Хроники майора Корсакова. Том 2. Книга первая

Деревянко Илья Валерьевич

– Вы уверены? – хрипло спросил Рябов.

– На сто процентов!!!

– Ох-хо-хо, – тяжко вздохнул полковник. – А ведь не человек был, кремень! Но за минувший год на его долю выпало слишком много испытаний. Только в январе умирал два раза! В прямом смысле слова(См. «Изгой»). Да и потом… – шеф замолчал, снова вздохнул и подытожил грустным тоном: – После клиники отправим майора в загородный санаторий. Вместе с девчонкой-свидетельницей. Та вовсе на грани сумасшествия…

Освобожденный от бронежилета и верхней одежды, умытый, перевязанный, напичканный какими-то лекарствами, подсоединенный к капельнице и заботливо прикрытый одеялом, я лежал на носилках в карете «Скорой помощи» (не той, синдикатской, а настоящей, из клиники ФСБ). Машина мягко неслась по ночному городу. В изголовье у меня сидели Рябов с Ильиным и, думая, что я сплю, не таясь обсуждали мое состояние. С момента гибели Бугаева прошло около полутора часов. Или больше?.. Или меньше?! Не могу сказать

с уверенностью. Едва я занял позицию у дверей, ликвидаторы метнули в зал еще три эфэшки. Вопреки теории вероятности я остался жив и почти цел. Мне всего лишь рассекло осколком кожу на темени. (Это и есть вторая «рана», о которой упомянул Ильин.) Но вот ударная волна… Гм! Если предыдущие взрывы я почему-то перенес благополучно, то теперь сознание затуманилось, зрение померкло, а окружающее я стал воспринимать как-то урывками. Помню темные фигуры ликвидаторов, поднимающихся по лестнице….Их я уложил очередями из «стечкина». Одного точно насмерть, в голову попал. А второго вроде бы нет. По крайней мере, он заорал, падая: «Осторожно, там засада!» Или заорал не он… Впрочем, шут с ним! Какая разница! Оставшиеся залегли и открыли ожесточенный огонь по окнам и дверному проему. Но гранат у них больше не было, и я сумел продержаться до прибытия спецназа. Ребята из группы «Омега» появились внезапно, словно из-под земли (а может, с вертушки спрыгнули), и в считанные секунды зачистили проклятых ликвидаторов. Шестерых по нулевому варианту, одного взяли в плен, а двое, оказывается, уже были мертвы. Это я узнал потом, от Рябова, когда, выплыв из небытия, обнаружил, что лежу на носилках, снаружи здания, а надо мной хлопочет Ильин с засученными рукавами. По должности он судмедэксперт, но в принципе мастер на все руки, и вообще – врач высочайшей квалификации! Хоть академика присваивай!!! Однако на сей раз, Вы не правы, Кирилл Альбертович!!! В корне не правы! Нет у меня нервного срыва. Просто оглушило малость. А Вы, уважаемый, снова облапошились. Как с мифическими препаратами в крови Гаврилова. Пить надо меньше, дорогой доктор! Алкоголь разрушает клетки головного мозга и ведет к де… Деградации личности. Так-то!!!

– Слышите, полковник, у него бред начался! (голос Ильина. Господи! Неужели я думал вслух? Вот неудобняк!)

– Да, похоже на то. И что же Вы предлагаете?

– Давление в норме. Можно сделать реланиум в капельницу.

Послышалась деловитая возня. Затем, через короткий промежуток времени, мысли мои стали путаться, перед закрытыми глазами промелькнуло окровавленное лицо Бугаева, и я начал куда-то падать… падать… падать…

Глава V

Окрестности г. Н-ка.

Четыре дня спустя.

За окном, сотрясая стекла, бесновался злобный ветер. С утра в очередной раз похолодало, столбик термометра упал до минус десяти, и ветер яростно носил по окрестностям снежное крошево, садистски истязал бездомных людей и животных, норовил оборвать линии электропередач и т. д. и т. п. Короче – пакостил, как только мог. Но в мое обиталище пробраться ему не удавалось. Здесь было сухо и тепло. Застенчиво светил торшер в голубоватом абажуре. Уютно тикали настенные часы, показывающие начало восьмого вечера. Пощелкав пультом-«лентяйкой», я убедился, что ничего интересного сегодня не передают, выключил телевизор, повернулся на бок, взял с тумбочки сигареты и лениво закурил. Делать было абсолютно нечего. Лечебные процедуры давно закончились, ужин тоже, купаться в бассейне мешали повязки на голове и руке, а нормальных книг в местной библиотеке я не обнаружил. Оставалось тупо таращиться в потолок, либо просить у врача двойную порцию снотворного. Скукотища, в общем!!!

Вот уже сутки я, с Емельяновой, находился в профильном, невропатологическом санатории «Хвойный лес». Нас привезли сюда из клиники ФСБ прошлым вечером, сняли с обоих электроэнцефалограммы, кардиограммы, измерили давление, подвергли придирчивому допросу в кабинете психотерапевта и разместили в соседние палаты на первом этаже: меня в одноместную, свидетельницу в двухместную. Вместе с ней там поселилась секретарша Рябова Клавдия Богатырева: статная крутобёдрая особа лет тридцати, с карими глазами и умопомрачительными ресницами. Мастер спорта по дзюдо и по стендовой стрельбе. Ходит Клавдия походкой гренадера, носит под юбкой пистолет и смотрит на всех мужиков, как на потенциальные мишени. А меня к Людмиле вовсе не подпускает. Нет, не подумайте плохого! Она отнюдь не лесбиянка, напротив, очень знойная женщина! Но сейчас Клавдия «при исполнении», и у нее строгий приказ Рябова: «Оградить свидетельницу от возможного покушения и любых внешних раздражителей». В намерении убить подзащитную наша красавица меня, конечно, не подозревает, зато считает раздражителем номер один.

