Хроники Кадуола
Шрифт:
«Странно!»
Медленно двигающаяся машина поравнялась с другим домом, отличавшимся от других парой установленных перед входом статуй в натуральную величину. Статуи изображали нимф, благословляющих отсутствующего входящего.
«А здесь кто живет?»
«Здесь живет Эктор Лопес, кладбищенский садовник. Он перенес к себе эти скульптуры, когда производилась перепланировка могил».
«Любопытная идея».
«Как сказать. Некоторые считают, что Эктор Лопес слишком много о себе думает. А вы как считаете?»
«Не вижу в этих нимфах ничего, что позволило бы сделать подобный вывод. Может быть, соседи ему просто завидуют?»
«Может быть. А теперь перед вами жилище Леона Касинде, забойщика свиней. Он хорошо поет, как
По мере того, как такси продвигалось по улице Мадуро, Эстебан разговорился не на шутку, и Уэйнесс узнала множество подробностей, относившихся к жизни и привычкам обитателей домов, встречавшихся по пути. Наконец они подъехали к вилле «Лукаста» — двухэтажному дому чуть побольше соседних, с крепкой оградой, окружавшей приусадебный участок, и табличкой «№ 31». С северной стороны, в самом солнечном и защищенном от ветра уголке, было устроено нечто вроде садика с геранями, гортензиями, ноготками, лимонной вербеной и потрепанным пучком бамбука. Рядом находились игровая площадка и различные предметы дешевой садовой мебели — стол со скамьей, несколько стульев, качели, большая песочница и большой деревянный ящик со всякой утварью. На этой площадке, сосредоточенно игнорируя друг друга, занимались своими делами мальчик лет двенадцати и девочка года на три младше.
Заметив любопытство пассажирки, Эстебан притормозил и многозначительно постучал пальцем по лбу: «У них не все дома — матери приходится очень тяжело».
«Могу себе представить! — отозвалась Уэйнесс. — Остановитесь здесь на минутку, пожалуйста». Она с интересом наблюдала за детьми. Девочка сидела за столом, складывая какую-то головоломку; мальчик стоял на коленях в песочнице, заканчивая сложное сооружение из песка, увлажненного водой из ведерка. Оба ребенка, тонкие и гибкие, но не истощенные, отличались непропорционально длинными руками и ногами. Их каштановые волосы были коротко подстрижены без всякой попытки следовать какой-либо моде — так, как если бы человеку, ухаживавшему за детьми, не было никакого дела до их внешности, да и вообще до внешности, как таковой. У детей были продолговатые худые лица с достаточно правильными чертами, серые глаза и бледная, чуть загоревшая кожа с едва уловимым розово-оранжевым оттенком. «Довольно милые дети, — подумала Уэйнесс, — хотя явно не местного происхождения». Лицо девочки казалось более оживленным, чем у мальчика, работавшего с замкнутым упорством. Дети ничего не говорили. Бросив безразличные взгляды на остановившееся такси, они больше не обращали внимания на машину.
«Гм! — сказала Уэйнесс. — Почему я не видела на этой улице никаких других детей?»
«Здесь нет никакой тайны, — ответил Эстебан. — Остальные дети в школе».
«Ах да, конечно. А эти почему не ходят в школу?»
«Трудно сказать. Их регулярно посещают психиатры, и все они только головой качают, а дети продолжают делать, что хотят. Девочка впадает в дикую ярость, если что-нибудь делается против ее воли, и падает на землю с пеной у рта, так что все боятся за ее жизнь. А мальчик невероятно упрям и отказывается вымолвить хоть слово, хотя говорят, что в некоторых отношениях он очень сообразителен. Одни считают, что их полезно было бы хорошенько выпороть несколько раз; другие склоняются к тому мнению, что они страдают от какого-то гормонального нарушения или от недостатка какого-то вещества».
«На мой взгляд, они не выглядят заторможенными или недоразвитыми. Как правило, психиатры умеют помогать детям без явных генетических дефектов».
«Этим двум ничто не помогает. К ним еженедельно приезжает доктор из института в Монтальво, но никаких улучшений не наблюдается».
«Жаль! Кто их отец?»
