в Польсшке. Звук ударов плети был слышен на всей территории рабочего лагеря. Истошнные крики людей разных национальностей и бирский (Бирцы – национальность. Живут в стране Бирмания) смех ласкали уши генерала Гер-фон Геева.
– Ммм, как же прекрасно слышать эту музыку....Вот ты, Адольф, мальчик мой, любишь власть и бирскую расу? Верно? – Спросил он на чистом бирском языке своего собеседника сидяшего напротив.
– Йа! Люблю запах жаренного по утрам!
– И ради этого ты начал войну? Погибло уже более 40 миллионов невинных людей…и леваков…
– Гер-фон Геев, вы же сами получаете удовольствие, когда видите, как левый радикал сходит с ума, увидев свою кровь и осознав, что она не такого же оттенка, как на флаге партии…
– Адольфинииик…– Пропищал в восхищении фон Геев. – Мы так похожи!
– А если это будет коммунист-дальтоник? Или либераха, у которого не воспроизводится видео Леши Сисяна с разоблачением очередного коррупционера?
– Лешу не трогай! Он вообще-то рядом с нами сидит, – смущенно произнес фон Геев и посмотрел в сторону Сисяна. – Алешка, он не хотел обидеть тебя и твой пролетарий.
Сисян смотрел на них, улыбался и продолжал накручивать просмотры своих роликов.
– Смешной мальчик, он мне нравится. Так что там по поводу усов Гуталина? В каком они еще месте имеются?
Ген-фон Геев вальяжно покачивался на стуле, изредка поглаживая китель своего черного костюма, и смотрел в глаза Адольфа.
Адольф не мог выдержать проницательный взгляд голубых бирийских глаз фон Геева, которые напоминали все чистые озера Бирмании. Он в смущении начал смотреть вниз, на свои белые лакированные берцы.
– Гер фон Ге…– Не успел договорить Гитлер. Его перебил Геев.
– Зови меня,– он поднялся со стула во весь рост. Форма генерала сидела на нем лучше всех солдат мира. Фигура фон Геева являлась примером каждому мальчишке, который увлекается спортом. Каждая женщина, да что там женщина, каждый МУЖЧИНА Бирмании желал увидеть его без одежды. Его мощную и квадратную, словно баррикады славянских воинов, грудь; пресс, похожий по форме на кубики кускового сахара; мощные руки, которыми он каждый вечер душил свой маленький «небельверфер»…
Гер фон Геев подошел к Адольфу, пальцем поднял его подбородок и, посметрев в выпуклые глаза фюрера, произнес:
– Зови меня ЕРЖАН.
Их губы становились всё ближе. Адольф чувствовал жар изо рта фон Геева. Его ноги начали трястись и он прошептал:
– Твой стояк!
Гер фон Геев посмотрел на него и неуверенно переспросил:
– Мой…стояк?
– Ержан, проснись, твой стояк опять пробил дыру в матраце! – Прокричал кричал Адольф уже на чистом славянском языке. Его лицо расплылось и преобрело черты сослуживца по санитарной части, рядового Пахома.