Хроники Кадуола
Шрифт:
«Уэйнесс Тамм. Я представляю Общество натуралистов».
Исполнительный директор высоко поднял темные брови: «Вы шутите? Насколько мне известно, Общество натуралистов давно прекратило существование».
«Местное отделение практически бездействует, — признала Уэйнесс. — Но готовятся планы возрождения Общества. По этой причине мы пытаемся проследить судьбу некоторых бумаг, проданных при посредничестве фирмы «Мисчап и Дурн» бывшим секретарем Общества, Фронсом Нисфитом. Если бы вы могли сообщить нам о местонахождении этих документов, мы были бы чрезвычайно благодарны».
Господин Баффумс снова
«Но для таких опасений нет никаких оснований! Нисфит был уполномочен распоряжаться активами Общества, и никто не предъявляет фирме «Мисчап и Дурн» никаких претензий».
«Очень рад это слышать», — сухо отозвался Баффумс.
«Как я уже упомянула, наша цель заключается только в том, чтобы найти и выкупить некоторые памятные документы, отражающие историю Общества».
Исполнительный директор медленно покачал головой: «Прошло столько лет! Эти документы давно затерялись в разных концах Ойкумены, многократно переходя из рук в руки. По меньшей мере таково мое мнение».
«В худшем случае вы правы, — согласилась Уэйнесс. — Но существует вероятность того, что все эти бумаги были приобретены одним коллекционером».
«Можно сделать такое предположение», — уступил Баффумс.
Уэйнесс не смогла сдержать волнение, вызванное приливом оптимизма: «Надеюсь, что это так! Очень надеюсь!»
Едва заметно усмехнувшись, господин Баффумс закинул голову, глядя в потолок: «Хотел бы я знать, насколько важно для вас получение этой информации».
Сердце Уэйнесс упало. Напряженно глядя на иронически-насмешливое лицо директора, она тихо сказала: «Я приехала в Санселад издалека только для того, чтобы поговорить с вами. Судите сами».
«Позвольте мне выразиться точнее. Если я предоставлю вам услугу, с моей стороны было бы естественно ожидать, что вы не откажетесь сделать услугу мне. Разве это не справедливо?»
«Не знаю. Какого рода услугу вы имеете в виду?»
«Должен сказать, что, в дополнение ко всему прочему, я пробую свои силы в области драматургии и — опять же скажу без лишней скромности — не лишен таланта в этом отношении. В моем послужном списке уже несколько небольших интересных спектаклей».
«И что же?»
«В настоящее время я занимаюсь режиссурой нескольких разнообразных номеров, которые, получив надлежащее музыкальное сопровождение и составив непрерывное представление, могли бы вызывать самые изысканные эмоции. Постановка одного короткого эпизода, однако, до сих пор меня не удовлетворяет, и я думаю, что вы могли бы мне в этом помочь»
«Каким образом?»
«Все очень просто. Темой для эпизода служит древний миф о нимфе Эллионе, полюбившей статую героя Леосаласа и стремившейся оживить мраморное изваяние страстными ласками. В моем маленьком музее вы заметили, наверное, статую, вполне подходящую для прослушивания. Приапическое состояние можно игнорировать. В идеальном варианте Леосалас должен сперва казаться расслабленным и лишь постепенно возбуждаться благодаря пылкому вниманию Эллионы. Думаю, мне удастся так или иначе решить эту сценическую проблему. В конце концов герой отвечает нимфе взаимностью — но в ходе репетиции окончание эпизода можно опустить. Мы начнем с первой мимической последовательности. Если у вас нет возражений, разденьтесь на возвышении рядом со статуей, а я приготовлю камеру».
Уэйнесс пыталась что-то сказать. но Баффумс не обращал на нее внимания. Протянув руку, он указал на статую: «Поднимитесь на возвышение и постепенно раздевайтесь. Вы быстро привыкнете к присутствию камеры. После того, как вы обнажитесь, я дам дальнейшие указания. Камера уже готова — начнем прослушивание».
Уэйнесс оцепенела, у нее на мгновение отнялся язык. Она давно понимала, что ее розыски могут привести к ситуации такого рода или даже к необходимости выслушивать более прямолинейные предложения, но никогда в точности не представляла себе, насколько далеко она позволит зайти подобным домогательствам, прежде чем вынуждена будет отступить. В данном случае она находила требования Баффумса оскорбительными и больше не видела ничего смешного в его эстетических претензиях. Ответ последовал незамедлительно: «Очень сожалею, господин Баффумс. Я очень хотела бы стать знаменитой актрисой и танцевать на сцене в обнаженном виде, но мои родители не одобрили бы такое поведение, и здесь больше не о чем говорить».
Исполнительный директор встряхнул головой, не сдержав раздраженный возглас, напоминавший громкое шипение; его длинные бледные волосы взлетели и улеглись: «Подумать только, какое высокомерие! Что ж, так тому и быть! Желаю вам всего наилучшего — терпеть не могу банальность и безвкусицу! Будьте добры, оставьте меня в покое, вы только отнимаете у меня время!» Директор промаршировал к выходу из кабинета, открыл замок и резко отодвинул дверь: «Мадемуазель Лип вас проводит». Выглянув наружу, он громко сказал: «Мадемуазель Лип! Наша юная посетительница уходит, и я не намерен видеть ее снова ни сегодня, ни завтра, ни через десять лет!»
Сжав зубы, Уэйнесс вышла, и Баффумс со стуком закрыл дверь за ее спиной. Проходя мимо стола Гильджин Лип, Уэйнесс остановилась, обернулась, начала было что-то говорить, но решила промолчать.
Гильджин беззаботно махнула рукой: «Высказывайтесь от души, нас вы ничем не удивите. Каждый, кто знаком с Бабником Баффумсом, мечтает надавать ему пинков по меньшей мере три раза в день».
«Я в такой ярости, что даже не могу ничего сказать».
Гильджин Лип напустила на себя выражение мудрой озабоченности: «Совещание закончилось безрезультатно?»
Уэйнесс покачала головой: «Мягко говоря. Он показал мне коллекцию и намекнул, что мог бы предоставить интересующую меня информацию, если я соглашусь плясать перед ним в голом виде. Надо полагать, я все делала неправильно. Как только я возразила, сославшись на отсутствие необходимых навыков, он обиделся и прогнал меня в шею».
«Каждое совещание с Бабником Баффумсом неповторимо, — прокомментировала Гильджин Лип. — И каждый раз остается только удивляться его поведению».
С другого конца помещения послышался голос Нельды: «Он почти несомненно импотент».