Шрифт:
Предисловие
Остров Нордланд – Северная земля, – находится к югу от Исландии и Гренландии, как раз между ними, но не в нашей реальности, а в альтернативной. Большинство выдуманных европейских городов, от Зурбагана до Лионеса и Маскареля, находятся именно там. Там же находится и мифический Авалон, который нордландцы зовут Анвалоном, таинственная земля, куда отправился раненый Артур. Остров этот создал и подарил своему сыну, рождённому смертной женщиной, скандинавский бог Тор, которого викинги называли так же Хлориди – потому потомки Бъёрга Чёрного зовутся Хлорингами. Супруга Тора, Сив, ненавидела и Рёксву, мать Бъёрга, и самого Бъёрга, и сделала всё возможное, чтобы отравить им жизнь. В результате её козней Бъёрг, добравшись до своего Острова, совершил по неведению страшное кощунство, и за это Страж Острова, местное божество, проклял Бъёрга и всех его потомков, а сам исчез. Это исчезновение повлекло за собой страшные времена. Остров порождал чудовищных тварей, пришли чума и смута, расколовшая единое королевство на три части. Драконы, недовольные правлением эльфийских королей, объявили эльфам войну, и эта страшная война едва не стёрла эльфов с лица земли. Карл Хлоринг, второй сын Бъёрга, сражался с драконами плечом к плечу с эльфами, и снёс голову Драге Урду, королю драконов. Король эльфов, Кину Ол Таэр, его брат
Но согласно эльфийскому пророчеству, Страж должен был вернуться на Остров потомком четырёх женщин: Белой Волчицы, Коснувшейся Единорога, Повелительницы Бурь и Дающей Имена. Когда дары всех этих женщин объединятся в одном потомке – этот потомок и будет Стражем. Но последней Белой Волчицей острова была Дрейдре, эльфа-оборотень, которая полюбила Карла Хлоринга, и родила ему единственного сына. Так Страж оказался обречён родиться Хлорингом, проклятым самим собою.
И это произошло – на свет в свой срок появился Арне Гуннар, сын озёрной феи и Барне Хлоринга, который вместе со своим сводным братом, Генрихом, ставшим впоследствии Генрихом Великим, одним из величайших королей Нордланда, снял проклятие и вернул на Остров мир и покой. С тех пор прошло триста лет. Остров забыл о войнах, смутах и эпидемиях. Три королевства, Элодис, Анвалон и Далвеган, стали тремя герцогствами, а Остров стал един, как при Бъёрге. Позади осталась Десятилетняя война людей и эльфов, закончившаяся подписанием Священного мира и изгнанием Кину Ол Таэр, предавшего эльфов ради смертной женщины. Почти уничтоженные драконами, эльфы залечили раны, нанесённые этой войной, и стали настолько многочисленными, что вновь задумались о возвращении своих исконных земель, когда-то отданных Хлорингам в память о подвиге Карла. Люди забыли об ужасах Десятилетней войны и начали с завистью поглядывать на эльфийское побережье, вдруг решив, что Священный Мир как-то слишком уж обременителен и несправедлив. Мир менялся. Менялся Нордланд. Менялись люди и даже эльфы. Что-то должно было произойти.
1.
Какая занятная штука: наша память! Она играет с нами в игры, которые и сами мы не понимаем, а другим понять и вовсе мудрено. То она полна милосердия, то подводит коварно и некстати. Одно я научилась понимать: эти игры отнюдь не случайны. Они – следствия каких-то процессов внутри меня самой, на первый взгляд непроизвольных, но на деле – всегда подчинённых внутренней логике. Я много лет жила, не вспоминая то, что постоянно перебираю в памяти сейчас. И понимаю, что именно сейчас эти воспоминания не могут ни ранить меня, ни как то ещё навредить мне. Ещё недавно я подумала бы, что эти воспоминания, если они и вернулись, непрошенные, следует немедленно похоронить ещё глубже, потому, что там только боль, стыд, ужас и ненависть. Есть тысячи причин, чтобы так поступить, и три из них сейчас играют на берегу со своим кузеном и соседским мальчишкой. Они не должны знать, и я верю свято в это; ни теперь, ни после. Может быть, когда-нибудь, когда они станут взрослыми, а меня уже не будет?.. Сейчас они не должны даже подозревать, что подобные вещи не то, что случаются, а что они в принципе возможны. Но чтобы они так думали, чтобы они так жили, мы прошли через такой ад, да что там – ад блекнет в сравнении! Мы – легенда. Мы – те, кто создал новый мир, навеки изменив прежний. Ещё несколько лет назад имена наши были у всех на устах, в нас играли дети. Но у людей такая короткая память! Самые великие и удивительные события как-то легко и незаметно стираются из неё, словно эльфийские картины из песка. Только что они восхищали – и уже забыты.
