Хроники Каторги: Цой жив
Шрифт:
Работы над Жуком затянулись до самого вечера, и к моменту завершения машина преобразилась; от облегченного корпуса не осталось и следа, - усилили, наварив железные пластины, будто отправлялись в самое жерло войны.
Искатель так и не появился. Вернулся в домик ближе к ночи в несколько приподнятом настроении. Анна хотела поинтересоваться причиной, но не решилась; однако Цой неожиданно рассказал сам. Утром ходил в Каторгу, там встретил возвращавшегося Тига - искателя Догмы. Тиг приволок артефакт - некий диск бледно-желтого цвета, обнаруженный в вылазке, - золотая пластинка, - как поняла Анна,
Искатель заметил аккуратно уложенные бинты у кровати. Девушка виновато пожала плечами; не покидала Догмы и решила, пока обойтись.
– Тесой, - колеблясь, начала Анна, голос то и дело обрывался, движения стали нерешительными, - я обманула, - искатель не отреагировал, - то есть, нет, я била не полностью честна. Протокол Пять-Сорок-Пять, помнишь?
– и продолжила, не дожидаясь ответа: - Когда увидела тебя, тогда, в капсуле, я не знала тебя, я...
– растирала пальцы, - ми и подумать не могли, что люди уцелеют.
– Что не так?
– твердый голос Цоя на раз устаканил волнение, чувствуя, как она запинается в попытках объяснить.
– Протокол Пять-Сорок-Пять, - решившись, проговорила Анна, - подразумевает наличие враждебних форм жизни, представляющих потенциальную угрозу. Другими словами...
– Думала, я враг, - закончил искатель. Анна кивнула, и движение это в равной степени отдавало обреченностью и виной.
– Из-за этого переживаешь?
– еще кивок.
– Ясно, - с каменным лицом продолжил Цой.
– Не надо.
– Резервация Второго Эшелона, - продолжила Анна, - она для военних подразделений, Тесой, там собрани лучшие и вспомогательний персонал. А ещио мой бивший муж, и я би очень хотела, чтобы ти разбил ему лицо, - информация о муже, и о тайном желании не стала словами, так и осталась мыслями в голове.
Искатель молчал, размышляя над сказанным, Анне показалось - немного обрадовался. Так оно и было. Наконец-то, каторжникам будет, чем ответить Каторге.
– Ти не держишь зла? Не сердишься на меня?
– Нет, - спокойно ответил искатель и в словах не услышала лжи. Облегченно улыбнулась той самой улыбкой, от которой появлялись ямочки на щеках.
– Я покажу им, что ви, каторжники, не опасни, и без вас нам мир заново не отстроить. Понимать людей - моя работа.
– Хорошо, а теперь отдыхай. Уйдем на рассвете.
Утро пахло дождем, веяло приятной прохладой, ускользавшей от Анны из-за бинтов бесьей кожи, в которые с утра помог облачиться искатель.
Каторжники во главе с домовым Дагом окружили Жука, отправляя его в путь. Газ встал у морды машины, вогнал рычаг, крутанул, и мотор заурчал. Кабину затрясло.
Водитель влез внутрь, не открывая двери. Ворота раскрыли по команде горна, и Газ направил машину к выезду.
Притормозил у Евы, ждавшей у ворот, достал из сумки, заклепками прибитой к двери бильярдный шар-восьмерку, венчавший рычаг переключения передач Зилы и кривой стартер, - символ власти над любимым и лучшим тягачом Каторги. Глаза девушки округлились от неожиданного подарка, и в сердцах поблагодарив наставника, потрясенно приняла нелепые, но крайне значимые вещицы.
–
– вмешался Лис в сакральный момент.
– Вернешься ведь еще до утра.
Водитель отмахнутся от Лиса и многозначительно посмотрел Еве прямо в глаза:
– И еще, - добавил Газ, почесав бороду, - каждый раз перед выездом, ты заводи, не рви сразу, погодь, дай двиглу во вкус войти, разогреться и он не подведет.
Ева кивнула, прижав шар и рычаг к груди. Поблагодарила и, пожелав исправного компаса, долго наблюдала за удаляющейся машиной, пока та не стала точкой, растворившейся где-то на линии горизонта.
– Потерпи, - сказал Цой, заметив ерзанье Анны от бинтов. Грубая кожа беса наждачкой терлась о тело.
До конца Крюка неполные сутки. Анна оперлась на раму согнутыми локтями и глядела вперед, опустив подбородок на переплетенные руки, но быстро пожалела, - дорога далеко не идеал и челюсть стучала от бесконечных ям, трещин и выщерблин, заселивших покрытие, стучала, как при ознобе. Искатель стоял рядом, держась за ту же п-образную трубу, наблюдая за сгущающимися красками туч, плывущих над ними.
Радиоприемник, вмонтированный в металлическую панель, зашипел и запищал. Газ ловко покрутил ручку, но полностью избавиться от назойливых помех не удалось. Сквозь то нарастающий, то утихающий фон и шум пробивался голос Гида, радостно вещавший о проигрывателе и пластинке, найденной Тигом. Им удалось восстановить аппарат и сейчас они готовы проиграть запись. После призыва прислушаться, Гид умолк и на смену пришли еле разборчивые звуки. Колонки надрывались, пытаясь передать мелодию и низкий голос поющего человека. Слов почти не разобрать; что-то о горящих, не замерзающих глазах, людях-зомби, о чьем-то некрополе, монотонный ритм, пианино, сквозь шум донеслась фраза: «каждый из нас - это кладбище идей», а в завершении прозвучало что-то неразборчивое, вроде всех съедят вурдалаки, сидящие повыше, а после - помехи, режущие уши.
Голос Гида восторгался записью, Газ выключил приемник. С минуту ехали молча, Анна пыталась вспомнить исполнителя, но безуспешно; наверняка был знаменит, раз удостоился золотой пластинки. Каждый пытался разобраться в посыле песни, пока Лис не подвел черту:
– Да-а, Милаха, с музыкой у вас совсем беда.
– И у вас не особо, - вступилась Анна.
– А мы ни на что не претендуем, - отвертелся рыжеволосый, хитро улыбнувшись.
Газ хорош, ловко на скорости объезжал с трудом уловимые глазу впадины и выбоины. Совсем скоро вошел в поворот, свернув на Крюк, - обыкновенный затяжной съезд с трассы, тянущийся далеко вперед.
Чем дальше они продвигались, тем хуже становилась дорога и зеленых красок вокруг поубавилось. Сначала цвета поблекли, затем посерели и, наконец, приняли угольно-черный окрас.
– Пепелище, - обреченно произнес Лис. Анна вздохнула, когда вокруг раскинулись сотни и сотни километров выжженной земли. Воздух будто отяжелел, дышать сложнее. Искатель достал повязки из ранца - одну нацепил сам, другую предложил Анне. Отказалась. Достала из собственной сумки кислородную маску, приложила к лицу, поморщилась; отвыкла. Кислород внутри показался настолько приторным, что вынудил убрать маску и принять повязку Цоя.