Хроники всего мира: Время расцвета
Шрифт:
На следующий день хоронили уже в Люденшайде, в фамильной гробнице Бергов. Покойного туда доставил катафалком похоронный дом, семья и близкие вернулись из Бонна ещё вечером. Высокое майское солнце светило сквозь зелень радостно, словно насмехаясь над горем людей, тянувшихся траурной колонной. Всё было чёрным: вороные кони, лаковая карета, кучер в угольном камзоле, мужские шляпы и невесомые траурные вуали, лишь резали глаз алый бархатный пьедестал под гробом, венки из бордовых роз, да красные бинты на ногах у лошадей. Семейный склеп расположился на протестантском кладбище, что на улице Матильды. От входа прошли налево ещё шагов сто. У фрау Берг подкашивались ноги, поэтому её держали под руки зять и незнакомый Цеппелину господин в монокле.
Когда
– Герр Колсман, приношу свои извинения, что обращаюсь в столь неподходящий момент. У нас с вашим тестем было общее дело…
– Да, граф, – кивнул Альфред, – я в курсе.
– Пока не объявлено, кто будет вести дела фирмы, мне вынужденно придётся заморозить работы над новыми образцами. Я прошу вас лишь сообщить мне о решении семьи, когда назначат управляющего или нового генерального директора. – Цеппелин подал Колсману карточку с адресом.
– Тесть просил, чтобы концерн возглавил я. Алюминиевый завод в Вердоле, входящий в холдинг, принадлежит мне. Достался от отца. Мы разговаривали с Бергом в госпитале, обсудили планы. Он знал, что умирает, поэтому вызвал душеприказчика и составил завещание. Если вы дадите нам немного времени привести семейные дела в порядок, – Колсман коротко кивнул в сторону дам, – я изучу документацию проекта и свяжусь с вами.
– Буду ждать.
Цеппелин пожал Альфреду Колсману руку и отбыл на вокзал.
* * *
Шесть лет назад, когда имущество акционерного общества выставили на торги в связи с банкротством, спасти проект можно было только личными вложениями. Цеппелину ничего не оставалось, как приобрести участок земли, подаренной акционерному обществу королём Вильгельмом II Вюртембергским, ангары, все мастерские, станки и даже сам дирижабль. Верный Дюрр купил остальное. Людвига Дюрра фон Цеппелин встретил в конструкторском бюро Немецкой ассоциации содействия аэронавигации, тот был ещё студентом высшей школы машиностроения в Эсслингене-на-Неккаре. Ум и верность этого человека покорили графа, и в момент краха именно Дюрр оставался единственным сотрудником компании – лишиться его для Цеппелина означало предать собственные идеалы. Были времена, когда конструктор работал без страховки и даже жалования, жил в бараке на берегу озера, работал в самых спартанских условиях. В шефе своём Дюрр никогда не сомневался. Именно тогда он показал графу собственную разработку – новаторскую конструкцию лёгкого типа, которая стала основой всех будущих дирижаблей Цеппелина.
Теперь у корабля было два даймлеровских 85-лошадиных мотора, которые приводили в движение четыре трехлопастных винта, киль стал устойчивее, а у двух рулей высоты площадь охвата стала больше, чем у LZ 1. Чтобы снизить газопроницаемость, для оболочки взяли два полотна хлопка, между которыми проложили слой резины. Конструкцию разделили на шестнадцать отсеков и улучшили систему шпангоутов.
В день старта, 17 января, был сильный ветер, и дирижабль мог его преодолеть, успей он подняться выше 450 метров. Корабль вышел на четырёхсотметровую высоту, и тут порывом сначала повредило боковой руль, затем Цеппелин понял, что сначала отключился и не реагирует правый двигатель, а потом топливо перестало поступать и в левый. Посадить 128-метровый корабль между горами в Альгое было непросто: граф выпустил газ из камер, якорем зацепился прямо в поле, гондолы ударились о замёрзшую землю и корпус дирижабля завалился на них. Набежали фермеры, вытащили Цеппелина и Дюрра из рубки. Подтащили тяжёлые камни с ближайших гор, закрепили вместо оборванного ветром якоря на носу и корме дирижабля. Это его и сгубило, да кто ж знал. Ночью ветер перерос в сильную грозу, и закреплённый корабль мотало так, что почти полностью сорвало оболочку, а двигатели и каркас вмяло в каменистую землю, поэтому дирижабль оставалось только отдать на переплавку.
