Хроники Армии. Книга первая
Шрифт:
Спишь? – Громко прошептал Бутербродин.
Угу… – Выдавил из себя Витя, надеясь, что товарищу будет достаточно этого ответа.
А я вот не могу уснуть, – не унимался Мухтар. – Ты заметил, как наш зам.полит, старший лейтенант Глобус, сохнет по полковнику Виолончель? Прям весь трепыхается, когда видит комбата…
Не будем скрывать, что большая часть бригады попадает под чары Виолончели, – пробурчал Пилипкин. – Он по натуре своей – секс-символ.
Хех, – Бутербродин мечтательно посмотрел на бездонную гладь ночного потолка. –
Как по мне, плохо, когда ты настолько увлечён человеком… – После долго молчания прошептал Витя.
Мухтар привстал, облокотился на руку и посмотрел на темно-синий силуэт товарища.
Почему ты так думаешь? – Осторожно спросил Бутербродин, пытаясь не выдать личный интерес в данном вопросе.
Может, ты мне не поверишь, но класса с одиннадцатого, я был объектом вожделения сверстниц…и сверстников. Меня так же вожделели и восхищались, как это происходит и с Виолончелью. Забавное совпадение.
А что в этом плохого?
Многие считали, что я отвечаю им взаимностью в то время, когда просто поддерживал дружеские отношения. Всё усугубилось в университете, когда 16 первокурсниц и 10 первокурсников, чуть ли не оборвали свои жизни по собственному желанию, когда узнали, что у меня появилась возлюбленная.
Сердце Мухтара будто сдавили раскалёнными тисками.
У тебя есть девушка? – Пытаясь скрыть дрожь в голосе, спросил он.
Была. И не одна. Но ничего не получалось, – подавленно отвечал Витя. – Они чересчур увлекались мной, что губило наши отношения.
Бутербродин перевёл дух, будто тонущий, чудом выбравшейся из воды на берег.
Наверное, ты весь в родителей. – Пытаясь увести разговор в иное русло, прошептал он.
Наверное… – С большей досадой ответил Пилипкин. – Отца хорошо помню, а вот мать свою ни разу не видел. Возможно, моя сексуальная энергия является ее наследственностью. Она умерла при родах, но батя, до конца своей жизни, всегда восхищался мамой, когда я про неё спрашивал. Он ласково называл её «моя кобылочка». Вспоминал, как катался на ней верхом, что бы это не значило…Говорил, что она была падка на сухое сено…Ржала, как лошадь. Странная, конечно, у них любовь была…Но, все же, была. Фотографии с ней он мне не показывал, говорил, что не осталось ничего совместного в архивах, кроме потертого седла. Не понимаю, чем они занимались, да и не хочу особо понимать…
Прости, – Бутербродин осознал, что сделала больно Вите, заставив вспомнить умерших родителей. Ему стало стыдно. – Я не хотел ковырять раны…
Да ничего, – Пилипкин укрылся рваным покрывалом. – Я до сих пор мечтаю о такой большой, хоть и странной, любви в своей жизни, какая была у родителей… Но понимаю, что из-за моей ультрасексуальности, это принесёт только боль окружающим…Спокойной ночи, Мухтар.
Спокойной… – Ответил Бутербродин и повернулся к товарищу спиной.
Ещё долго никто из них не сомкнул глаз, размышляя о своём чем-то личном и травмирующем. Лишь за час до рассвета, утомившиеся хламом мыслей, солдаты тихо засопели на своих матрацах.
Глава 8
Держу, блять!
Прошла половина рабочего дня, когда на территорию лаборатории мазута въехал чёрный минивэн. Прибытие высокого чина сопровождалось долбящим басом, звучавшим из его машины.
Пилипкин заглушил болгарку.
Это тот самый важный гость? – Спросил у него Мухтар.
Походу, – ответил Витя и положил инструмент на землю. – Давай дождёмся, когда они войдут в здание и продолжим работать.
Минивэн остановился, громко скрипнув тормозными колодками. Из открывшейся двери вылилась музыка, звучавшая в салоне:
«Pull up in the tank, и я еду в бой
Тут я капитан, боевой ковбой
Купил новый ТУ – это самолёт
"Вру-ту-ту-ту-ту-ту-ту" – это вертолёт».
Выскочившие из машины двое солдат с автоматами наперевес, заняли свои позиции с противоположных друг от друга сторон. Открылась задняя дверь и наружу вылез высокий мужчина, худощавого телосложения. Генеральская форма, яркие аксельбанты и блестящие погоны, выделяли его на фоне других военнослужащих, которых видели ребята. В руках он держал чёрный металлический кейс.
Осторожно покрутив головой по сторонам, генерал вошёл в здание.
Интересно, что у него в чемодане? – Задумчиво произнёс Мухтар.
Не похуй ли? – Ответил Витя и поднял болгарку с земли. – Пойдём работать. Осталась последняя часть забора и наконец-то съебем отсюда.
Погоди, – Бутербродин жалостливо посмотрел на товарища. – Я в туалет сбегаю и начнём.
Громко выдохнув, Пилипкин сел на трухлявый пень.
Пригнувшись, чтобы охрана генерала его не заметила, Мухтар рысцой побежал в густо растущие под окном лаборатории кусты.
Расстегнув ширинку, он приступил к процедуре мочеиспускания. Под звонкое журчание, Бутербродин беззаботно смотрел на чистое голубое небо, до тех пор, пока его шея не онемела. Повертев ей из стороны в сторону, он направил свой взор в исцарапанное окно под которым справлял нужду. Приглядевшись, Бутербродин увидел полуглухого полковника в отставке, который за столом беседовал с прибывшим генералом. На середине стола лежал тот самый черный кейс. В один момент, генерал развернул его в сторону старика и раскрыл.
Бутербродин так сильно стремился разглядеть, что лежит внутри и не заметил, как обоссал свою штанину. Но когда ему удалось увидеть содержимое, солдат обомлел. Внутри кейс был обшит чёрным поролоном, а в его центре покоилась, обёрнутая в ламинарную бумагу, фотография.
«Неужели она?», – трепетно подумал Бутербродин.
Генерал что-то долго говорил старому полковнику, двигая лишь тонкими губами. Дед смиренно слушал и под конец монолога, после продолжительного молчания, выдавил из себя всего один вопрос: «А?». Долговязый генерал злобно ударил по столу и закричал так громко, что это услышал Мухтар.