Хроники пепельного мира
Шрифт:
Я облегчил автомобиль как мог, проверил масло, топливо и аккумулятор. Всего хватало на небольшую поездку. Может быть дотяну до Выровска. Хуже всего дело обстояло с топливом, но по опыту я уже знал, что заправки на главных трассах пустые и мне негде взять бензин. Искать заправки не было времени, и оставалось рассчитывать на то, что есть в наличии. Я завел мотор, выехал со двора и неспешно поехал к выезду из села. Неизвестный мужчина продолжал отбиваться от военных. Они еще немного поговорят с ним, а потом оставят в своем доме. Интересно, можно ли переждать огонь? Например, забраться в подвал и надеяться, что воздуха в нем хватит, пока сверху бушует огонь. Наверняка кто-то уже успел попробовать так сделать. Жаль в моем городе нет метро, там наверняка
Глава третья. Штаб
Теперь я еду в общем автомобильном потоке. Раньше шел в людском, теперь еду в автомобильном. Один раз подвез женщину с дочкой, от одного села, до другого. Женщина говорила практически весь путь. Похоже, разговорчивость у нее проявилась на нервной почве. Она рассказывала о том, что во втором селе ее ждет муж с сыном и другими родственниками, рассказывала, что вещей они почти не берут, делилась последними теориями происхождения огня и даже, пыталась шутить. Как на зло я оказался ее противоположностью – все время молчал. При этом я не хотел побыть наедине с собой и подумать о чем-то в тишине. Нет. Я весь путь наедине с собой и уже успел все передумать, что мог. Просто я не знал, что ей ответить. Я не верю в конспирологию и пришельцев, и уж тем более не верю в страшный суд. Мы сами себе и суд, и палач.
Когда мои пассажиры сошли на своей остановке, я даже облегченно вздохнул. Других желающих сесть ко мне в машину не было, но спустя пару сотен метров я подобрал еще одну семью. Муж с уже взрослым сыном разместились в кузове, а жена ехала в салоне, на единственном пассажирском кресле. Она была молчаливой, но все время поглядывала в заднее окно на своих близких. У них было немного вещей и клетка с котом. Кот ехал в салоне и почти весь путь с интересом разглядывал окружающий пейзаж. Он никогда не видел такого количества людей, разом оказавшихся не просто на улице, а на междугородних трассах. Я был солидарен с котом, ведь сам впервые вижу такую картину.
Я всегда вожу очень аккуратно, не превышаю скорость, держусь в рамках правил. У меня полно встреч, но если правильно рассчитать время, то не нужно никуда спешить. Сейчас, на загруженной дороге, я тащусь едва пятнадцать километров в час, а кто-то умудряется гонять. Еще один перекресток и еще одна авария. Я медленно объезжаю разбитый автомобиль. Второй лежит перевернутый на обочине. Я притормаживаю, открываю окно и слушаю разговоры вокруг. Парень угнал автомобиль и уходя от погони врезался в поток автомобилей. На сей раз погиб только вор. Еще двое получили легкие травмы, и медики уже забрали их. Я закрываю окно и еду дальше.
Мои пассажиры сошли у следующего села. Туда прибыли автобусы для эвакуации, и они смогли пересесть в более комфортный транспорт. Однако, мне стоило сесть вместе с ними. Мой пикап прожил еще пару километров, после чего в нем закончилось топливо. Просить немного бензина у других водителей нет смысла, им самим не хватает. Ближайшая заправка разграблена. Еще одна все еще целая, но лишь потому, что возле нее военные развернули небольшой координационный центр. Впрочем, бензина там тоже уже нет. Я скатил пикап на обочину и оставил его там, дожидаться огня. До Выровска меньше десяти километров, а до заката еще часа полтора. Я устал, хочу спать и есть, не хочу идти. Что мне остается? Не спать, не есть, но идти. Впрочем, я могу перекусить, но лучше терпеть до Выровска, чем расслабиться на подступах к нему. Потом будет сложней вновь набрать темп.
