Хроники Нонтауна
Шрифт:
– Дарки, ты весь в саже подпеваешь для полного транса Dead Meadow – Кэп жжет огуречную кожуру, трясет хаером и рушит песочные замки Земли, которой нет.
– Открой свою бессознательную Сезаму! Эй! Где Капитан? Откуда взялось такое трухлявое игнорирование?! Оказывается, Кэп ушел!
– Что-то я даже не заметил, Дарк. Как же теперь съемки документальной шизодрамы мечтателя Капиталя Видана?
– Да фиг с ней, шизодрамой – пойду я домой, жрать мясо пикачу!
Мы вышли на улицу, оба пьяные вдрызг – последние посетители – двери клуба закрылись, и нам пришлось отправиться прочь – Дарки всю дорогу бормотал, что уезжает обратно в нонтаунские дебри, что не может больше здесь оставаться – ему нужно доделывать свой квази-постиндустриальный альбом, завести гарем и рассадить орхидеи на балконе – я проводил его до метро, он сунул мне в карман бумажку с каким-то закорючками, произнеся: «Не теряй времени с «Мудрецами», лучше попробуй зайти в клубняк «Веер» по этому адресу – хозяйка клуба вообще ништяковая – может, чего у тебя с ней получится – умеет играть на клавишах, все зовут ее Мисс Лиз, и она даже в обычном прикиде – темноватой джинсовой курточке – выглядит на все двести процентов» – он сбежал под землю, перепрыгнул через турникет и заорал «Счастливо, Майк! Упыри присудили тебе пару орденов – наличка у борт-механика, вытри скатерть и закури!» – он исчез внезапно, а я еще долго стоял и пялился в темноту подземельного утра.
***
…я
***
Чешем по Проспекту – мимо мчатся разноцветные машины с баронами, князьями и их внуками-внучками, Джонни трезвонит во всеуслышание – «Повсюду бесплатно убивают младенцев» – вопли доносятся из окон напротив, что за странный кошмар приснился сегодня тебе – мы обсуждаем картину «Брак по-исландски» – бабка там прикольная – заходит в магазин и бубнит «Кофе… кофе… кофе», о-хо-хо, едем на метро, нас ждет показ «Лица» Бергмана, мистический Макс фон Сюдов разбивает зеркала, протягивает руку мести, а старая карга рассуждает о смерти и гниении – дальше мы плетемся обратно по вечерней улице, везде магазины, нищие без мизинцев и комплексов теребят хлопчато-шелково-химиево-физически-бумажные страдания, Джонни достает последнюю мелочь из карманов, и я говорю – «Неплохо было бы, если тут в ряд бизнесмены стояли на коленях и просили о помощи, а какой-нибудь доходяга спокойно бы гулял между ними» – зачем-то Джонни вспоминает про Сайлент Хилл, я сроду не увлекался компьютерными играми, а он мне полчаса компостирует мозги про секреты прохождения и атмосферу, и насколько грандиозен маршрут, в своем духе напоминает, что по соседней дороге недавно прошел табун диких лошадей во главе с Джеймсом Дином на «мустанге» – откуда-то появился Варин, разыскивая что-то на тропическом асфальте – «В космосе тебя ожидает немало опасностей» – «Ага, попробуй нарушить герметизацию, и твои мозги закипят» – «Несколько сотен килограмм упадут на каждый квадратный сантиметр твоего заплесневелого тела» – «А куда дальше? К Венере?» – «Даже в скафандре тебе трудновато будет там разыскать инопланетных забулдыг» – «Да-да, радиация избавит от лишних костей, кровяных веществ и седых волос» – «Познай искомую мутацию» – «Если Ваш парашют раскрылся на огромной высоте, то Вы можете заказывать любую музыкальную паузу» – бродим и бродим по асфальтовым джунглям, Джонни бросается в воспоминания – «Как-то раз я был на любимых Прудах и лег на спину, наблюдая за снегом – появилось ощущение полета снежинки – в дальнейшем я устанавливал снеговика на проезжей части, охотясь на тараканистых докладчиков» – я чувствую, что он уже подустал, и Джонни сам говорит «Надо ехать к знакомым обратно, а то, как в прошлый раз опоздаю на метро» – Варина не было – старая присказка к новой витрине.
