Хроники Эллизора. Трилогия
Шрифт:
Пока Боллер на некоторое время погрузился в размышления, Голышев со всей определённостью подумал, что он совсем уже не хочет быть исполняющим обязанности главы российского филиала VES. Не говоря уже о том, чтобы остаться постоянным главой. Может быть, его все же минует чаша сия? Насколько проще возглавлять отдел внутренней безопасности... Или написать рапорт с отказом? Нет, это в принципе не принято, согласно внутренней этике VES. Куда тебя назначали, там и служи, там и отдувайся, дергаться нельзя.
– Что же, господа, положение и впрямь серьёзное, - подытожил на прощание Жан Боллер.
– Через два дня будет генеральная сессия Мирового Совета. Я в своём докладе постараюсь
И мировой комиссар VES отключил связь.
Из "Рабочего словаря VES" (совершенно секретно, только для внутреннего пользования). "Воскрешение". Процесс возвращения к жизнедеятельности в конкретной реальности того или иного организма, ранее погруженного в криационный сон, согласно необходимого решения Высшего (Мирового) Совета руководства VES.
Глава ТРИДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
ПАСХАЛЬНЫЕ ПЕРЕЖИВАНИЯ
Всю свою священническую бытность о. Максим любил приходить к пасхальной службе заранее - не меньше, чем за час до начала. Как правило, в эти самые предпасхальные минуты и в храме и в самом алтаре царит особая атмосфера, трудноуловимая для посторонних, но очевидная для своих, для верных - ожидание великого торжества, самой великой и неповторимой радости о Воскресшем. Этим удивительным настроением словно бы пропитан сам воздух храма, причем настроение это по-своему камерное, не громкое, только ещё предваряющее велегласно возвещаемую радость и, потому, особенно ценное. Ещё его можно назвать сокровенным, этот душевный строй, это чувствование. Впрочем, бывает, что оно ускользает или не ощущается, и на то могут быть какие-то свои особые причины.
Именно в тот вечер иерей Максим Окоемов, кроме сильной усталости и - страшно сказать!
– явного душевного опустошения почти ничего не ощущал. Точнее, состояние полного душевного смятения длилось почти сутки после предыдущего визита в главную контору VES. Да, для усталости были свои причины. Великая Суббота вообще для клира день напряжённый. Во-первых, довольно длинная служба с утра (с большим числом исповедников), которая заканчивается не раньше полудня, после чего до позднего вечера следует освящение куличей и другой праздничной снеди, приносимой множеством народа. Разумеется, если приход включает в себе несколько священников, то имеет место быть очередность освящений этих самых куличей, но и в этот раз выпало о. Максиму, благодаря разного рода организационным же пертурбациям, махать кропилом четыре часа подряд. И делать это, можно сказать, в состоянии своего рода "автопилота", потому что разум и душа о. Максима отказывались принять то, что он вчера от этого Голышева услышал.
Сегодня же, в 17.00, отмахав кропилом, он вновь посетил центральный офис VES для подписания соответствующих бумаг. Нашли, тоже, день и время, как специально, именно Великую Субботу! И отказаться было никак нельзя: коротко и сухо было заявлено - "Для оформления вашего допуска, батюшка, обязательно! В понедельник с утра все бумаги и подписи должны быть отправлены далее, в мировой центр нашей службы!"
Ладно бы только подписи и бумаги! Но что пришлось услышать и узнать бедному иерею перед самой Пасхой! Этого он пока никак душой и сердцем не мог вместить.
Волною морскою Скрывшаго древле, гонителя мучителя, под землею скрыша спасенных отроцы; но мы, яко отроковицы, Господеви поим, славно бо прославися.
Отец Максим вздрогнул и словно проснулся. Это слаженно, стройно пел на клиросе хор, а он в белого цвета облачении стоял перед плащаницей посреди храма, уже полного народа. До начала ночного пасхального богослужения оставалось еще чуть более получаса, и, как полагается, должен был читаться последний канон Великой Субботы. Точнее, он, о. Максим Окоёмов, должен был этот священный текст в этот час возглашать.
Хор допел первый иромос и возникла пауза. Честной иерей словно бы забыл, что надо читать. Тогда хор озвучил припев "Слава Тебе, Боже наш, слава Тебе!" - что тоже вполне возможный вариант, когда не чтец, а хор эти слова припевает. Так, пожалуй, даже и краше будет. Но следом опять возникла невольная пауза, потому что отец Максим по-прежнему молчал. Вместо текста канона, ледащего перед ним на аналое, вместо плащаницы с изображением снятого с Креста тела Христова, он почему-то видел, как в искажающей образ реальности призме, вытянутое лицо директора Голышева, который вновь и вновь, словно попугай, повторял одну и ту же фразу:
"Вы ознакомились с нашим основным меморанудом?"
– "Меморандумом?"
– "Да, вот он, вы же держите его в руках!"
– "Да, я прочитал..."
– "Вам там всё понято? Всё поняли?"
– "Понятно? Нет, наверное, не всё..."
– Отец Максим!
– Да?!
– Ну, что вы молчите? Канон!
Это выглянул из алтаря в недоумении диакон, и о. Максим вспомнил, где он находится.
"Господи Боже мой, исходное пение, и надгробную Тебе песнь воспою, погребением Твоим жизни моея входы отверзшем..."– начал он, наконец, читать потерянным и осипшим голосом, чем вызвал ещё один недоумевающий взгляд из алатаря, ведь до сего дня Окоёмов отличался весьма и весьма неплохими голосовыми данными, не считая того, что никогда не делал ошибок в произношении и ударении.
"Горе Тя на Престоле и доле во гробе, премирная и подземная, помышляющая Спасе мой, зыбляхуся умерщвлением Твоим..." – постарался он возвысить голос, но пока получилось не очень, потому что искажённое лицо Голышева не желало покинуть поле иерейского зрения.
– "Ну, понятно, что для вас это всё большая неожиданность, не так ли?"
– "Разве это всё правда? Это похоже на какую-то фантастику!"
– "К сожалению, это правда, хотя большинство проживающих на планете Земля об этом ничего не знают и не должны знать!"
– "А почему, собственно?"
– "Ну, потому что, элементарно, начнётся паника, а потом найдётся множество желающих шастать из реальности в реальность, что для Земли очень быстро может привести к катастрофическим и непоправимым последствиям!" - -
– "То есть, ваша цель - не пущать? И вообще препятствовать информированности на этот счёт?"
– "Это только одна из необходимых задач, но далеко не единственная..."
"...от Тебе бо не скрыся состав мой, иже во Адаме, и погребен, истлевша мя обновляеши, Человеколюбче", – дочитал о. Максим и, пока хор пел ирмос следующей песни канона, постарался собраться с мыслями и настроится на понимание, того что он читает. Уже давно он знал, что внимание к смыслу возглашаемого для чтеца и вообще священнослужителя имеет большое значение, потому как от этого зависело восприятие богослужения всеми оставшимися в храме и молящимися. Плохое, невнимательное, без понимания чтение сказывается на общей атмосфере и мешает сформировать именно что молитвенное настроение.