Хроники Сен-Жермена
Шрифт:
Музыкант тихо выбранился и вскинул голову, заслышав стук печатной машинки. Дверь в восьмой домик была приоткрыта, что давало возможность увидеть нарушителя тишины. Майрон Шайрес сидел на кушетке, нависая над крошечным столиком. Кисти рук его напоминали танцующих пауков.
— Кто тут? Мистер Франциск? — спросил, поднимая голову и близоруко щурясь, писатель. Пулеметная очередь оборвалась.
— Я, мистер Шайрес. Вы дома? А как же пикник?
Музыканту нравился этот большой рассеянный человек; к тому же его радовала возможность отвлечься.
— Я
— Второй. — Франциск улыбнулся.
— Второй? — недоверчиво переспросил Шайрес. — Не может этого быть.
— Там еще много еды, — заверил Франциск.
Шайрес весело рассмеялся.
— Мне нужен человек, который бы помнил обо всех мелочах. Мою бывшую супружницу моя забывчивость весьма злила. — Он замолчал. — Вас ведь не прислали меня туда отвести?
— Нет, — уронил Франциск, прислоняясь к стене. — Я вообще-то ищу дочку Харперов. Ее родители беспокоятся: она не явилась к обеду.
— Дочка Харперов? — переспросил Шайрес. — Это такая застенчивая девушка, похожая на привидение?
— Да, это она, — кивнул Франциск. — Вы ее видели?
Шайрес, подравнивавший бумаги, ответил не сразу.
— Не сегодня. Минувшей ночью. Я прогуливался по берегу озера, а она стояла под фонарем. Я нашел ее очень изящной.
Франциск и сам видел Эмили прошлой ночью, а потому лишь рассеянно покивал, но для порядка спросил:
— Когда это было?
— Довольно поздно. Часа, по-моему, в три. Вы же знаете — я из сов. — Писатель убрал листы повести в папку и накрыл пишущую машинку футляром.
— В три? — удивленно воскликнул Франциск. — Вы уверены?
— Ну, может быть, чуть-чуть раньше. — Шайрес наморщил лоб. — Но ненамного, ибо радио отключают в два, а когда я пошел проветриться, оно уже молчало. — Он вгляделся в лицо собеседника. — Что-то стряслось?
Франциск вздохнул.
— Надеюсь, что нет. — Он посмотрел на писателя. — Как думаете, вы без меня сумеете найти остальных?
Шайрес рассмеялся:
— Я, конечно, рассеян, но не настолько, — весело сказал он. — Пикник, устраиваемый Кэти, несомненно, огромное удовольствие. Думаю, меня куда надо приведет восхитительный запах. — Писатель встал, накидывая на плечи пиджак.
— Вы не могли бы повторить мистеру Роджерсу то, что соизволили мне сообщить?
— Где и когда я видел девочку? Ладно. Я, безусловно, заинтригован, но врожденная деликатность не позволяет мне расспрашивать вас.
— Позднее, надеюсь, все и так объяснится. Да, постарайтесь, чтобы ее родители не слышали ваш разговор.
— Я, возможно, зануда, однако не полный олух.
Шайрес взял с тумбочки ключ и повернулся, чтобы добавить к своей фразе пару цветистых сентенций, но на ажурном крылечке уже никого не было.
Дорожка, петлявшая по северному берегу озера, была хорошо ухоженной. Там, где склон становился особенно крут, ее ограждали перила, а в темное время суток над ней через каждые пятьдесят футов горели довольно яркие фонари. Франциск прекрасно знал, куда направляется, а потому
Тридцать третий коттедж строили лет восемь назад. В нем, как и в соседних домиках, имелись гостиная с кухней, спальня, ванная комната и открытая летом веранда.
Франциск обошел маленькое строение, прикидывая, на месте ли господин Лорпикар, но в домике было тихо. Вернувшись к входной двери, он энергично побарабанил по ней костяшками пальцев.
— Мистер Лорпикар! — Красный листок, прикнопленный к косяку, показывал, что горничная сюда еще не заглядывала, и это было в порядке вещей — ведь в межсезонье курорт сокращал количество персонала, а посему самые дальние домики обслуживались иногда чуть ли не к ночи.
Повторный стук, гораздо более громкий, тоже не дал результатов, и Франциск, порывшись в карманах, выудил из них универсальный ключ. Он постучал для верности в третий раз, ибо ему уже не единожды доводилось попадать в неловкое положение, усугублявшееся подчас тем, что супруги смущенных любовников посиживали в каком-нибудь из развлекательных павильонов, мирно поджидая своих благоверных.
Дверь медленно отворилась, явив безупречно обставленную гостиную. Ничто в ней не намекало на то, что коттедж обитаем. Не было там ни газет, ни журналов, ни каких-либо личных вещей — например, фотокамер или рыболовных подсачников, не было вообще ничего, кроме мебели и предметов, какие предоставлял своим клиентам курорт.
Эмили обнаружилась в спальне — на ложе, под покрывалом. Неестественно бледная, с прикрытыми проваленными глазами, она, похоже, спала.
— Эмили! — окликнул Франциск полушепотом. Девушка не проснулась, и он подошел ближе, предварительно оглядев помещение и убедившись, что в нем никого больше нет. — Эмили Харпер!
Та застонала, не открывая глаз.
Франциск осторожно отогнул покрывало и увидел то, что и ожидал. Эмили была совершенно раздета — ребра и тазовые кости ее грозили прорвать тонкую кожу, на которой виднелось что-то вроде темных маленьких ссадин. Приглядевшись к этим отметинам, Франциск мрачно кивнул.
— Боже, это любитель, — прошептал он, возвращая покрывало на место.
Одежда девочки бесформенной кучкой валялась в ванной, где в остальном царила ослепительная стерильность. Ни бритвы, ни зубной щетки. Франциск вновь кивнул, подобрал одежду и вернулся в спальню. Он снова снял с Эмили покрывало и решительно принялся ее одевать.
— Не знаю что и сказать, — пробормотал доктор Мюллер, отходя от кровати. Он нервно провел рукой по седеющим волосам. — Понимаете, это не мой профиль. Я наблюдаю своих пациентов годами и ставить диагнозы без анализов не могу.
— Конечно, я понимаю, — ответил Франциск. — Но вы ведь не можете не признать, что для молоденькой девушки такое состояние необычно.
— Да, необычно, — кивнул доктор, старательно пряча глаза. — И родителям, безусловно, следует отправить ее туда, где ей окажут помощь.