Хроники разведки: Кругом война. 1941-1945 годы
Шрифт:
Эсэсовец на тротуаре козырнул своему начальнику. На второго пассажира он внимания не обратил. Всё в порядке. Убедившись, что за ними нет хвоста, Бережков кружным путем направился к тому месту, где было договорено высадить Короткова. Хайнеману об этом, разумеется, сказал лишь в машине, на ходу. Тот лишь хмыкнул, дескать, это уже ваши дела.
Обусловленным местом высадки был один из самых людных перекрестков Берлина – вход в метро у вокзала «Цоо». Здесь располагалось множество магазинов и увеселительных заведений. Бережков же с Хайнеманом направились по Шарлоттенбургскому шоссе к парку, окружавшему радиоцентр.
Ещё
Система условных звонков, обозначающих место, время и условия встреч, была у Короткова и его немецких друзей отработана до совершенства. К тому же при подобных обстоятельствах нацистские спецслужбы засечь его встречу с Элизабет никак не могли, если, конечно, та не находилась под наблюдением, но оснований для этого не было. Хайнеман, если и вёл двойную игру, не знал заранее, где его высадят и подберут. А если, скажем, откуда-нибудь и позвонит в гестапо, сообщит, что высадил его у «Цоо», это уже не будет иметь значения – он мог уже сто раз уехать куда угодно либо на городской электричке, либо подземкой, либо автобусом.
Другое дело, что тогда его могли бы перехватить по возвращении в посольство. Это сулило неприятности, конечно, но лишь для него лично – встреча всё равно бы уже состоялась.
Смертельная опасность, и абсолютно реальная, грозила Короткову лишь в одном случае: если бы его взяли в момент передачи Элизабет инструкций и денег. Ведь он покинул посольство нелегально, власти уже не несли бы ответственности за него как за дипломата. В ответ на запрос они просто ответили бы, что понятия не имеют, куда подевался сотрудник диппредставительства, тайно покинувший оцепленное здание.
Свидание на станции метро «Тильплац» в районе Далема прошло, как и предполагал Коротков, благополучно. Он передал Элизабет инструкции, двадцать тысяч рейхсмарок и наилучшие пожелания всем друзьям.
Бережков и Хайнеман подхватили его на обратном пути возле бокового входа большого магазина на Ноллендорфплац. Когда они вернулись в посольство, Хайнеман, вроде бы шутя, предложил Короткову, если тот хочет, устроить ему завтра ещё одну встречу с его «дамой сердца». При этом он заговорщицки подмигнул: дескать, сами были молодыми, чего уж там… Подумав, Коротков согласился. Грех было упускать такую возможность.
На сей раз Бережков и Хайнеман высадили Короткова у станции подземки на углу Уланштрассе с Курфюрстендам. Выйдя из машины, Александр тут же нырнул в тоннель. Бережков и Хайнеман направились к кольцевой автостраде, отъехали от города, побродили по лесу, потом вернулись в Берлин и выпили по кружке пива в ресторанчике. Тут, правда, едва не произошло чрезвычайное происшествие: в зал неожиданно вошли несколько офицеров-эсэсовцев, знакомых Хайнемана. Обер-лейтенант, не растерявшись, шепнул Бережкову: «Вы родственник моей жены, вас зовут Курт Хюсер. Вы из Мюнхена, работаете там на военном заводе, поэтому
Они провели в этой компании около получаса. Никто из офицеров ничего не заподозрил. Бережков, следуя совету Хайнемана, больше молчал, а когда приходилось всё-таки произнести два-три слова, успешно имитировал баварский акцент.
Точно в назначенный час, на том же перекрестке, где и расстались, Бережков и Хайнеман подхватили Короткова и вернулись в посольство.
Как стало очевидно позднее, обе конспиративные встречи Короткова (вторая, по предположению автора, была с Куммеровым) германские спецслужбы не зафиксировали.
2 июля 1941 года, когда советские дипломаты покидали Берлин, Коротков и Бережков попрощались с Хайнеманом. Ухмыльнувшись, обер-лейтенант достаточно откровенно дал им понять, что догадывается, с какой целью встречался молодой сотрудник посольства СССР со своей «возлюбленной».
– Возможно, – сказал он уже без улыбки, – мне когда-нибудь придётся сослаться кому-нибудь на эту услугу. Надеюсь, это не будет вами забыто…
И Коротков, и Бережков после войны независимо друг от друга пытались найти какие-либо следы своего давнего знакомого Хайнемана. Ни тому ни другому сделать это так и не удалось…
Общеизвестно, что очень многие в Германии понимали опасность развязанной Гитлером авантюры – войны на два фронта. Однако ведь и руководство Советского Союза очень боялось того, что к Германии, Финляндии, Венгрии и Румынии, обеспечивавшим единый фронт с запада, присоединится кто-либо с востока или с юга. Пожалуй, особенно опасным было бы нападение на Дальнем Востоке, со стороны Японии, имевшей к России давние счёты и претензии, выигравшей в 1905 году войну и дважды побитой в пограничных конфликтах в конце 1930-х годов… Известно, что как только 22 июня 1941 года до Токио дошла информация о нападении Германии на СССР, министр иностранных дел Японии Ёсукэ Мацуока прибыл к императору Хирохито и стал убеждать монарха нанести удар по Советскому Союзу – фактически с тылу. О том, что 13 апреля того же года между Японией и СССР был подписан Пакт о нейтралитете сроком на пять лет, министром как-то не вспоминалось.
26 июня токийская резидентура сообщала в Центр:
«…В связи с советско-германской войной внешняя политика Японии… следующая:
– Япония сейчас не имеет… намерений… объявить войну и встать на стороне Германии. Хотя неизвестно, как в дальнейшем изменится эта политика…
– СССР… не будет предъявлено каких-либо требований и не будет объявлено своего определённого отношения. Япония хочет молча смотреть на развитие войны и международные отношения.
Утверждают, что такая политика Японии объясняется следующим:
– Япония не готова воевать с СССР. Не следует спешить с войной, так как если это нужно будет сделать, то чем позднее это будет, тем меньше жертв понесёт Япония…
– Если Япония начнёт войну против СССР, то Америка объявит войну Японии и последняя будет вынуждена бороться на два фронта».
Похоже, что резидентура поторопилась в своих оптимистических утверждениях. Императорское совещание в присутствии монарха, на котором было принято решение не спешить со вступлением в войну, было проведено только 2 июля.