***
– Быть в Городе – попытка ввести себя в существование, но возникает опасность уйти во тьму, в обитель туманных жителей и расплывчатых теней.
– Все распадается и склеивается в мгновение ока.
– Хоть бы что-либо осталось нетронутым, мимо плывут силуэты и, судя по всему, им на все наплевать – я их не виню, у нас всех есть попытки, задачи, намерения, но нет явной деятельности.
– Но ведь есть происходящее!
Наяву – странный псевдо-философский диалог с Джонни, он в своей неизменной дешевой футболке забалагурил о червяках, которые свисают с близлежащих пальм – вроде бы через пару дней ему уезжать из Города, и никто не знает, когда нам удаться поговорить вновь, а он все распаляется, хотя сидит смирно, глаза в кучу, как будто через него идут эти идеи вроде заклинаний, любой бы сказал – «Да ты ни фига не соображаешь» – а я сижу, да еще и подыгрываю Джонни на тромбоне фантазии, типа, дьявольский шут – некто из неизвестных странников проезжает на велосипеде, и Джонни тихонько обвиняет его в краже реальности – «Посмотри на велосипедиста – он украл не только свой транспорт, он украл чью-то жизнь. Я бы за ним побежал, но что-то останавливает» – а из чащи доносится шепот неврожденных созданий, и падают зеленые листья – Джонни замирает на миг и продолжает, как всегда меняя тему – «В-общем, живет такой дантист, я его знаю – нет, не живет, я забываю дистанцировать себя от живущего в современности – меня это мало касается, намного больше меня привлекают трубы с малиновым вареньем, идущие из кабинета этого дантиста, там и мумии есть, а к ним трубочки поменьше, с оранжевой жидкостью, по вкусу напоминающую персиковый сок, мумии ищут доктора Калигари, обстановка кабинета какая-то клубничная, повсюду сувениры из Кубы» – и я подхватываю «И вот мумии видят дантиста – он рот свой никчемный разевает, а там целый космос, ага» – и Джонни закручивает дальше нить анти-рассудка – «И его секретарша, Ким Новак, отправляется в бесконечный полет на дальнюю звезду, которая со временем превращается в пуговицу на шинели маленького солдата» – а уже через нелинейный момент Джонни стоит со мной на красно-фиолетово-бело-серо-пурпурно-алмазной площади и наблюдает за парадом солдат, меланхоличный Сингер твердит под нос – «Я нахожусь в эпицентре упадка цивилизации» – «Что ты бурчишь?» – «Зачем я приехал на этот шабаш? Я очутился в тюрьме для всех нуждающихся в духовной пище. О, мои нервы!» – расстаемся на неопределенный срок – казалось, что он здесь пробудет до окончания карнавала, но Джонни уезжает, не зная, где находится данное сегодня, правда, как Кафка, жалуется на окружающее безмолвие, переносит на себе чужую болезнь – тут не Манхэттен, но даже в Берлине, если бы он существовал в указанной реальности, Джонни ворчал бы про тяготы человечества, хохотал над собственными шутками, над пороками чудовищ в разноцветных кепках, а потом про свои заботы завел бы речь – «Ох, тяжко мне уезжать, скоро мне опять будет плохо, я засыпаю с трудом, закапываю себя в землю, я пытаюсь бережно относиться к природе, но современный мир хлещет меня по языку и забивает гвозди в мой воспаленный мозг» – мы спускаемся в метро, неподалеку застыл человек, наблюдая за прыжками Ван Луня – он уезжает далеко, обещает отправить пару писем – возможно, я встречу его уже скоро – он планирует сделать небольшой андеграундный фильм – «Будем неторопливо снимать лесопилки и трассы, подобно Джону Джосту» – у своего знакомого в неизвестном мне Ворон-Сити. Добраться туда будет достаточно просто – погоня за часами Шляпника на автобусах из разных концов городских окраин и трущоб.