Над нами постоянно пролетают вертолеты. Одни движутся в сторону огня, другие от него. Журналисты, военные и ученые осматривают поле боя с огнем. У одного беженца, который идет рядом со мной, громко работает радио. Сплошной поток новостей о том, что правительство беспрерывно заседает, в столице собрался консультативный совет из представителей других стран, а военные вывозят людей тысячами. Никто не говорит о причинах пожара, или о способах его тушения. Несколько ученых дали интервью и объяснили, что такое огонь, как проходит реакция окисления и что снег не горит. Но наблюдения говорят, что снег именно горит, а не тает. Ученые не могут дать этому объяснения и требуют проведения разных опытов и наблюдений. Впрочем, в том, что я слышу по радио, не чувствуется суета. Наверняка в паре сот километров отсюда нет никакой эвакуации, паники и люди просто смотрят очередное шоу по телевизору. Это где-то там, а не у них.
Выровск в три раза меньше, чем мой город. Он полностью окружен полями, здесь перерабатывают зерно, почти нет тяжелой промышленности, но на юге есть отличные сады. Город разрезают сразу три реки, но сейчас все они покрыты льдом. Я бы сказал, что это очень неудачное место для концентрации беженцев. Уже к обеду все свободные места под размещение людей были заняты, а к вечеру население Выровска увеличилось вдвое. К счастью здесь все еще исправно работает железная дорога, а правительство перенаправило для эвакуации поезда. Многих сразу сажают в вагоны, и они едут куда-то дальше, где их возможно встретят и приютят. Автомобилей в Выровске больше чем в столице. Грузовики военных, автобусы из моего города, немереное количество автомобилей. Многие решили переночевать именно здесь, но это почти невозможно. Выровск встречает меня огнями, звуками поездов, ревом армейских грузовиков. Мне даже кажется. Что в этом городе теплее чем среди полей. Обилие транспорта разогрело воздух. Впрочем, дышать здесь тяжело, по той же причине.
Я принялся искать место под ночлег. Первая школа на моем пути уже была закрыта для приема беженцев. Ночлег в ней обустроили где только могли: в актовом зале и спортзале, в классах и кабинетах. Парты сгребли в стороны и расставили раскладушки, разложили матрасы, нашли где-то старые кровати. Поваров из школьной столовой вызвали к вечеру в школу, готовить ужин для беглецов.
Следующая была больница, но и она была занята. Правда она принимала не всех беженцев, а только раненых и травмированных, но таких тоже было много. Толпы людей на улицах шатаются из стороны в сторону, в поисках ночлега. Много где местные горожане выходят на улицу и зазывают беженцев к себе. Почти все делают это бесплатно, почти все.
Я почти час шатался улицами, успел съесть пару булочек из местной пекарни, но аппетит от этого стал только злее. Уже стемнело и стало резко холодать, когда я увидел здание театра. Конечно, в театре тоже размещали беженцев. Матрасы и раскладушки расставили ровными рядами в вестибюле и в самом концертном зале, прямо на сцене. Многие уже уснули прямо в креслах. На театральной площади военные поставили две полевые кухни и две большие палатки, обогреваемые печками. Это был мой шанс на ужин.
Солдаты готовили первое, второе и раздавали сухие пайки. Я не отказывался ни от первого, ни от второго, ни тем более от сухого пайка. Сладкое давали только детям, но в избытке был чай и печенье. Я выстоял очередь к полевой кухне и получил небольшой жестяной поднос с набором бумажных тарелок и стаканчиком. Даже вилка и ложка были картонными, но пользоваться ими было вполне возможно. А вот мест за столами совсем не было. Я покинул палатку и сел на лавочку, стоящую на театральной площади. На улице был мороз, но печь, обогревавшая палатку, была всего в двух метрах от меня, так что сидеть было тепло.
Пока длился ужин, я наблюдал за движением масс на улице. Через полквартала находился небольшой спортзал, куда как раз свезли гору матрасов. Где они их столько набрали? Закрома родины полнятся матрасами? Теперь уже точно не полнятся, ведь в спортзал они привезли очевидные отбросы матрасного производства. Матрасы были все рваные и в пятнах. Похоже, другие они попросту не успевают подвезти. Следом за матрасами приехали и автобусы с беженцами. Люди спешно выбираются из автобусов, заходят в здание, военные что-то им рассказывают. Там нет полевой кухни и многие идут сюда, на театральную площадь. К сожалению еда закончилась и теперь раздают только пайки. Люди жалуются и пытаются скандалить, но выбора у них нет.