А я не хочу, чтобы это забыли. Тщеславие?.. Возможно. Желание почивать на лаврах? Пусть и так; и что? Люди должны помнить то, что случилось. Должны помнить то, что сотворили их предвзятость, зависть, глупость и злоба; помнить, в какую бездну они чуть не рухнули по собственной глупости и подлости, где они чуть было не оказались, если бы не мы, те, кого они ненавидели и презирали.
Есть и ещё одна причина. Когда пройдут равноденственные шторма, сюда придёт корабль, и сбудется самая несбыточная, самая прекрасная моя мечта, самое невероятное чудо, которое ещё месяц назад я считала абсолютно невозможным, и запретила себе и думать об этом давным-давно, и научилась жить так, чтобы не сожалеть о его несбыточности. И, – если совсем-совсем честно, – я взялась за эту книгу, чтобы занять себя и не сойти с ума от ожидания и нетерпения. И потому хватит уже извиняться и оправдываться. В конце-то концов, где моё хвалёное мужество? Пора вернуться на один из кругов ада и вспомнить всё с самого начала. С самого первого дня, которым, пожалуй, стоит считать тот далёкий день, когда один мальчик встретил одну девочку, и это положило начало удивительным и роковым событиям, перевернувшим наш мир.
Пролог
Но если нас спросят: чего мы хотели бы, то мы бы взлетели, мы бы взлетели.
Агата Кристи, Би-2 и Люмен, «Мы не ангелы».
Это был самый обыкновенный день на самой необыкновенной ферме. Фермы эти находились в самых глухих местах Острова, там, где появление незнакомцев и случайных путников было практически полностью исключено; на расстоянии по меньшей мере дня пешего пути вокруг этих ферм не было больше никакого жилья. Я так и не выяснила, на какой из них росла я, хотя было время, мне хотелось этого… Дети, росшие на этих фермах, не знали ни названия места, ни имён тех, кто растил и воспитывал их, они не видели ничего, кроме фермы, не получали никакого образования, кроме одного: их учили покорности. Девочек много и часто били, хотя и тщательно следили за тем, чтобы они были здоровы; мальчикам было немного попроще и посвободнее; они имели возможность проводить часть дня сами по себе, в окрестностях фермы, играть, учились каким-то простым ремёслам и занятиям, хотя били их не меньше. Воспитывались они, естественно, раздельно, не видя друг друга и даже не подозревая о существовании друг друга. Если мальчики ещё видели женщин – своих воспитательниц, служанок, – то девочки мужчин не видели вообще, их окружали только женщины. Их разделяли на группы, по десять человек в три года разницы в возрасте, и когда
Гэбриэлу на тот день, о котором шла речь, было тринадцать лет. Это был летний день; не жаркий, но солнечный и тёплый. Его ферма находилась на плоскогорье Олджернон, ближе к предгорьям Хмурых гор, и на тех пустошах, как повсюду в том краю, паслись лошади и овцы. Гэбриэл обожал лошадей, проводил почти все дни с ними, прекрасно ездил верхом и, не смотря на отсутствие заботы и любви, бывал частенько счастлив и чувствовал себя свободным. Это был очень красивый мальчик. Как все дети на фермах, он был полукровкой – плод незаконной связи человека и эльфа, церковным эдиктом лишённый любых человеческих и гражданских прав. Церковь, чрезвычайно усилившая в те годы своё влияние, ненавидела эльфов, отвергающих крещение и не желающих даже миссионеров допускать в свои земли и города; в своей борьбе с их влиянием на простых людей отцы церкви не признавали полумер. Земли и города эльфов Ол Донна привлекали умы и сердца, их красота, свободный образ жизни, привлекательность их стиля казались священникам очень опасными. Эльфы Фанна, живущие в Синих и Эльфийских горах и избегающие людей, никого пока не волновали, но Ол Донна, живущие на восточном побережье, и постоянно контактирующие с людьми, были бельмом в глазу и священников, и многих рыцарей и вельмож. Им не давали покоя и богатство и красота их городов, и недоступность прекрасных эльфийских женщин, и многое, многое другое, в том числе и военная слава эльфов, их знаменитые лучники, их Танцоры Лезвий, наводящие ужас на самых опытных рыцарей. Я бы не упоминала о политической ситуации того момента, но она имеет прямое отношение к моему рассказу, она – причина и следствие всего хода вещей. С самого первого дня, как появились люди на этом Острове, им правили Хлоринги – потомки, как принято считать, языческого бога Тора, или Хлориди, ну, или его сына, первого конунга Нордланда, Бъёрга Чёрного. Хлоринг – королева Изабелла, – правила им и в тот момент. Собственно, она правит Нордландом и сейчас. За свою семисотлетнюю историю Хлоринги не раз мешали свою кровь с эльфийской, и традиционно противостояли любым попыткам нарушить мир с эльфами и священный договор, заключённый Артуром Хлорингом с Ол Донна после страшной Десятилетней войны. Пока Хлоринги были в силе, никто и не пытался этого сделать, но в тот момент сложилось так, что при всех внешних признаках силы и благополучия влияние и само существование этого рода висело на волоске. Дело в том, что младший брат королевы, его высочество герцог Элодисский, был неизлечимо болен – его в молодом ещё (всего пятьдесят) возрасте хватил удар, и он, полупарализованный, уже не участвовал в политической жизни и управлении. Королева была бездетна, а сын герцога, Гарет, был ещё слишком юн, и вдобавок – полукровка. Мать его, Лара Ол Таэр, эльфийка королевского рода, приняла крещение и была законной женой герцога, но она была эльфийка, и сын её был полукровка, а в тот момент это само по себе было преступление.