Да, мне тоже пора удалиться из здешних просторов бытия.
***
Снова в Трущобе после затяжных прыжков через времена и пространства – натыкаюсь на Ронни, старого приятеля – узнаю, что его отец отошел в мир иной и оставил в наследство старый склад, где масса пустых помещений – даже не представляю себе, как Ронни платит аренду за это здание – у меня появилась возможность там обосноваться – в руках у забулдыги Ронни всегда оказывалась какая-нибудь книжка (подозреваю, он крал их из магазина) и литровая бутыль портвейна – дуэль Ронни и портвейна часто напоминала попытку дождевых капель вывести из равновесия каменный утес – иногда забулдыга пьянел и принимался голосить на весь склад блюзы Джона Ли Хукера – в такой ситуации я пытался поймать на приемнике радиостанцию «Клевер» (ворчливый ведущий Миклош Фейеш часто ставил мелодичный раритет) или просто заткнуть уши ватой – бывало, что Ронни стучался в мою каморку, но когда я открывал ему, он стоял, бешено вороча заплывшими глазами, и что-то бурчал о гибели Универсума – башковитый перец, но жуткое пойло брало свое – да еще и дружбаны, вечно удолбанные в хлам, насмехались над его познаниями в области гуманитарных наук – «Ронни, ты забыл застегнуть ширинку, удод» – такой была их обычная глумливая тирада в адрес моего соседа. Короче говоря, они одергивали его по пустякам и не давали развернуться складскому таланту – он и сам давно перестал верить в свои способности, обзывал сам себя мудрилой и тщетно пытался отстирать любимый пиджак – сомневаюсь, что при этом использовался хоть какой-нибудь стиральный порошок – Ронни стоит в моих дверях, трясется как припадочный, осталось только скорчить рожу и сказать «Я- Сэм!», но он молчит, и я молчу – время капает как грязные капли сквозь крышу – наконец я слышу его дерганную речь – «Это… слышь, как его… что-нибудь из Генри Миллера есть почитать?» – и я протягиваю ему «Тихие дни в Клиши» – он медленно удаляется, и я даже опасаюсь, что его ноги отвалятся от худощавого и вонючего тела – надеюсь, он не зальет книжку портвейном.
Я возвращаюсь на диван и смотрю на ноутбуке «Маргаритки» Хитиловой – вспоминаю, что надо чего-нибудь пожрать, но в итоге звоню Роберту, и мы решаем съездить на трущобный водоем искупаться – берем билеты на автобус, сбоку надпись «Львы для ягнят», но плевать, что там написано на этой развалюхе – мы садимся, рядом с нами примостилась такая обгорелая чувиха в короткой юбке, лет 15-ти, ей пора домой к мамочке, а не на водоем – Роберт же таращит глаза на женщину через два ряда, фигурка хороша, лет 35-ть, многое знает и умеет, но мы ей по-барабану – сидим, тоскуя, скучая, переживая – каждый заморочен на чем-то своем.
***
Эй, хрен ушастый – верни мне девушку – Барни, ты не молчи, я же тебя достану – это странные позывные из мобильника, который я должен был разбить об удачливые каменюги – гардеробные симулянты мне не дают выполнить свою работу – в Нонтауне полно лентяев, но они не способны забыть даже почистить зубы перед каждым приемом пищи – ладно, вернемся к девушке – какой-то шантажер мне толкует про Энджи – или Мэгги – или Кори – опять же память продолжает растворяться – а зачем она нужна? Мне необходимо побыстрее попасть в кафешку «Полевой ворон» – а пока я еду по 6-й троллейбусной линии и думаю о возможных приключениях в сельской местности – было бы прикольно взять с собой Энтони – у него всегда в запасе пара литров отличного пивка – сухарики, луковые кольца – тихий домишко, занавески, слепая бабка и целая березовая роща, чья береста жаждет огневого штурма.
