Хроники Тамула
Шрифт:
– Молю тебя, Анакха, подыми меня выше, дабы брат мой мог узреть меня.
– Голос, исходивший из уст Келтэна, прозвучал отрешенно.
Дрожащей рукой Спархок поднял высоко над головой Сапфирную Розу.
Келтэн неловким движением мягко отстранил цеплявшуюся за него Алиэн и шагнул к балюстраде, ограждавшей парапет. Он заговорил на языке, который был не под силу никому из людей, и слова его, вероятно, слышны были в Чиреллосе, на том конце мира.
Гигант Клааль, все еще наполовину скрытый развалинами храма Киргона, задрал свой треугольный лик и заревел в ответ, роняя из оскаленного рта капли
«Внимай мне прилежно, Анакха, – голос Беллиома прозвучал в сознании Спархока едва слышным шепотом. – Продолжу я дразнить и задирать заблудшего моего брата, покуда, разъяренный сверх меры, не выйдет он на битву со мною. Будь же тверд пред лицом сего близящегося ужаса, ибо наша удача либо неудача целиком зависят от отваги твоей и твердости твоей руки».
«Не постигаю я значения слов твоих, Голубая Роза. Неужто должен я буду сразиться с Клаалем?» «Нет, Анакха. Дело твое – освободить меня».
Творение тьмы, между тем, яростно расшвыряло известняковые глыбы и двинулось на дворец, алчно вытянув вперед лапы. Дойдя до массивных ворот, Клааль смел их с пути молнией, стиснутой в его огромном кулаке.
Келтэн-Беллиом продолжал оглушительно выкрикивать оскорбления, и Клааль в ответ выл от бешенства, прокладывая себе путь через нижние пристройки дворца, безжалостно сокрушая все, что лежало на его пути к башне.
И вот наконец он добрался до башни и, хватаясь громадными лапами за базальтовые глыбы, упорно полез вверх, а его раскинутые крылья так и хлестали утренний воздух, покуда он поднимался.
– Как же должен я освободить тебя, Голубая Роза? – нетерпеливо спросил Спархок.
– Мы с братом на краткое время должны воссоединиться, сын мой, – отвечал Беллиом, – дабы стать единым целым, каковым были когда-то, – иначе вечно я обречен оставаться в темнице сего лазурного кристалла, равно как и Клааль обречен сохранять нынешний свой чудовищный облик. Во временном нашем воссоединении оба мы получим свободу.
– Воссоединиться? Как?
– Когда достигнет он сей не столь уж и высокой вершины и возрадуется близкой победе оглушительным рыком, должен ты будешь со всей силой метнуть меня в разинутую его пасть.
– Что?!
– С радостью пожрет он меня. Сделай так, Анакха. В миг воссоединения нашего равно я и Клааль освободимся от нынешних наших обличий, и тогда начнется наша схватка. Не промахнись, сын мой, и не подведи меня, ибо это и есть та цель и судьба, для коей я сотворил тебя.
Спархок сделал глубокий вдох.
– Я не подведу тебя, отец, – всем сердцем поклялся он.
Все так же беснуясь и хлеща воздух кожистыми крыльями, Клааль поднимался все выше и выше по фасаду дворцовой башни. Спархок ощутил, как им овладевает странная, ничем не колеблемая отрешенность. Он прямо взглянул в лицо владыке ада и не испытал страха. Дело его – сама простота. Он лишь швырнет Сапфирную Розу в эту разинутую пасть, а если таковой возможности не представится – бросится туда сам, с Беллиомом в вытянутой руке. Он не ощутил ни сожаления, ни даже печали, приняв это твердое решение. Лучше это, чем погибнуть в какой-нибудь бессмысленной стычке на спорной границе, как случилось со многими его друзьями. Эта смерть будет не напрасна, а для воина это – лучшее, на что можно надеяться.
А Клааль лез, алчно стремясь добраться до своего ненавистного брата. Уже не более чем в нескольких ярдах ниже парапета сверкали жестоким торжеством его раскосые глаза, и оскаленные клыки роняли пламя, когда он проревел свой вызов.
И тогда Спархок вскочил на каменное ограждение и выпрямился, держа в вытянутой руке Беллиом.
– За Бога и королеву! – изо всей силы прокричал он свой клич.
Клааль протянул к нему чудовищную лапу.
И тогда Спархок со внезапностью освобожденной стальной пружины нанес удар. Рука его, опускаясь, хлестнула воздух, точно плеть.
– Получай! – крикнул он, швырнув сверкающий синевой камень.
С неуклонностью пущенной стрелы Сапфирная Роза вылетела из его руки в тот самый миг, когда Клааль еще шире разинул пасть, и исчезла в пылающей глотке.
Крылья Клааля, развернутые до предела, на миг застыли, трепеща от страшного напряжения. Гигантская тварь начала распухать, становясь еще громаднее, затем вдруг стала стремительно съеживаться…
И взорвалась.
Сила взрыва сотрясла землю, и Спархок, отброшенный с балюстрады, тяжело свалился на парапет. Он тут же вскочил и подбежал к балюстраде.
Две фигуры, сотканные из света, слепяще-голубая и обжигающе-красная, схватились друг с другом в пустоте, футах в десяти от него. Это была обычная схватка, яростный поединок воли и силы. Фигуры не имели черт и лишь отдаленно походили на человеческие. Раскачиваясь, они сцепились друг с другом, словно борцы на какой-нибудь сельской ярмарке, и каждый всей мощью своей воли и силы пытался одолеть равного ему противника.
Спархок и его друзья, стоявшие у балюстрады, оцепенели в благоговейном страхе, способные лишь не сводить глаз с этой битвы стихий.
А затем двое разомкнули враждебные объятия и замерли, пригнувшись и наполовину вытянув вперед громадные руки. Казалось, бессмертные братья ведут безмолвный, непостижимый разговор.
«Сие падет на твою долю, Анакха, – голос Беллиома в сознании Спархока звучал спокойно и отстранение. – Буде мы с Клаалем продолжим бой, мир сей будет уничтожен, как частенько случалось прежде. Ты принадлежишь сему миру, а потому сразишься за меня. Принадлежишь ты сему миру, и властвуют над тобой ограничения, кои не сдерживают меня. Боец, выставленный Клаалем, подобно тебе, ограничен».
«Исполню я все, как тобой сказано, отец мой, – ответил Спархок. – Выйду я сражаться за тебя, ежели сие неизбежно. Кто же будет мой противник?» Яростный рев донесся снизу, и из руин белесого храма вырвалось живое пламя.
«Се твой противник, сын мой, – ответил лазурный дух. – Клааль призвал его биться с тобой». «Киргон?!» «Именно так».
«Но он же бог!» «А ты разве нет?» Голова у Спархока пошла кругом.
«Загляни внутрь себя, Анакха. Ты – сын мой, и я сотворил тебя, дабы стал ты вместилищем моей воли. Ныне я высвобождаю эту волю и передаю ее тебе, дабы стал ты поборником и защитником сего мира. Восчувствуй же, как проникает в тебя ее мощь!» Словно распахнулась дверь, которая до того неизменно оставалась запертой. Спархок ощутил, что его разум и воля расширились безгранично, когда рухнул незримый барьер, и с этим ощущением на него снизошло немыслимое спокойствие.