Хроники Эдена. Светоч
Шрифт:
— Возможно, стремился к этому всему. Сказал он.
— Жить в Раю? Переспросила Велма. Карл издал смешок.
— Не совсем. Ответил он.
— Я хотел доказать, что небо или космос — это не грань Земли, а люди — это не существо, которое слепил Бог. Люди ничем не отличаются от созвездий. Я хотел показать людям, что Земля — это не величайшее открытие. Это не так. Только подумай: Все эти реки крови, пролитые всеми этими генералами и императорами, только для того, чтобы во славе и торжестве они могли стать кратко временными одной частицы пятнышка. Велма наблюдала за мыслями старика и, не на секунду, не хотела его
— Подумай о бесконечных жестокостях которые посещали жителей одного уголка, так называемого пикселя, на, едва, различимых обитателей другого уголка пикселя. Насколько была воодушевлена их ненависть в стремлении уничтожить друг друга. Карл усмехнулся, казалось бы, сквозь боль. Велма не могла больше выносить этого на ногах и рухнула в мягкое кресло, удивляясь тому, насколько оно было удобным. Карл шагал по комнате, рассуждая:
— Наше положение. Наше воображаемое самомнение, заблуждение того, что у нас есть хоть какое то, привилегированное положение в этой вселенной, которое опровергается, всего лишь, одной точкой бледного света, Велма. Земля — просто, одинокое пятнышко в огромной обертке космической темноты. Во всей нашей тьме, во всем этом просторе не было ни одного намека на то, что придет помощь, откуда-либо, чтобы спасти нас всех от самих себя. Карл посмотрел на ошарашенную Велму.
Велма старалась ухватить все слова, которые произносил Карл.
— Земля — до недавних пор, была единственным известным всему миру местом, которая приютила жизнь, и всем казалось, что таких мест больше нет, куда бы мы могли мигрировать. Велма, вдумчиво, опустила голову.
— И вот, мы здесь. Карл развел руками.
— Нравится тебе, Велма, или нет, но, Земля — это то место, где мы отстаивали свою позицию. Говорили, что астрономия — это смиренный и требующий стойкого характера опыт. Возможно, в мире больше нет более наглядного примера человеческой глупости и тщеславия, чем это изображение нашего крошечного мира. Карл указал на плакат, на котором красовался космос, во всей красе, и виднелось, еле, заметное пятнышко.
— Для меня, когда я старался найти ответы на свои вопросы, это, лишь, подчеркивало ответственность обращаться друг с другом, как можно, добрее, сохранять, либо лелеять нашу бледную, голубую, точку. Единственный дом, о котором мы, когда-либо, знали. Карл закончил.
— Надеюсь, я, правда, смог тебе помочь, Велма. Сказал Карл.
— Но, Карл. Поднялась Велма. Старик, вопросительно, посмотрел на девушку.
— Что меня ждет там? Спросила она. Карл, внимательно, осмотрел Велму.
— Дом. Коротко ответил он, и Велме стало все понятно.
— Если вы скучаете — почему не можете уйти, обратно, на Землю? Спросила Велма. Карл улыбнулся в ответ, осматривая дом.
— Я никуда отсюда не уйду, это мой дом навсегда. С досадой, ответил Карл.
Велма осматривала Карла и старалась понять, как же ей помочь ему.
— Ты, ведь, не просто так решила отправиться на Землю? Спросил Карл.
— Даже сейчас, когда я наблюдаю за тем, как был прав и как все изменилось, как расходятся мнения и государства, мир разделился на две половины. Вы все считаете людей на Земле чем-то иным. Как и саму Землю, но ты, Велма, хочешь отправиться туда не просто так. Велма попятилась. Её щеки покраснели. Карл заметил это.
— Юность — прекрасная
— Он — Медиум. Начала она. Карл продолжал улыбаться, осматривая макеты и книги, ни к чему не прикасаясь, что вызвало у Велмы интерес.
— И мне кажется, что вы с ним очень похожи. Заключила она, неожиданно, для себя.
— Медиум, говоришь? Послышалось от Карла.
— Да, но, он не знает меня мы, лишь, говорили один раз…
— Тебе этого хватило? Спросил, вдруг Карл.
— Хватило для чего? Поинтересовалась Велма.
— Чтобы понять, что он тот, с кем можно открыть для себя тот мир, которого ты не знаешь. Пояснил Карл. Велма задумалась.
— Я думаю, он добрый и чистый душой человек. Высказала свое мнение Велма.
— В таком случае — моя работа, как помощника, выполнена. Произнес Карл, потирая руки. Велма задумалась. Видимо, так оно и было. Велма поднялась с кресла и стала идти к коридору.
Около двери, она стояла, смотря на то, как Карл проходит вдоль коридора, чтобы попрощаться со своей гостьей.
— Последний вопрос, Карл. Вспоминая, сказала Велма. Карл посмотрел на неё.
— Почему вы живете здесь, если не хотите этого? Ей, действительно, было это интересно. Карл улыбнулся, протягивая к Велме руку. Он остановил её перед Велмой и ответил: — Я - это давнишний пережиток прошлого, и живу здесь потому, что не я выбирал свою судьбу, и, увы, больше ничего не смогу изменить. Всю жизнь я стремился к тем далям, в этой вселенной, к которым не мог добраться. Видимо, здесь, на Эдене, кого-то впечатлили мои стремления и, даже после моего ухода с Земли, обо мне помнили и отдали мне дань здесь. Это приятно, но, я этого не выбирал.
Велма все поняли и от досадной правды, ей показалось, что сейчас она обронит слезу. Карл улыбался ей самой искренней улыбкой, стоя с протянутой рукой. Рука Велмы устремилась к руке Карла.
Но, прикасания не произошло. Рука Велма прошла сквозь руку Карла. Она попыталась ещё раз, устремляя руку в грудь Карла, но, и та прошла сквозь Карла, а тот, все так же стоял, не двигаясь, улыбаясь своей собеседнице. Ком в горле Велмы собрался и стал давить на горло. Глаза покраснели.
— Вы — призрак? Или голограмма? Спросила Велма, понимая, насколько этот вопрос был глупым. Карл улыбнулся, а дверь, сзади Велмы, открылась.
— Я — нечто большее, чем звёздная пыль, Велма, как и ты. С этими словами, Карл развернулся и зашагал, обратно, в комнату, оставляя Велму совсем одну. Она смотрела за тем, как уходит этот великий человек. Ей было, просто, нечего ему сказать.
4.
Входная дверь семьи Велмы заперлась. Девушка шла по дому, как призрак. Родители ругались в комнате. Опять. Она прошла мимо них, будто не замечая их. В её голове плавали высказывания Карла. Дверь в её комнату хлопнула и Велма рухнула на кровать. Она лежал, неподвижно, стараясь унять непонятную дрожь в своем теле. Чувство было очень странное. Ей казалось, будто она испытывает дискомфорт от своего же тела. Это ощущение было, по-особенному, противным. Её рука потянулась за продолговатым стеклом, благодаря которым она читала комиксы. Сомнений больше не оставалось, ей было больше нечего здесь делать.