***
Позже я переехал из складского помещения в квартиру, добродушно одолженной мне одним старым приятелем – чувствовалась явная повернутость на современном психоделе и крауте – только я к нему прибыл, он сразу врубил Zone Six на полную – хлебнули винца, получил ключи, приятель смылся – «Браток, ты мне с бабками не затягивай – 2 тыщи монет и договор в силе» – трубы в квартире текли, на ковре большущее пятно непонятной слизи, грязевые подтеки на стенах, из углов воняет – как в «Три жизни и одна смерть» Рауля Руиса, можно застрять на много лет и даже не заметить, как тебе всадят молоток в голову – и тараканы убежали в страхе – ну, телефон работал кое-как, я поставил Rain Parade на проигрывателе и звякнул Роберту – «Дружище, у меня появилась хата – нет, девчонок сюда не притащить, лучше сюда вообще не заходить, если не хочешь пропасть в бесцветном тумане» – «Ага, ясно, тогда заходи ко мне – надо будет насчет альбома обдумать» – «Да, окей, скоро буду, правда, еще надо пожрать» – готовлю пюре с тефтелями, и дождевой парад сменяется Spacious Mind…
***
…поеду-ка я посплю для порядка, после сна я могу что-то вспомнить – например, имя «Диана» – ха-ха, по телеку открытие Олимпиады – двухметровый амбал держит флаг Нонтауна – надо было брать в долг у Гарольда и мотать на стадион – в отпуск – трудишься, как проклятый термит – разъедаешь древесину противоречий и недомолвок – хорошо, что еще водопроводный кран работает – напор холодной воды хорош – П. С. Фэл выиграет сегодня третью золотую медаль – дельфины продемонстрируют свой загадочный язык – коммуникация по наклонной – осина наклонилась от сильного ветра, и туч не видно – периодически встречаются туманные прохожие с незаурядными депешами – «Полковник Миклош выдает себя за опустевшую бутылку» – это уже чересчур, откуда взялся полковник – «Намечается чудовищная война, омерзительные пожиратели волокон-КДН вырвались на волю, и теперь люди должны сжечь свои страховые свидетельства и сберегательные карты – пощады ждать на этом свете не приходится!» – ну, а я все воспринимаю по мере сознательного прогресса – здравствуй, подушка без подружки.
***
Джонни любил говорить, что его нет на самом деле в том или ином моменте, а есть некий другой Джонни – а тот Джонни погиб – и так далее, до бесконечности – хотя в результате перед вами был всегда один и тот же Джонни – меланхоличный, серьезный, уставший от вечной беготни людей и вещей перед глазами. А кого же еще я ожидал увидеть? Юного Дина Мориарти? Постмодернистского князя Игоря? Хотя признаюсь – перед чистым небом вторника в августе и крышей надо мной – именно заводила мне нужен был – тот, кто как пружина вытолкнул бы меня из трущоб вселенских и потянул за собой на новые маршруты – Джонни же предпочитал не выбирать сам дорогу – собственно, ему было бы все равно, куда идти – думается, что даже если бы мы ходили кругами по Городу – он бы все равно остался доволен и счастлив – «Как будто общался с режиссером» – это про общение со мной – приятно, конечно, а я-то думал, что просто чего-то сочиняю, пишу – так, ерунду всякую – а ведь он – сам талант, но при этом не считает себя таковым – к слову, он даже и живописью увлекается – но чаще стремится выразить себя в литературе – «Мой отец всем перенасытился, а я пытаюсь проявить серьезное отношение к любой работе» – Джонни уже написал в мозговой конторе немало томов сочинений – судя по тем водопадам мыслей, что выходили у него изо рта, сходили обвалы фраз с языка как лава с ожившего вулкана – «Дружище, ты же можешь создать тома увлекательных сюжетов!» – а он скромно чего-то там лепетал о 20-ти страницах текста и 30-ти стихотворениях – еще провоет истину (пусть и относительную, и невзрачную) в ваши забитые рекламой уши – многие парки больше не считаются выжившими, так как в последнее время за ними никто не присматривал – и вы все услышите, вы услышите весь мир, все звуки мира, по новому, по иному, иначе – так сказано будет и случится это однажды в веках.