Хроники боевых ангелов. Часть 2.
Шрифт:
Я посмотрел на Милу. Чего это ради капитан решил послать нас в город вдвоём? Или до него дошли слухи, что Мила имеет на меня планы, и он решил поучаствовать в общеотрядном развлечении? Но приказ есть приказ. Мы пошли в конюшню. Всю дорогу Мила держалась на полшага сзади меня, опустив глаза. Шла не сзади и не рядом, а чуть-чуть позади.
– Слушай, ну что ты там сзади плетёшься, будто собираешься в спину нож воткнуть?
– Женщина не должна опережать своего господина и не должна заставлять его оглядываться и ждать её, - не поднимая глаз, промолвила Мила.
"Издевается",- подумал я.
Через несколько минут мы выезжали из ворот замка. Мила ехала на моей лошадке. Фехтовала она увлечённо, а вот с верховой ездой у неё было так себе. Мне приходилось её ждать. Через некоторое время мне надоело трястись впереди, и я поехал рядом.
– Как думаешь, почему городская стража вызвала Красный Отряд? У них не нашлось своих женщин, чтобы поговорить с бедолагой?
– Если господин позволит мне доложить свои соображения, я думаю, что господин капитан прав. Решёточные не справятся с этим делом. Они привязаны каждый к своему району. Их нанимают местные власти. Богатые районы могут позволить себе приличных людей с хорошим оружием. В некоторых бедных районах решёточные - те же бандиты. Отличаются от обычных банд вымогателей только тем, что по ночам решётки ставят. Они просто не будут никого искать.
Преображение Милы было просто волшебным. В отряде она говорила на молодёжном сленге, в котором чаще всего встречались упоминания фекалий и половых органов. Здесь же она говорила чистым грамотным языком.
– "Если господин позволит", "Господин капитан"! До сих пор ты про капитана говорила "сраная шишка", а меня называла мальчиком и обещала изнасиловать в ближайшем удобном месте. Мы, кстати, через рощу проезжаем.
– Мы, может быть, в замках не жили, но меня родители воспитывали. Меня хорошо учили, как нужно вести себя со своим господином. Стараюсь. В отряде я себя так веду потому, что если не будешь изображать из себя крутую, то могут и обидеть, рудники этому быстро учат, - тут Мила подняла на меня огромные синие глаза. А глазища у неё красивые... То ли она очень умная, то ли это изощрённейшая издёвка.
– А если господин прикажет мне стать его любовницей, то я, конечно, исполню, но я уверена, что господин не обидит бедную девушку. Мне раздеваться?
– Нет-нет, не надо. Хотя... спустись и сними один сапог.
– Сапог? Господин меня пугает. Господин больше любит нижние части ног? Правый или левый?
– Да не нужна ты мне. Хочу посмотреть, что от вас останется после сегодняшней тренировки.
Сняв сапог, Мила ахнула. Всё было ещё хуже, чем я ожидал. Местами из потёртостей начинала сочиться кровь. Девчонки ещё не умеют вовремя перематываться. Первое время боль не чувствуется, и кажется, что можно потерпеть. Зато потом... Взвод не сможет ходить всю следующую неделю.
А ножка у Милы ничего так себе, маленькая, изящная. Никогда не думал в таком смысле о такой части тела, как ноги. Обычно они ассоциируются только с навозом на дороге и черными ногтями. Но у этой дамы всё было изящным.
– Так вы не в тюрьме сидели, а на рудниках работали?
– спросил я, забираясь обратно на коня.
– В тюрьме держат принципиальных уголовников или совсем безумных. А тех, кто способен к нормальной жизни, на рудники отправляют. Все наши девчонки оттуда.
– А там что, лучше?
– По неделе на свет не выводят. Но зато хоть немного кормят.
Теперь понятно, почему у них кожа серой была, когда их привели.
– А как ты туда попала?
Мила рассказала обычную до примитивности историю. Она выросла в зажиточной семье, её даже водили в школу развития ловкости. Потом отец внезапно умер, мама не смогла зарабатывать достаточно для прокорма троих детей. Мила попыталась украсть на рынке курицу для младших брата и сестры. Ей повезло, ей не отрубили руку, как положено воровке, а сочли мелкой нарушительницей и отправили на рудники. Это произошло четыре года назад.
Я отметил в памяти проверить историю. Мила демонстрировала признаки разума, такая вполне могла придумать любую басню для вызова жалости.
За разговорами мы незаметно прибыли в центральное здание городской стражи. В этом здании обычно стоит кавалерийская часть и пехотная рота. Именно сюда привозят самых опасных преступников. Обычно здесь их путь и заканчивается - здание стражи соседствует со зданием суда, очень удобно. Из суда их выводят на задний двор стражи и отрубают голову.
Когда мы въехали, палач как раз заканчивал работать с четырьмя осуждёнными.
Нам повезло - дежурил как раз тот отряд, что целовал руки нашим дамам. Нас узнали и приняли, как друзей.
Мы поднялись на второй этаж, нас провели в следственную часть. Я видел пострадавшую только долю секунды, пока Мила заходила в дверь. Ужасное зрелище - всё тело несчастной было покрыто разнообразными порезами. Над ней работала женщина - доктор.
Меня усадили переписывать дело для нашего капитана. Дело было очень пухлым. Одиннадцать пострадавших, наша двенадцатая. Показания решёточных, свидетелей, планы местности, где были найдены тела... Когда вышла заплаканная Мила, я не добрался даже до середины.
– Этот парень ловит одиноких женщин, затаскивает их в разрушенные дома, режет на мелкие кусочки, а потом убивает, - пояснил нам следователь, - Обычно он делает это перед темнотой, когда люди уже боятся выходить из дома. Двенадцатой повезло, прохожие услышали её крики и спугнули мерзавца. Вот карта города, крестиками отмечено, где были найдены тела.
Не переставая капать, Мила склонилась над картой.
– А где все эти женщины жили?
– спросила она.
– Не знаю, - удивлённо захлопал глазами следователь, - в деле, наверное, есть. Разбирайтесь, как хотите, это дело теперь ваше. Мы и так перегружены. Мне сейчас бежать в суд, надо к палачу определить десяток вымогателей. Там всё ясно, никаких загадок, и то не успеваю. Потерпевшая что-нибудь сказала?
– Нападавший - невысокий неприятный мужчина без особых признаков. При встрече она его узнает. Нападает сзади, пережимает горло веревкой, так, что кричать невозможно. Больше ничего.
Следователь убежал, а я подумал, что он ещё совсем молодой парень, ненамного старше нас.
Мила взяла себе половину дела и начала помогать мне переписывать. Она ещё и писать умеет? В Исхальдии женщин не особенно учили.
Потом мы перебрали документы с начала и нанесли на карту места жительства пострадавших. Женщины жили в разных районах, но все на северо-востоке.