Хроники Элении (сборник)
Шрифт:
— Нет, лучше мы с Сефренией отправимся одни, — ответил Спархок. — Тебе ведь жить здесь, а нам нет. Раз Тэньин находится под подозрением, посещение его может поставить под угрозу твое положение в Дабоуре.
— Держись подальше от всяких темных проулков, Спархок, — проворчал Кьюрик.
Спархок поманил к себе Флейту, и она послушно подошла к нему. Он положил руки на ее плечики и посмотрел ей в глаза.
— Я хочу, чтобы ты осталась здесь, с Кьюриком, — сказал он.
Девочка посмотрела на него мрачно и состроила гримасу.
— Перестань, и слушай меня. Я
— Лучше просто попроси ее, Спархок, — посоветовала Сефрения. — Не пытайся ей приказывать.
— Пожалуйста, Флейта, — умоляюще проговорил Спархок. — Пожалуйста, останься здесь.
Флейта улыбнулась, сложила руки перед собой и сделала реверанс.
— Вот видишь, как это легко, — улыбнулась Сефрения.
— Ну, раз у нас еще есть время, я приготовлю что-нибудь поесть, — сказал Перрейн, поднимаясь.
— А вы знаете, что все ваши кувшины протекают, сэр Перрейн? — сказал Кьюрик, указывая на лужи на полу под сосудами.
— Да, конечно. Это создает некоторый беспорядок на полу, зато помогает поддерживать здесь прохладу, — он подошел к очагу и принялся копаться среди своей кухонной утвари. Затем развел в очаге костер из сухих шаров перекати-поля. Повесив над огнем котелок, он взял большой чугунный горшок и налил туда масло. Устроив горшок прямо на горящих угольях, Перрейн достал из большого прикрытого сосуда несколько кусков мяса. Когда масло закипело и забулькало, он бросил в горшок мясо. — К сожалению, сегодня у меня только баранина, — извинился он. — Я не ожидал гостей. — В горшок были насыпаны всевозможные приправы, а потом Перрейн расставил на столе тяжеловесные тарелки. Вернувшись к очагу Перрейн извлек из какого-то небольшого сосуда горсть чаю, бросил его в кружку и залил кипящей водой из котелка. — Для тебя, Матушка, — с улыбкой сказал, передавая Сефрении кружку.
— Как чудесно! — сказала Сефрения. — Ты такой милый, Перрейн.
— Я живу, чтобы служить тебе, — ответил Перрейн. Потом он принес свежего инжира, головку сыра, а посреди стола водрузил горшок с дымящимся жарким.
— Перрейн, да в тебе, оказывается, были скрыты огромные таланты! — воскликнул Спархок.
— Я привык обходиться без слуги и готовить сам. Здесь нельзя доверять чужим людям, — Перрейн сел за стол. Все принялись воздавать должное его кулинарному искусству. — Будь осторожен здесь, Спархок, — предупредил он. — У последователей Эрашама туго с мозгами и они одержаны мыслью схватить любого, кто совершит хоть малейший проступок. Эрашам проповедует каждый вечер, и каждый раз пытается придумать какой-нибудь новый запрет.
— И что он запретил в последний раз?
— Убивать мух. Он говорит, что они посланцы Всевышнего.
— Ты шутишь?
Перрейн пожал плечами.
— Он просто перебрал уже все, что можно. А запреты надо продолжать. Вот и… съешь еще кусок?
— Спасибо, Перрейн, нет, — сказал Спархок, взяв вместо этого горсть инжиру. — Один кусок баранины — это мой предел.
— В день?
— Нет, в год.
22
Севшее солнце окрасило полоску неба над западным горизонтом в цвет ржавчины, бросая на дома и лица людей красновато-коричневый отблеск. В это время Спархок и Сефрения вышли на Главную площадь Дабоура. Левая рука Сефрении безвольно висела на перевязи, а Спархок поддерживал ее с другой стороны.
— Это, должно быть, там, — тихо сказал он, указывая глазами на противоположный конец площади.
Сефрения поплотнее надвинула покрывало на лицо и они двинулись через все еще кишащую народом площадь.
Там и тут, прислонившись к стенам домов, стояли кочевники в черных плащах. Глаза их настороженно ощупывали каждого проходящего мимо.
— Правоверные, — саркастически пробормотал Спархок, — всегда на страже грехов своих соседей.
— Так было всегда, Спархок, — сказала Сефрения тихо. — Вера в собственную непогрешимость — самое распространенное и самое привлекательное качество в людях.
Они прошли мимо шеренги стражей религиозного порядка и вошли в наполненную разнообразными запахами лавку. Аптекарь оказался невысоким круглолицым человечком с застывшей в глазах искоркой страха.
— Не знаю, захочет ли он принять вас, — ответил он на вопрос о докторе Тэньине, — вы же знаете, за ним следят.
— Да, — сказал Спархок. — Мы видели на площади соглядатаев. Но скажите ему, что мы здесь ждем. Моя сестра очень нуждается в его помощи.
Испуганный аптекарь нырнул в дверной проем, ведущий в заднюю часть дома. Через минуту он вернулся.
— Простите, но доктор не берет новых пациентов, — проговорил он.
— Как может врач отказать нуждающемуся в его помощи? — намеренно громко произнес Спархок. — Или в Дабоуре клятва, принесенная им уже ничего не значит? В Киприа более достойные медики. Мой друг доктор Волди никогда бы не отказал больному.
Занавеси на двери раздвинулись и оттуда высунулась голова, украшенная огромным носом, ртом с выступающими зубами и отвислой нижней губой, водянистыми глазами и ушами в размерах не уступающими носу. На обладателе этой головы был надет белый халат.
— Вы сказали Волди? — спросил он высоким гнусавым голосом. — Вы знаете его?
— Конечно, этакий маленький, лысоватый, все время зачесывает волосы с затылка вперед, и очень большого о себе мнения.
— Да, это он, Волди. Ну, ведите сюда вашу сестру, да побыстрее. А то увидит кто-нибудь.
Спархок взял Сефрению за локоть и проводил в заднюю часть дома.
— Кто-нибудь видел, как вы вошли сюда? — нервно спросил носатый медик.
— Само собой, — сказал Спархок, пожав плечами. — Они стоят вокруг всей площади, как стадо стервятников, выглядывая наши грехи.
— Рискованно вести такие речи в Дабоуре, — предупредил Тэньин.
— Может быть. — Спархок огляделся вокруг. Сумрачная комната была набита всяческими склянками, коробочками и книгами. Упрямый шмель жужжал у окошка, бился о стекло, пытаясь выбраться на улицу. У одной из стен стояла низкая деревянная кушетка, в середине комнаты — стол в окружении нескольких стульев. — Ну что ж, может быть, мы приступим к делу, доктор Тэньин? — спросил он.