Хроники Оноданги. Душа Айлека
Шрифт:
– Здорово, ребята. Че, не клюет?
– Здравствуй, Аркадий Петрович – нестройно отозвались рыбаки.
– Капитан у вас какой-то невеселый. Че, капитан, обломилось? Обломилось…
– Чего ты лыбишься, Парамонов? – Савельевна перешла в наступление.
– Прыгаешь на своем драндулете. Вот и прыгай.
– Это ты, Катя, зря…
– Прыгай, прыгай....Водитель помидоронесущей маршрутки.
– Привет, пап…
– Семка, я где тебе сказала быть?
– Сынок…– запорожские усы пошли в разные стороны. Аркадий Петрович снял пиночетовку
– Гляди, что у меня есть…
Капитан вытащил яркий сверток и бросил его сыну. Это была модель боевого корабля.
– Ух, ты. Клево.
– Что сказать надо, Семка – вмешалась мама.
– Спасибо, папа.
– Скажи-скажи ему сынок… Просто зла на тебя не хватает, Парамонов. Если бы мы эту рыбу продали уже бы в следующем году в новый дом въехали. А теперь…
– Ты меня, Катя, на слезу не бери…
– Да ну тебя....– отмахнулась Катя – Когда дома будешь?
– Недельки через две… Вы теперь куда?
– К Лебяжьей Балке…Ваших там нет?
– Катя!
–Дурак ты, Парамонов.
– Сема.
– А?
– Не сломай боевое судно… И это мамку нашу это…Понял? Касатонов! – крикнул капитан. Молодой матрос с пачкой цветных листовок, перекрещенных бечевкой, подбежал к борту и бросил ее на палубу сейнера.
– Что это? – спросила Катя.
– Наглядная агитация.
– Все голоснем. – отозвался механик. – Москва для Шершавкина это то что надо. Это такой человек. Даже тюрьма от него бегает.
Механик с кривой улыбкой смотрел на листовку в своей руке. Там был изображен довольно молодой человек с припухлыми детскими щеками и взрослыми пожилыми глазами. На Шершавкине был двубортный пиджак цвета консервированных оливок и узкий атласный змеиный галстук. От плеча Шершавкина шла вверх рука с бело-розовым кулачком зефирной консистенции. Тем не менее надпись под портретом была брутальна и щетиниста.
– Вор знай свое место!
– Дорогой ты наш – окурок Памира с тихой невозмутимой медлительностью жег лицо Шершавкина. – Одно-мандатник.
– Куда? А ну подбери. – закричала Савельевна. Механик скомкал проженную листовку и бросил ее в мятую топливную бочку.
– Не дома, Савельевна. – огрызнулся механик.
– Так и не в гостях. – двусмысленно срезала его капитан. – Давай в трюм. Качай япошку или сколько мы будем здесь табанить. Сил на вас нет. Парамонов?
–Ась. – капитан катера высунулся из окошка вслед за неизменным локтем.
– Все. Уходишь, Парамонов?
– Ухожу,Кать…
– Уходит. – проворчала Катя. – А шарфик где?
–Вот.
– Горло замотай. Не хватало еще ангину в дом принесешь…Чего ржешь?
– Ничего…Спасибо, Катя.
– За что?
– А за все…Семка.
– Ай.
– Мамку береги.
Катер отходил от сейнера деликатно, почти не качаясь. На палубе стояла Катя и просто смотрела непростым взглядом. Карась взглянул на Мию.
– Так оно, кнопа…
– Что?– спросила Мия.
– Ромео и Джульету знаешь?
– Конечно.
– Забудь. Мы сейчас с тобой что-то настоящее видели. Я знаю.
– Откуда? – недоверчиво спросил Егор.
– Откуда? – Откуда и все, человече. Из далекого оттуда, конечно. Так что смирись, смурной..
В плавноизогнутую бухту порта Крашениникова с зелеными выветреными скалами-одинцами на входе пограничный катер пришел к вечеру. Швартанулся у флотской пустой высеребреной лунной пристани.
– Негустой у вас багаж. – сказал Карась, когда они очутились на пристани. У Егора за плечами был солдатский вещевой мешок а у Мии школьный ранец с желтым катафотом на пряжке.
– Нам в геологоразведку надо – сказал Егор.
– К Понедельнику что ли?
– Да.
– Ну это с утра…А сейчас чего?
Егор пожал плечами.
– Есть же здесь гостиница.
– Не думал?! – восхитился Карась.. – Вот ты каравай от слова корова. Про себя ладно…А малая?
– Она со мной?.
– Это, конечно, железобетон…О, мои подъехали....
На набережной остановились несколько больших черных машин. Из них вышли люди, почти такой же внешности и темперамента, как и те, что провожали Карася. Впереди широко шагал крепкий невысокий мужчина с пудовой головой, вросшей в широкие вислые плечи. На нем был кожаный распахнутый плащ и желтый пиджак с черными брюками, которые заканчивались обрезаными резиновыми сапогами. На ходу мужчина развесил в стороны свои толстые сильные руки.
– Карась. – мужчина крепко обнял Карася.
– Добрался?
– Есть такое.– ответил Карась.
– Не один. – мужчина скользнул по длинным деревянныи ящикам.
– Впятером мы.
– Хапай, мужики.
Подошедшие мужчины подхватили ящики и поволокли их к машинам.
– А вы чего? – спросил мужчина у Егора.– Пойдем у нас переночуете.
– Мы в гостиницу. – сказал Егор.
– А я про что…
– Пойдем – улыбнулся Карась. – Вы Барселонова Григория Степановича не бойтесь....
– Это пока – рассмеялся Барселонов.
– Разве что…– Егор не хотел соглашаться, но посмотрел на озябшую Мию.
– Мы до утра.
– А забесплатно кто вас дольше держать будет. Ты не Чубайс а я не электорат чтоб за фуфу работать.
Порт Крашенинникова от края до края проехали в минут пять по горбатой с треснувшими пятками подъемов дороге. Потом были железные ворота в свете сильных ламп и длинный сад, взявший темно-синее небо в венозную сеточку дрожащих ветвей. Когда выбрались из машины, Егор увидел здание блеклой архитектуры со стенами, выложеными крохотными квадратами плитки. Такие строили в 70-е годы и размещали в них жилые дома, цеха, пансионаты и пионерские лагеря. Скорее всего это был бывший пионерский лагерь. Прямо у широкого низкого крыльца в круглой чаше на постаменте стояла крупная спортивная девушка в длинных свободных шортах. В таких Мария Лазутина выиграла олимпиаду 1956 года а слесарь Вострецов гонял по коммунальной кухне свою жену. А еще было весло.