Отчаяние не покидало долго. Впервые немногие последователи Цеппелина видели его в таком состоянии: готовым отказаться от любимого дела. Тут ещё газетчики словно с цепи сорвались. В «Франкфуртской» вышло сразу две разгромные статьи какого-то Эккенера: 19 января – «Новая попытка путешествия графа Цеппелина» и на следующий день – «Конец воздушных кораблей Цеппелина». А самое невыносимое, что этот писака был прав почти во всём. Цеппелин кидал газету на стол, сердито подкручивал усы и думал, что делать. Сделал, что и всегда. Поговорил с Изабеллой, та заложила кое-что из драгоценностей, граф добавил своих, и семейный капитал уменьшился ещё на сто тысяч марок. Кайзер и военное министерство от провального чудака в очередной раз отвернулись. Один лишь суверен, король Вюртемберга, продолжал верить в графа и очередной денежной лотереей покрыл цеппелинов кредит на новое строительство. Воспрянув духом и вспомнив армейское прошлое, в одном из разговоров с соратниками граф решает: «Во имя Бога, давайте начнём с самого начала». И начали.
То, что можно было использовать в работе, с разбитого LZ 2 аккуратно сняли и гужевым транспортом отравили на верфь. Дюрр построил аэродинамическую трубу и предложил испытать прототип LZ 3 сначала в ней. Так выяснили, что хвостовое оперение нового образца стабилизирует корабль на ветру – теперь дирижабль перестал походить то ли на парящую сигару, то ли на летающую колбасу и стал огромной серебристой рыбой, которая вот-вот отправится в плавание по небесному океану. Дюрр методично исследовал на разрыв различные материалы для оболочки, проверял их растяжимость и газонепроницаемость. Систематизировал эффективность различных видов винтов, анализировал работу рулевого управления, измерял, записывал, пересчитывал.
Однажды вечером Изабелла показала мужу газету – Эккенер написал в очередной заметке: «Какой большой и сильный человек, как велико и сильно человеческое сердце, которое бросает вызов всем силам на земле». Граф по привычке хмурился за чтением, потом в усах появилась улыбка. Посмотрел на жену вопросительно. Шестидесятилетняя Изабелла, статная, с поседевшими волосами, уложенными в затейливую причёску, всё понимая молча глядела на своего вояку, да и махнула рукой. Всё равно не угомонится. Так у команды Цеппелина появился ещё один приверженец. Оказалось, что Эккенер переехал с севера в Фридрихсхафен и работал внештатником. Граф посетил журналиста дома, побеседовал с ним о проблемах, в том числе и конструктивных. Выяснилось, что Эккенер не просто журналист, а научный консультант в газете, оттого чрезвычайно подкованный в технических вопросах человек: он давал графу дельные замечания и предлагал разумные альтернативы. Хуго стал периодически бывать на производстве и помогать, чем мог: писал статьи в защиту нового проекта, призывая сограждан оказывать посильную помощь в развитии воздухоплавания.
В середине лета прямо на верфь принесли письмо. Воодушевлённая девица писала о том, как важно то, что делает Цеппелин, и просилась на работу. Лишних денег на помощницу у графа не было, поэтому письмо он положил в сюртук, да и забыл. Через пару недель его обнаружила Изабелла, когда собирала в гардеробе вещи в чистку.
– Дорогой, что за бумаги у тебя в сюртуке?
Граф оторвался от рабочей тетради, в которой зарисовывал то новые винты, то улучшения в каркасе дирижабля.
– Бумаги?
– Ну вот, письмо. – Изабелла протянула почти несмятый конверт. Цеппелин покрутил его, увидел штемпель: Шторков.
– А-а-а! Это, знаешь, даже забавно. Какая-то гимназистка просится на работу. Люблю, говорит, небо, а вы только им и занимаетесь. Давайте заниматься вместе, согласна, мол, на любую работу.
И снова склонился над тетрадью. Супруга смотрела на него внимательно, словно ждала продолжения. Но граф уже увлёкся, чертил самозабвенно, так, что чернила летели.
– А ты что? – поторопила она в ожидании развязки.