Хроники Тамула
Шрифт:
«Отныне ты воистину сын мой, Анакха! – с восторгом воскликнул Беллиом. – Твоя воля отныне – моя воля. Отныне все возможно для тебя. Это твоя воля истребила Азеша. Я был лишь орудием твоим. В нынешнем же поединке станешь ты моим орудием. Устреми несгибаемую волю твою к сей цели. Возьми ее в руки свои, и переплавь, и скуй из нее силой разума своего оружие, коим ты сразишься с Киргоном. Если в сердце твоем нет лжи, не устоит он против тебя. Иди же! Киргон ждет тебя».
Спархок глубоко вздохнул и бросил взгляд на площадь далеко внизу, заваленную обломками камня. Живое пламя, что вырвалось из руин храма, сгустилось в сияющий человеческий
– Приди, Анакха! – прорычал он. – Встреча наша была предсказана еще до начала времен! Сие твоя судьба – будешь ты одарен честью превыше всего пасть от моей руки!
Спархок намеренно отбросил цветистую сложность архаического стиля.
– Не торопись праздновать, покуда не победил, Киргон! – крикнул он в ответ. – Не уходи! Я сейчас приду!
Он оперся ладонью о балюстраду и легко перемахнул через нее.
И замер, повиснув в воздухе.
– Отпусти, Афраэль, – бросил он.
– Ты хоть понимаешь, что творишь?! – воскликнула она.
– Просто сделай, как тебе сказано. Отпусти меня.
– Ты упадешь!
– Нет, не упаду. Поверь мне, я справлюсь. Не вмешивайся. Киргон ждет, так что будь добра, отпусти меня.
Собственно говоря, это был не совсем полет, хотя Спархок был уверен, что захоти он – и полетел бы. Ощущая во всем теле странную легкость, он опускался к руинам храма Киргона. Не то чтобы он лишился веса – скорее, его вес лишился всякого значения. Его воля была сильнее земного притяжения. С мечом в руке, он опускался вниз плавно, как перышко.
Киргон ждал его. Пылающий силуэт древнего бога втянул в себя пламя, преображая его в старинные доспехи, какие носили его почитатели, – кираса из полированной стали, конический шлем с султаном, огромный круглый щит и меч в руке.
Странное прозрение посетило Спархока, покуда он невесомо скользил вниз в прохладном утреннем воздухе. Киргон был не столько туп, сколько консервативен. Изменения он ненавидел, изменений страшился. Оттого он и заморозил своих киргаев во времени, стерев из их сознания всякую способность к изменению, к новому. Киргаи, не затронутые бегом времени, навеки оставались такими, какими были, когда еще мыслью зародились в сознании своего бога. Он сотворил идеал и оградил его от всего мира – законами, обычаями, врожденной ненавистью к переменам – так что этот народ, застывший в своей идеальности, был обречен с той минуты, когда первый киргай ступил ногой, обутой в сандалию, на твердь вечно меняющегося мира.
Спархок едва приметно усмехнулся. Киргон, оказывается, нуждается в нескольких уроках о благотворности перемен, и первый его урок будет посвящен преимуществам современных доспехов, оружия и тактики боя. «Доспехи», – подумал Спархок, и тотчас же оказался облачен в покрытую черной финифтью сталь. Почти небрежно отшвырнул он свой обычный походный меч, и в тот же миг рука его наполнилась тяжестью более длинного и массивного церемониального клинка. Теперь он был пандионским рыцарем в полном облачении, воином Бога – нескольких богов, язвительно поправил сам себя Спархок, – а кроме того, почти случайно, защитником не только своей королевы, своей Церкви и своего Бога, но и, если он верно прочел мысли Беллиома, своей прекрасной и отчасти ветреной сестры – Земли.
Он опустился наземь среди развалин храма.
– Приветствую тебя, Киргон, – проговорил он с глубочайшей торжественностью.
– Приветствую тебя, Анакха, – отвечал бог. – Признаюсь, я недооценил тебя. Ныне ты занял надлежащее тебе место. Не раз приходил я в отчаяние, страшась, что ты никогда не постигнешь истинного своего значения. Ученичество твое затянулось сверх меры, и, мнится мне, немалой виной тому неуместная твоя связь с Афраэлью.
– Мы тратим время попусту, Киргон, – прервал Спархок его цветистые словоизречения. – Приступим. Я и так уже опоздал к завтраку.
– Да будет так, Анакха! – Лицо Киргона с классическими чертами выразило одобрение. – Защищайся! – И он нанес удар своим огромным мечом, целя в голову Спархока.
Но Спархок уже успел начать свой выпад, и их мечи со звоном столкнулись в воздухе, не причинив никому вреда.
Так хорошо было снова сражаться. Ни политики, ни лицемерных, приводящих в смятение речей, ни ложных посулов – только чистый резкий звон стали о сталь и слитное движение мускулов под кожей.
Киргон был быстр, как Мартэл в годы своей юности, и, несмотря на ненависть к новшествам, учился быстро. Сложные движения кисти и руки, признак отменного фехтовальщика, казалось, сами собой, почти неосознанно приходили к древнему богу.
– Бодрит, верно? – выдохнул Спархок с волчьей усмешкой, полоснув по плечу бога. – Открой свой разум, Киргон. Ничто не стоит на месте – даже вот такая простенькая мелочь. – И он вновь ударил, ранив правую руку Киргона.
Бессмертный бросился на него, выставляя перед собой огромный круглый щит, стремясь волей и силой одолеть своего лучше обученного противника.
Спархок взглянул в это безупречное лицо и увидел с нем сожаление и отчаяние. Он напряг плечо, как учил его Кьюрик, и заблокировал руку со щитом, создавая непреодолимое препятствие бесплодным ударам противника. Эти выпады он отражал лишь легким ударом меча.
– Сдавайся, Киргон, – проговорил он, – сдавайся и живи. Сдавайся – и Клааль будет изгнан. Мы с тобой оба принадлежим этому миру. Пусть себе Беллиом и Клааль сражаются за другие миры. Возьми свою жизнь и свой народ – и уходи. Я не стану убивать тебя.
– Отвергаю я сие оскорбительное предложение, Анакха! – почти выкрикнул Киргон.
– Что ж, этого достаточно для удовлетворения рыцарской чести, – пробормотал сам себе Спархок с огромным облегчением. – Бог знает, что я делал бы, если б он согласился. – Он вновь поднял меч. – Да будет так, брат, – проговорил он. – Так либо иначе, нам не суждено существовать в одном мире. – Казалось, плоть его и воля разрастаются под черными доспехами. – Смотри же, брат, – процедил он сквозь стиснутые зубы. – Смотри и учись.
А затем он обрушил пятьсот лет обучения, подкрепленные растущим гневом, на жалкого беспомощного божка, который нарушил покой мира, покой, которого Спархок так жаждал еще с тех пор, как вернулся из изгнания в Рендоре. Он рассек бедро Киргона классическим pas-four. Он полоснул по этому безупречному лику Мартэловым изобретением parry-pas-nine. Он разрубил пополам огромный щит Киргона Вэнионовым third-feint-and-slash. Среди всех рыцарей церкви пандионцы считались наилучшими фехтовальщиками, а Спархок слыл наилучшим фехтовальщиком среди пандионцев. Беллиом назвал его равным богу, но Спархок сражался как человек – отменно обученный, слегка размякший и постаревший для подобных забав – но абсолютно уверенный, что, если судьба мира в его руках, он способен выстоять еще хотя бы один бой.