– Не обижайся, Дима, но ты ассоциируешься у девочки с той кровавой бойней в студии, и общаться вам нельзя! – решительно заявила Богатырева вчера утром, еще в клинике.

– Да на фига она мне сдалась?!! – страстно прошептал я в ответ. – Рядом с тобой эту соплячку даже не заметно. Вот ты, солнышко, другое дело!!! Может, поохраняешь меня по ночам?!

От данного предложения Клавдия отказалась, сославшись на пункт второй приказа шефа: «Не оставлять свидетельницу ни на минуту». Однако заметно подобрела. Кокетливо улыбнулась и в виде компенсации за отказ охотно исполнила две маленькие просьбы: 1. Смоталась ко мне на квартиру и привезла оттуда запасной «ПСС» и боевой нож. 2. Рассказала последние новости по делу «Унесенных ветром», которых я был напрочь лишен, валяясь на больничной койке под бдительным присмотром доктора Королева (старого приятеля Кирилла Альбертовича). Новости отличались полнотой и достоверностью, но оптимизма не внушали.

Все «охотники» и ликвидаторы, которых удалось опознать, официально числились умершими год или полтора назад. Более того, ни у кого из них не осталось живых родственников в Н-ске. Их смерть мнимая, или реальная, наступила вскоре после первоначальной «кончины» основных фигурантов. Отдаленную родню некоторых убийц удалось отыскать лишь в самых глухих уголках России. Но те люди (допрошенные с применением психотропных препаратов) совершенно ничего не знали. Правда, одного ликвидатора, как вы помните, «омеговцы» захватили живым. Будучи уколот пентоналом, он добросовестно сдал Куратора их группы – некоего Козловского Эдуарда Семеновича (очевидно, это о нем говорил умирающий Порожняк) и даже припомнил номер мобильного телефона. Куратора быстро выследили, хотели арестовать, но когда за ним приехали, Козловский был уже мертв. Аналогичная картина наблюдалась и на улице Алябьева. Спешно отправленные туда оперативники обнаружили на подскладе кучу свежих трупов (руководства и рядовых работников). А также издевательскую надпись краской на мониторе испорченного компьютера: «Поздравляем! Вы, как всегда, вовремя!»

Столь молниеносная реакция Синдиката (особенно во втором случае) могла объясняться, по мнению Рябова, только предательством внутри Конторы! Теперь насчет свидетелей попытки похищения Гаврилова. Тут сложилась весьма странная ситуация! Людмилу Емельянову Синдикат пытался уничтожить, не считаясь с потерями. Валерий Иванович Мохов бесследно исчез еще до прибытия наших сотрудников. А вот на художника Макарова ни разу никто не покушался! Хотя именно он являлся наиболее ценным свидетелем. Нарисованные им портреты четырех охотников за людьми стали первой реальной зацепкой в деле «Унесенных ветром». (Между тем как «Блондинка» и «Пенсионер» дали второстепенные, малозначимые показания.) Получалось, что Синдикат яростно гробит «пешек», а «ферзя» почему-то не трогает. Ну, разве не дурдом?!!

Послышался легкий стук в дверь.

– Открыто, – лениво отозвался я.

В палату вошла Клавдия в коротком халатике, зазывно качнула бедрами, положила на тумбочку кобуру с пистолетом и, не дожидаясь приглашения, присела на край кровати.

– Ты чего? – удивился я.

– М-р-р!

– А как же свидетельница, которую нельзя ни на минуту…

– К ней муж приехал. Тоже студент, – с улыбкой перебила Богатырева. – Ну а дальше… Гм! Мы ведь не имеем права вмешиваться в интимную жизнь граждан! Короче, по просьбе Людмилы я заперла их на ключ до утра. А сама решила тебя «поохранять», как ты вчера просил. Или уже передумал?! – длинные ресницы обиженно затрепетали.

– Ар-р-р!!! – плотоядно зарычал я, сдирая с нее халатик…

* * *

Я был мертв и лежал в цинковом гробу посреди обугленных развалин одного из грозненских заводов, который мы брали штурмом в январе 1995 года. Вокруг толпилось множество хмурых людей в штатском с цветами в руках. Играла траурная музыка. А рядом с гробом стоял командир взвода лейтенант Серебряков (погибший в конце войны от пули снайпера) и гневно орал: «Ты идиот, Корсаков! Непроходимый тупица! Учили тебя, учили, да без толку! Это ж надо додуматься: обменял автомат на кулек карамелек, слопал их, запил водкой и завалился спать на минном поле. Кретин! Мы тебя потом три дня по кусочкам собирали. Хотя знаешь, Корсаков, такого дерьмового бойца, как ты, и не жаль вовсе!!!»

Я попробовал возразить лейтенанту, что не менял автомат на карамельки, и он на самом деле подо мной в гробу спрятан, однако взводный не желал выслушивать никаких оправданий и продолжал сыпать обидными ругательствами. Неожиданно от толпы отделилась светловолосая девушка со смутно знакомым лицом и бросила мне на грудь букет ярко-красных гвоздик. Я открыл рот, собираясь поблагодарить ее за участие, но не успел. Гвоздики вдруг превратились в ядовитых змей и принялись больно жалить меня в темя. А в дальнем углу, прямо из воздуха возник бородатый чеченский пулеметчик, злобно оскалился и навел дуло «ПКМ» [9] в спины ничего не подозревающим людям.

9

Пулемет Калашникова модернизированный.