Сейчас в это уже никто не верит, а тогда уже упомянутым церковным эдиктом полукровки были приравнены к животным и лишены всяческих прав. Если они были рождены вне брака, их не крестили, не пускали в чистые помещения дома и магазины, им нельзя было появляться ни в харчевнях, ни на постоялых дворах. Если кто-то решался оставить такого ребёнка, его следовало держать в хлеву либо где-то в подсобных помещениях, как собаку или козу. Откуда они тогда брались, при таком-то отношении? Дело в том, что в те дни эльфы ещё допускали на свои праздники полнолуния всех, в том числе и людей. А люди, особенно женщины, вожделели к Ол Донна, невероятно красивым, высоким, славящимся своей страстностью и искусностью в любви. До сих пор считается, что Ол Донна, как никто, способны доставить неземное наслаждение своему партнёру. Спорить не стану – в основном, так оно и есть. Во время полнолуний Ол Донна дарят любовь кому угодно: друг другу, феям, дриадам, русалкам… Это их обычай, святая традиция. Эльфийки избегают людей, их раздражает резкий запах мужского пота и волосы на телах людей, но эльфы мужчины нередко снисходят к человеческим женщинам, юным, чистоплотным и красивым. Не смотря на церковные запреты и наказания, среди девушек восточного побережья было принято терять невинность именно с эльфами – девственниц эльфы никогда не обижали отказом. В итоге полукровки появлялись и сразу становились проблемой для всей семьи.
До эдикта их было гораздо больше, и они часто жили со своими родственниками, как многие бастарды, не испытывая никаких неудобств. Они были красивы, очень сильны физически, очень здоровы и выносливы, отважны, дерзки, горды и вспыльчивы, и это уже до эдикта многих раздражало. Эдикт развязал руки ксенофобам и разом поставил всех полукровок вне закона. Естественно, они не смирились, и не пошли жить в хлев – они сбивались в банды и терроризировали целые округи. Случалось, такие банды захватывали целые замки и держали в страхе целые феоды. В Синих горах и по сей день есть такие замки, хоть их владельцы-полукровки больше и не промышляют разбоем. Страх породил ненависть и предвзятость; стало нормальным считать, что полукровки вообще являются средоточием всех пороков, что они безжалостны, нечисты на руку, развратны, что они вообще не способны жить в обществе, и прочая, и прочая… Герцог Элодисский освободил со временем юг герцогства от самых опасных банд, но отношение, ненависть сохранились. К тому моменту, о котором пойдёт речь, полукровок на юге почти не осталось. Дети, конечно, рождались, но от них спешили избавиться, продавая работорговцам и монахам, которые уверяли, что увозят детей с Острова и пристраивают в добрые руки в заморских землях, где нет ненависти к таким детям.
Вот эта предвзятость и была причиной того, что Гарет Хлоринг, законный сын, крещёный, принц крови, вызывал очень неоднозначные чувства в своих подданных. Он был единственным прямым наследником Хлорингов в Нордланде, и потому положение этого некогда всесильного рода, не смотря на его несметные богатства и кажущееся благополучие, в самом деле висело на волоске. Судьба всего Острова висела на волоске вместе с ним. Церковь мечтала о той власти, которую имела во всей остальной Европе, Рим в лице инквизиции искал предлог прийти сюда с кострами и пытками, вельможи страстно желали богатств эльфов и их смерти, эльфы тайно готовились к отпору… Зрело страшное, о чём, естественно, никто не подозревал. И меньше всего об этом думал мальчик Гэбриэл, когда утром, стянув со стола на кухне краюху хлеба, собирался проведать своего любимца, вороного Орлика.
Убежать из дома он не успел: приехал Доктор. Он приезжал раз в полгода, осматривал мальчиков, лечил, если нужно. Приезжал он всегда один, но в этот раз он вёл за руку пятилетнюю девочку, маленькую и такую хорошенькую, что даже Мамаша, женщина суровая и холодная, воскликнула:
– Прелесть какая!
Малютка была крошечная для своего возраста, с маленькими ручками и ножками, кудрявыми рыжими волосами, огромными глазами прекрасного карего цвета, чуть красноватого, как спелая вишня, обрамлёнными длинными ресницами, и нежной, сливочно-белой кожей.