Хроники Кадуола
Шрифт:
«Подумать только! — нашлась Уэйнесс. — Любопытно было бы узнать, насколько близко вы знакомы с деятельностью Общества натуралистов».
Баффумс, казалось, ее не слышал: «Разумеется, мою коллекцию эротических редкостей нельзя назвать исчерпывающей, но я утешаю себя надеждой на то, что мне удалось собрать экспонаты исключительного качества. Иногда я их показываю интеллектуально развитым людям, не отказывающимся расширить свой эстетический кругозор. Как вы к этому относитесь?» Он напряженно ждал ответа.
Уэйнесс тщательно выбирала слова: «Я никогда не занималась этим вопросом и, по существу, практически
Господин Баффумс прервал ее взмахом руки: «Неважно! Будем считать, что вы заинтересованы в развитии своих потенциальных возможностей, несмотря на относительную новизну предмета».
«Да, разумеется, но…»
«Смотрите!» — Баффумс прикоснулся к переключателю; складная ширма-перегородка, разделявшая кабинет, раздвинулась и спряталась в углублениях стен. За ней открылось неожиданно обширное пространство, превращенное исполнительным директором в своего рода музей эротического искусства — символов, артефактов, принадлежностей, изображений, статуй и статуэток, миниатюр и не поддающихся классификации поделок. Поблизости возвышалась мраморная статуя обнаженного героя в состоянии гипертрофированного приапизма. Напротив другая статуя изображала женщину, экстатически увлеченную ласками демона.
Уэйнесс осмотрела коллекцию, время от времени испытывая поползновения к тошноте, но главным образом едва сдерживая смех. Взрыв хохота в сложившейся ситуации, несомненно, оскорбил бы господина Баффумса в лучших чувствах, и Уэйнесс старательно сохраняла нейтральное выражение лица, демонстрируя лишь вежливую заинтересованность.
По-видимому, этого было недостаточно. Баффумс внимательно следил за ней из-под полуприкрытых век и разочарованно хмурился. Уэйнесс не совсем понимала, что именно она делает неправильно. «Конечно же! Он эксгибиционист! — неожиданно подумала она. — Он ждет каких-нибудь признаков того, что я шокирована или смущена, они его стимулируют. Стоит только поморщиться или облизать губы...» Уэйнесс помрачнела: «Разумеется, было бы полезно оправдать ожидания господина Баффумса и исправить его настроение». Но притворство такого рода было ниже ее достоинства.
Баффумс произнес довольно напыщенным тоном: «В великом храме искусства много отделов, больших и малых — одни ослепляют радужными переливами, другие радуют глаз более тонкими, приглушенными, богатыми оттенками, а третьи таят красоты, доступные лишь искушенному взгляду знатока. Я — один из последних, меня издавна привлекают прелести эротики. Я изучил историю и традиции эротического искусства в мельчайших деталях, мне известны все его причудливые воплощения и вариации».
«Ваша коллекция производит глубокое впечатление. Но я хотела бы вернуться к интересующему меня вопросу...»
Баффумс ничего не слышал: «Как видите, мне не хватает места; я могу уделять лишь поверхностное внимание любовным песнопениям, анакреонтическим представлениям мимов и стимулирующим ароматам». Господин Баффумс покосился на молодую посетительницу и артистически поправил спустившийся на лоб пепельно-серый локон, драматически контрастировавший с темной, почти черной бровью: «Тем не менее, если вы не против, я могу умастить вас каплей легендарного эликсира «Амуйи», известного также под поэтическим наименованием «Призывный клич охотничьего рога»».
«Не думаю, что сегодня это было бы целесообразно», — отказалась Уэйнесс. Она надеялась, что ее уклончивость не слишком обижает исполнительного директора: «Может быть, как-нибудь в другой раз».
Баффумс сухо кивнул: «Может быть. Так что вы на самом деле думаете о моей коллекции?»
Уэйнесс ответила очень осторожно: «Мне, с моим ограниченным опытом в этой области, она представляется исчерпывающей».
Баффумс посмотрел на нее с упреком: «И не более того? У вас нет других впечатлений? Позвольте мне показать вам дополнительные экспонаты — у людей с воображением они часто вызывают настоящее волнение, даже потрясение».
Уэйнесс с улыбкой покачала головой: «Не хотела бы злоупотреблять вашим временем».
«Кто говорит о злоупотреблениях? Я с трудом сдерживаю энтузиазм!» Баффумс подошел к остекленному столу: «Например, взгляните на эти статуэтки — на первый взгляд они ничем не примечательны, но как часто их неправильно истолковывают!»
Опустив глаза, Уэйнесс пыталась сказать что-нибудь осмысленное — от нее явно ожидалось проявление наблюдательности: «Не совсем понимаю, как их можно было бы неправильно истолковать. Их выразительность вполне однозначна».
«Да, пожалуй. Их отличает нарочитая прямолинейность, отсутствие утонченности. Возможно, именно поэтому они так привлекательны... Простите, вы что-то сказали?»
«Ничего особенного».
«Их можно было бы назвать произведениями народного искусства, — продолжал господин Баффумс. — Они сопровождают каждую эпоху, проникают во все слои общества и выполняют множество функций: с помощью одних совершаются обряды, знаменующие достижение половой зрелости, другие помогают наводить порчу или, напротив, придавать особую значимость заклинаниям, призванным исцелять бесплодие, ими пользуются паяцы и шуты, они даже находят различные практические применения в быту. Лучше всех, конечно, резные статуэтки из дерева. Встречаются изделия всевозможных цветов и размеров, отражающие самые различные степени эрекции».
Баффумс замолчал, ожидая реакции. Уэйнесс робко произнесла: «Я все-таки не стала бы называть их народным искусством».
«Даже так? И как бы вы их назвали?»
Уэйнесс колебалась: «Пожалуй, в конечном счете, «народное искусство» — достаточно подходящий термин».
«Вот именно. Такие вульгарные маленькие поделки безупречно выполняют свою функцию в руках людей, эстетические представления которых принято называть «низменными». Ремешки или бечева продеваются через эти отверстия и подгоняются по размеру...» Господин Баффумс взял один из экспонатов и, скромно улыбаясь, примерил его на себе: «Вот таким образом. Как вы думаете?»
Уэйнесс критически оценила внешность исполнительного директора: «Он не совсем подходит к вашей комплекции. Вон тот, розовый, выглядел бы на вас гораздо лучше. Этот крупнее и заметнее, но если вас больше интересует эстетическая сторона дела...»
Нахмурившись, Баффумс отложил изделие в сторону и отвернулся. Уэйнесс поняла, что, несмотря на все попытки вести себя тактично, она вызвала у директора раздражение.
Баффумс сделал несколько быстрых шагов к письменному столу, остановился и повернулся на каблуках: «Так что же, мадемуазель... как вас зовут, я запамятовал?»