«Это сложная история. Если вы помните, я уже говорил о профессоре Соломоне, замешанном в скандале. Он теперь на другой планете — никто, по-видимому, не знает, где именно, хотя многие были бы не прочь его найти. Он и есть их отец».
«А мать?»
«Мадам Портильс — зазнается, как герцогиня, хотя она из наших мест. Ее мать, госпожа Клара, родилась в Сальгасе, а там никакой знатью и не пахнет».
«И каким образом мадам Портильс обеспечивает свое существование?»
«Работает в библиотеке — подклеивает оторвавшиеся корешки и выполняет всякие мелкие поручения. Так как у нее двое детей, и ее престарелая мать живет вместе с ней, она получает общественное вспомоществование. Этого хватает на самое необходимое. У нее нет никаких оснований для тщеславия — тем не менее, она задирает нос перед всеми, даже перед людьми действительно знатного рода».
«Судя по всему, она необычная женщина, — заметила Уэйнесс. — Возможно, у нее есть какие-то скрытые таланты».
«Если это так, она скрывает их лучше всякого преступления. При всем при том, ее судьба достойна сожаления».
С предгорий налетел порыв ветра, со свистом взметнувший с дороги облако пыли и мусора и унесший его на пустырь. Эстебан указал пальцем на девочку: «Смотрите-ка! Она всегда возбуждается от ветра».
Девочка вскочила и встала лицом к ветру, чуть расставив ноги, покачиваясь и кивая головой в такт какому-то внутреннему ритму.
Мальчик не обращал на нее внимания, полностью сосредоточившись на своем занятии.
Из дома послышался резкий окрик. Напрягшееся тело девочки расслабилось, она неохотно обернулась к дому. Мальчик игнорировал окрик и продолжал добавлять детали из влажного песка к уже чрезвычайно изощренному сооружению.
Из дома позвали снова — еще громче и настойчивее. Девочка направилась ко входу, остановилась, обернулась, подошла к песочнице и разрушила ногой все чудесное сооружение своего брата. Тот оцепенел, глядя на развалины песочного дворца. Девочка ждала. Мальчик медленно повернул голову и посмотрел на нее. Насколько могла заметить Уэйнесс, его лицо не выражало никаких чувств. Девочка повернулась и, задумчиво сутулясь, пошла ко входу в дому. Мальчик печально поплелся за ней.
Такси Эстебана тронулось с места: «А теперь мы познакомимся с кладбищем, каковое каждый, кто, подобно вам, решил изучать улицу Мадуро, должен считать главной достопримечательностью. Для того, чтобы надлежащим образом обсудить все заслуживающие упоминания могилы, нам потребуется как минимум полчаса…»
Уэйнесс рассмеялась: «С меня пока достаточно. Давайте вернемся в гостиницу».
Эстебан фаталистически пожал плечами, развернул машину и стал возвращаться: «Вам больше понравилось бы проехаться по авениде де лас Флоритас, где проживает местная элита. Кроме того, приятно прогуляться в нашем парке; там есть фонтан и Палладиум — павильон, где каждое воскресенье после обеда играет духовой оркестр. Музыка вам понравится — они исполняют самые разные пьесы, на все вкусы. Кроме того, вы могли бы повстречаться в парке с привлекательным молодым человеком и — кто знает? — дело закончилось бы великолепной свадьбой!»
«Это было бы приятной неожиданностью», — вежливо согласилась Уэйнесс.
Эстебан указал рукой на высокую худощавую женщину, приближавшуюся навстречу: «А вот и мадам Портильс собственной персоной, возвращается с работы».
Эстебан чуть притормозил. Уэйнесс наблюдала за тем, как Ирена Портильс быстро шагала по тротуару, наклонив голову против ветра. С первого взгляда и на значительном расстоянии она казалась красивой — но иллюзия разрушилась почти мгновенно. На Ирене Портильс были потертая юбка из рыжеватой саржи и облегающий плечи черный жакет. Гладкие черные волосы, обрамлявшие лицо до подбородка, увенчивала маленькая бесформенная шляпка. Ирена уже попрощалась с молодостью, и годы ее не пощадили. Черные глаза с потемневшими веками были посажены слишком близко над длинным носом с узкими ноздрями; уже слегка одутловатые щеки были испещрены морщинами, свидетельствовавшими о подавленности и пессимизме.